Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

ними возиться. Изменник, пошел против присяги, своего государя и Бога, отправляйся на виселицу и в ад! Там тебе самое место.

Наконец-то, страх отошел, спрятался, забрался в самые глухие уголки его сознания. Панические настроения первых часов растворились, словно их никогда и не было. На их смену пришла решимость и уверенность. Император был готов действовать незамедлительно, но случилось еще кое-что…

— Кто там еще? — рявкнул Николай Павлович, когда в дверь несколько раз настойчиво постучали. — Сказал же, что беспокоить только по важному делу. Если опять с обедом, то пошли прочь!

Но стук повторился. Почти сразу же дверь отворилась и в открывшемся проходе показалась знакомая ему фигура митрополита.

— Что лаешься, государь? Невместно тебе так вести себя, — пробасил внушительно священник, проходя в кабинет. — Вижу, ты не поддался пагубному страху и полон решимости в это тяжелое время, когда ересь и скверна пробралась в самое сердце последнего православного царства. Крепись, государь.

И так произнес эти слова, что у императора нехорошо «заныло под ложечкой». Значит, что-то еще нехорошее произошло. Он вскинул голову, смотря прямо в глаза священника.

— Эй! Заносите! — митрополит вдруг резко развернулся и громко крикнул в сторону двери. — Крепись, сын мой, — еще раз произнес он с тяжелым вздохом.

В дверях появились двое солдат, держа за ручки носилки. С другой стороны держалось за ручки еще двое.

— Сюда ложите, — митрополит показал на диван у стены. — Осторожнее, голову держите.

Император наблюдал на все это с недоумением. Кого это внесли в его кабинет? И, главное, зачем? Он внимательно разглядывал человека, закутанного в черный плащ. Отметил темную маску на его лице.

— Это один из них, из заговорщиков? — Николай Павлович кивнул на плащ, уже понимая, что в его кабинете один из заговорщиков. — Тоже с перстнем? Роза и крест?

Ничего не говоря, митрополит кивнул. При этом продолжал стоять рядом с лежавшим на диване человеком, то и дело поправляя на нем сползающий черный плащ.

— Тогда, какого черта он здесь делает? Его место в Третьем отделении! — скривившись, вспылил император. — Владыка, что здесь происходит?

— Не поминай Врага человеческого! — недовольно сверкнул глазами митрополит, и повелительно махнул рукой. — Подойди, государь.

Император нахмурился. Тон митрополита ему совсем не понравился. Никто к нему еще так не обращался.

— Ты, владыка, забыл, с кем разго…

В этот момент митрополит резко стянул маску с лица лежавшего человека, и у императора тут же все его заготовленные гневные слова застряли в горле.

— Господи… — ахнул император, сразу же узнав в этом человеке своего сына, наследника престола. — Александр… Александр, ты, ты…

Он опустился на корточки и схватил сына за руку, на которую тут же уставился с непередаваемым ужасом. На безымянном пальце его правой руки был надет перстень с узнаваемой гравировкой розы и креста.

— Ты, ты… тоже из них⁈ Александр, ты с ними?

Для него, как отца, это был страшный удар. Ведь, его сын был среди заговорщиков тайного общество Розы и креста. Теперь становилось совершенно ясным и понятным то, почему среди членов этого общества было так много знатных и высокопоставленных персон. Они все просто шли за будущим государем.

— Господи, мой сын клятвопреступник, заговорщик и будущий… отцеубийца, — зашептал бедный отец, с трудом касаясь лица сына. — Господи… Это же божья кара за батюшку…

Из его глаз скользнули слезы, оставив после себя влажные дорожки. Самое страшное, что может испытать отец — осознать, что твой сын, твоя кровь, готов тебя убить.

— Ведь, с ним все случилось точно также. Господи, все точь в точь.

Произошедшее много лет назад с императором Павлом Петровичем долгое время было запретной темой в семье. Ведь, на престоле тогда правил тот, кого многие за глаза называли главным виновником смерти государя.

— Кара, божья кара за батюшку. Господи, господи…

Он рухнул на колени, схватил руку сына и крепко прижал ее к своей груди.

— Сынок, почему? Скажи, почему ты с ними? Это же враги. Что они тебе пообещали? Власть? Ты же и так будущий император. После моей смерти, все это станет твоим. Слышишь?

Мужчина снова и снова звал сына, лежавшего без чувств.

— Что ты наделал…

— Крепись, государь, — на его плечо легла рука митрополита и крепко его сжала. — Господь дает нам только те испытания, которые мы можем перенести… Государь, цесаревича нашел верный человек. Он же тайно привез его ко мне в дом. Больше никто не знает, что ваш сын был в том доме. Это верный престолу человек, государь. Он будет молчать обо всем.

Император отпустил руку сына, и медленно поднялся. На его лице появилась горькая улыбка.

— Верный человек, владыка? Тебе самому не смешно это говорить? –печально рассмеялся. Смех прозвучал хрипло, как карканье ворона. — Меня предали знатнейшие люди империи. Меня предал мой собственный сын, мой кровь и плоть, моя опора. А ты говоришь, верный человек…

— Государь, говорю тебе, это преданный престолу человек, — твердо повторил митрополит. — От него никто ничего не узнает. Он сказал мне, что заговор обезглавлен. В пожаре погиб сам магистр и его ближники. Он, правда, верен тебе.

— Кто он? Я его знаю?

Митрополит кивнул.

— Это Пушкин.

У императора расширились глаза от удивления.

— Да, тот самый Пушкин. Орден тоже хотел его убить.

— Я хочу его видеть. Немедленно! Эй, кто там есть⁈ — Николай Павлович подбежал к двери и открыл ее пинком. — Живо доставить ко мне камер-юнкера Пушкина! За час управитесь, всех к следующему званию!

У капрала, что со своими солдатами стоял перед императором на вытяжку, аж усы торчком встали. В особой императорской придворной роте все новые звания на годы вперед расписаны, и получиться новое вне своей очереди просто никак не возможно. А тут такой шанс.

— Немедленно исполним, Ваше Величество! — гаркнул во все горло капрал. — Слушай мою команду…

Император закрыл дверь и вернулся обратно.

— Что теперь думаешь делать, государь? — митрополит Серафим показал на лежавшего цесаревича. Тот, по-прежнему, лежал в беспамятстве, не шевелился. И лишь медленно поднимавшаяся при дыхании грудь говорила, что он живой. — Это тяжелое испытание, которое не просто пройти. Твой великий предок Петр Алексеевич тоже оказался перед тяжелым выбором, когда узнал про своего сына…

Николай Павлович, не сводя печально взгляда с сына,