Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей

Оказавшись дома, супруге пришлось изрядно помучиться, укладывая его на диван, словно маленького. Мозг совсем опьянел и отказал полностью. Александр что-то бормотал на русском, французском и немецком, умудряясь вставлять в эту мешанину даже английские слова.

Ольга Львовна героически сражалась с пьяным мужем, пользуясь тем, что была не намного меньше, но куда решительнее. Уложив мужа на диван и подоткнув его по бокам шерстяным одеялом, чтобы не свалился на пол в пьяном сне, она присела рядом, с удивлением вслушиваясь в непривычную речь. Но ничего из неё так и не смогла понять, тяжело вздохнула и прошептала сама себе:

— Нет, всё-таки сотрясение мозга было не лёгким, как сказал доктор, а тяжёлым, очень тяжёлым. Бедный Саша, сколько всего на него свалилось в одночасье, но он стал пламенным вождём революции. Все вокруг восхищаются им и даже мне достаются лучи от его народной славы.

Покачав головой, она затушила свет и отправилась спать к детям, оставив Керенского один на один со своими пьяными снами. А Алексу снилась Москва, расцвеченная яркими огнями, его гостиница, да и сама будущая столица тоже. Остро хотелось домой к ма…, нет к тому родному миру, который он навсегда потерял. Хотелось сесть в свой «Панамера» и, раскручивая обороты двигателя до критической отметки, гнать по Кутузовскому проспекту, невзирая на скоростные ограничения. А вокруг бы мелькал залитый неоновым светом фонарей ночной город, который он знал, в котором жил и который искренне любил.

Пьяные слёзы потекли по его лицу. Хорошо, что Ольга Львовна уже ушла спать, иначе она бы решилась позвонить в больницу, несмотря на ночное время, и вызвать на дом доктора. Пусть с охраной, вплоть до взвода солдат, но он был бы ей нужен. Однако женщина уже спала и не видела как плачет во сне человек, которого она считала своим мужем.

Глава 11. Похмелье

"Кто был никем, тот станет всем" — этот принцип революционного переворота, провозглашенный "Интернационалом", отредактирован жизнью: "Кто был никем, тот стал ничем".

"Peвoлюция oтpицaeт нe тoлькo личнocть, нo тaкжe и cвязь c пpoшлым, c oтцaми, oнa иcпoвeдyeт peлигию yбийcтвa, a нe вocкpeceния." Николай Бердяев

На следующее утро Алекс полностью ощутил всю тщетность бытия. Если бы это был только коньяк, то еще ничего. И голова бы не стала по ощущениям квадратной, и во рту бы кошка с целым выводком котят не гадила бы, и пить бы не хотелось, как верблюду после длительного перехода по пустыне. И вообще, зачем люди пьют?

Всё дело в том, что первая бутылка французского коньяка не оказалась последней, за ней последовал другой коньяк, более дешёвый, потом водка, водка и ещё раз водка. Последствия были, что называется, на лице. Алекс медленно поднялся с дивана, аккуратно сложил одеяло, которым был укрыт, помассировал лицо, затёкшее от тяжёлого сна, и пошёл умываться. Зайдя в ванную, он уставился на чужое отражение в зеркале.

«Ну и рожа у тебя, Шарапов», — почёсывая небритые щёки, подумал Керенский. Эти синяки под глазами, отёкшие веки и маслянисто блестевшие губы, вкупе с белыми заедами от бурно проведённого вечера, совершенно изуродовали его и так не слишком привлекательное лицо.

Пришлось принимать освежающие процедуры. Тщательно вымывшись холодной водой, Александр энергично растёр тело докрасна длинным полотенцем с изображениями китайских узоров и домиков с кривыми крышами. Взяв опасную бритву, он попытался легко и просто снять со своих щёк щетину, но не тут-то было.

До этого момента его пару раз брила жена, весьма ловко смахивая с его щёк и подбородка мыльную пену и волоски. Сейчас, чтобы не расстраивать своим видом супругу, он решил проделать эту процедуру сам. Изрезав себе всё лицо и изрядно разозлившись, он, наконец, справился с этой многотрудной задачей.

