Обещание - Люси Даймонд

в контратаку. «Какой смысл в образовании? — презрительно ответила она. — Ты это хочешь сказать?»

«Я имею в виду, в том, чтобы написать рассказ. Это ведь совсем не важно, не так ли?» Боже, что привело его в такое состояние? Он наверняка знал, что не стоит затрагивать таким образом эту тему. «Ну, на самом деле это важно. Во-первых, это весело. Дети начинают сходить с ума от своего воображения. Они создают что-то вместе, как класс, так что это прекрасное совместное творчество, и…»

«Хорошо, — прервал ее муж. — Но это не поможет им в реальном мире, верно?»

Она уставилась на него, уязвленная. «Поможет, если мои уроки заставят их ощутить уверенность в себе, — ответила Зои. — Так и будет, если это поможет им работать в команде и чувствовать уверенность в том, что их идеи поощряются, а не отвергаются. Я прошла целый курс в университете о том, как учиться через игру — если дети…»

«О, в универе, — усмехнулся он. — Я все гадал, когда ты собираешься об этом упомянуть. Хотя поступление в университет учит далеко не всему, не так ли?»

Спор, казалось, становился все серьезнее и неприятнее с каждой секундой, он как будто катился с холма и набирал скорость. Этого последнего аспекта они уже касались раньше; Зои знала, что Патрик болезненно реагировал на упоминание об университете, не в последнюю очередь потому, что она выучилась, а он — нет. Он был умен, но не интересовался учебой, сдавал экзамены, но в шестнадцать лет ушел, чтобы сразу приступить к работе. «Университет жизни — это все, что тебе нужно, — утверждал он. — Все, что тебе нужно».

«Нет, — сказала она, устало выкладывая нарезанные овощи на сковородку. — Поступление в университет не научит всему, Патрик».

«Пустая трата денег, если хочешь знать мое мнение. Я, конечно, не ожидаю, что наши дети будут беспокоиться о таких вещах. Идти и приниматься за работу, вот что они должны делать. Иметь хоть немного собственной гордости, а не бездельничать, будучи студентами».

Она знала, что он намеренно пытается вывести ее из себя, и в другой раз могла бы шуткой снять напряжение, перевести разговор в более безопасную зону. Но теперь Патрик начинал действовать ей на нервы. «Ну, я надеюсь, что наши дети поступят в университет, — сказала она, добавляя в кастрюлю немного оливкового масла и все перемешивая. — Мне бы очень хотелось, чтобы они это сделали. Они все достаточно умны, чтобы делать все, что захотят. Почему ты отказываешь им в этом опыте?»

Она, конечно, знала, почему. Однажды он признался ей, что больше всего боится, как бы дети, став взрослыми, не опередили его в интеллектуальном плане. Не стали умнее его и не смотрели на него свысока, на своего папашу — синего воротничка с его фургоном и инструментами. Она сделала все возможное, чтобы успокоить его: «Конечно, они этого не сделают! Они восхищаются тобой, любят тебя…» Но Итан уже начал предпочитать ее, когда дело доходило до просьбы о помощи в домашнем задании, как будто чувствовал, что отец не сможет провести его через то, на чем застрял сам. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что это задевает гордость Патрика.

Спор продолжался, отрывистый и бессмысленный, учитывая, что Итану было всего четырнадцать и он даже не задумывался о своем дальнейшем образовании. Зои всегда умела быстро оправляться от срыва — быстро вспыхивала и быстро успокаивалась, и жизнь продолжалась, но Патрик был угрюмее, и он мог потом целый вечер париться в черном облаке. Она обрадовалась, когда он напомнил ей, что собирается встретиться с Дэном и остаться у него на ночь, чтобы помочь ему на следующее утро срубить засохшее дерево. Обрадовалась, что сможет провести вечер в одиночестве, попытаться вернуть то хорошее, счастливое настроение, которое было у нее до его прихода.

Конечно, воспоминание об этом сейчас терзало ее. Тот факт, что тогда она хотела провести вечер в одиночестве, а теперь у нее больше нет выбора — почти каждый чертов вечер она проводит одна на диване, с зияющей пустотой на противоположном конце, где должен сидеть Патрик, дружески касаясь ее ноги своей и рассказывая о прошедшем дне.

А потом он не пришел домой на следующий день, и она предположила, что это, должно быть, потому, что он все еще злился на нее, кипит, не может забыть о ссоре и жить дальше. Когда в то утро она позвонила Дэну и услышала, что Патрик даже не остался на ночь, она снова приняла это на свой счет — решила, что он, должно быть, так сердится на нее, что не захотел даже возвращаться домой. Только несколько часов спустя, когда от него все еще не было никаких вестей, до нее начало доходить, что, возможно, могло произойти что-то худшее.

Ее палец скользнул за правое ухо, где был участок сухой, шелушащейся кожи, доходивший до линии волос. Зои часто терла это место, когда чувствовала себя несчастной, хотя знала, что, вероятно, делает еще хуже. Уже почти придя домой, с раскрасневшимися от свежего воздуха и движения щеками, она поклялась достать немного вазелина или ночного крема, чтобы снять раздражение. Тут она остановилась как вкопанная на тротуаре перед домом, когда поняла, кто сидит на пороге: на нее в упор смотрел большой черный кот, которого она никогда раньше не видела.

У нее перехватило дыхание.

— Патрик? — недоверчиво прохрипела она.

При ее приближении желтые глаза кота тревожно округлились, и он сжался в комок, а потом перемахнул через низкую стену в следующий палисадник и исчез в кустах.

Зои отыскала ключи и вошла в дом. Прислонилась изнутри к двери, чувствуя себя полной идиоткой. Слава богу, никто из соседей не видел, как она звала какого-то кота именем покойного мужа. Они подумают, что она совсем сошла с ума. Зои обхватила голову руками и на мгновение замерла. На днях плакала при незнакомке в магазине, теперь вот разговаривала с котом… «Возьми себя в руки», — стиснув зубы, приказала она себе.

Глава десятая

— О! Привет, — сказала Лиз, открыв дверь и увидев стоящего на пороге Дэна. — Что случилось, любимый?

— Привет, мам, — поздоровался Дэн. — Просто решил заскочить.

Она подняла тонко выщипанные брови