Оказывается, опасную бритву нужно особым образом зажимать в руке, и без должного опыта побриться без глубоких и длинных порезов оказалось критически невозможно. Завершив процедуру, будущий диктатор побрызгал на щёки «Тройным» одеколоном, весьма дорогим в то время и позабытым сейчас ввиду катастрофического развития парфюмерии, после чего вышел из ванны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Дорогая, я на службу. Время не ждёт!

— Саша, время тебя очень сильно ждёт. Машина за тобой приехала ещё два часа назад, а я не смогла тебя добудиться. Только я вышла, а ты вслед за мной встал и зашёл в ванную. Я даже не успела тебя предупредить…

Алекс мысленно пожал плечами.

— Ну, что же, дорогая, я ведь не робот, чтобы работать без отдыха.

— Робот? А кто такой робот? — удивилась Ольга Львовна.

— Это такой термин, ныне позабытый, из английского, — Алекс ругнулся про себя, досадуя, что так глупо «спалился», — в общем, означает, что я не часовой механизм, а всего лишь человек. С таким напряжением сил недолго и с ума сойти. Дорогая, сегодня мне придётся заночевать в правительстве, так что не жди. Очень много дел. Мне нужно посетить тюрьмы и Петропавловскую крепость. Боюсь, я не успею вернуться. Возможно, это будет и не один раз, но ты должна понимать: революция требует жертв! — и Керенский, быстро войдя в привычную колею, с пафосом закончил свой спич перед дражайшей супругой.

— Ага! Я так и поняла, особенно после вчерашнего.

— Нет, — поморщился Алекс, — Как раз сегодня ты и не поняла, по какому поводу я пил с Коноваловым. Дело в том, что вчера меня назначили ещё и министром внутренних дел.

— Саша, а ты справишься? — с испугом произнесла супруга.

— Конечно, даже не сомневайся. Да и потом, куда мне деваться. Власть надо собирать по прутику, чтобы потом связать из отдельных министерских постов такой веник, которым можно будет вымести весь мусор и грязь, которые накопились вокруг. Революция требует чистоты, и она её получит! — опять свалившись в пафос, убедил Керенский супругу.

— Я поняла, дорогой, машина тебя ждёт. Звони мне, пожалуйста, почаще.

— Всенепременно, Ольга. Если появятся какие-либо проблемы, звони моему секретарю Вове Сомову. Телефон 11-13425, он всегда на месте и сможет найти меня, если вдруг появится такая срочная необходимость, — и он вышел из квартиры, напоследок поцеловав супругу в щёчку.

Сидя в машине и чувствуя на лице промозглый, пронизывающий мартовский ветер, Алекс Кей внезапно задумался, а что он может привнести в это время из достижений двадцать первого века. Весьма серьёзное и в то же время простое изобретение увеличило бы его шансы на победу. Это, кажется, называли прогрессорством. Какое-нибудь полезное изобретение помогло бы ему заработать деньги, после чего они сразу же ушли бы на создание собственных боевых отрядов.

А что он может придумать? Автомат Калашникова? И каким образом он сможет объяснить, как его создать технологически? Принцип действия местные оружейники поймут, но сколько нужно усилий, чтобы создать первый дельный образец? А самое главное, сколько на это уйдёт времени? А его как раз-таки и нет.

То же самое с пенициллином и другими лекарственными препаратами. Для того, чтобы создать лекарство, надо быть фармацевтом. Очень грамотным фармацевтом… А не обычным провизором, весь функционал которого состоит в знании названий лекарств и их действий. Следовательно, эта тема тоже отпадает. Остаётся химия, в которой он понимает так же, как и в фармацевтике.

Грустно, очень грустно. Голова, укрытая мерлушковой шапкой, дико болела после вчерашних возлияний. Не обращая внимания на тяжелое состояние, Керенский продолжал пытать себя:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

«Хорошо бы придумать востребованное лекарство, хотя бы пенталгин, или что-либо подобное, но это опять химический синтез. А его формул я, что естественно, не знаю. Как, впрочем, формул и любого другого вещества, кроме спирта. Что же ещё? Канцелярщина была уже почти вся придумана, да и несерьёзно это — ручки-карандаши, блокнотики-стикеры. Техника? Самолёт, танки, бронемашины… Опять мимо кассы».