Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей

— Я вас уже давно жду, Александр Фёдорович.

— Я пришел сразу, как только мне доложили о вашем приглашении, господин министр-председатель.

— Прекрасно. Присаживайтесь тогда к столу, любезный Александр Фёдорович.

Алекс прошёл к большому столу, стоящему углом к рабочему столу князя, и занял стул возле него. Дождавшись, когда Керенский усядется, князь Львов начал говорить.

— Александр Фёдорович, ко мне обратились с просьбой два наших товарища: министр финансов и министр торговли, небезызвестные вам Терещенко и Коновалов. Они просили меня подумать над тем, чтобы передать вам должность министра внутренних дел, сняв её груз с себя. Это их инициатива, или ваша просьба?

— Да, это моя просьба и, видимо их инициатива, — прямо ответил Алекс. Он ожидал этого вопроса и уже давно продумал будущий разговор, — Я просил Терещенко с Коноваловым, чтобы они предупредили вас о моих намерениях навести порядок в обоих министерствах. Они поддержали меня и согласились переговорить с вами об этом. Надеюсь, моё предложение не показалось вам слишком наглым. Мне бы очень хотелось, чтобы вы смогли обсудить со мной эту тему спокойно и взвешенно. Дело в том, что я хочу снять с ваших плеч тяжесть ответственности ещё и за министерство внутренних дел. Вы несёте на себе и так огромный груз принятия непростых решений за судьбу России, а я готов взять на себя это ведомство. Я чувствую в себе силы для подобной ответственности. Кроме того, министерство внутренних дел ждёт коренная перестройка и лучше, если это будет поручено мне, а не пущено на самотёк.

— Но зачем вам это надо? — Князь Львов весьма удивлённо смотрел на Керенского.

Алекс ждал этого вопроса и, с ходу включив всю экспрессию и харизму, произнёс:

— Зачем? Гм. Всё очень просто на самом деле, Георгий Евгеньевич. И юстиция, и милиция делают одно дело, но порознь. Мы должны навести порядок с помощью крепко сжатого кулака, а не бить растопыренной пятернёй. Не хлестать по щекам, как разгневанная барышня, а бить твёрдым кулаком закона прямо в лицо нашим врагам, кто бы это ни был. Вы и сами знаете, Георгий Евгеньевич, что сейчас творится на улицах. Там бардак, милиция не справляется, а люди боятся. Я и сам не ожидал, что всё придёт к этому. Старые полицейские силы разогнаны, а свежие и молодые неопытны и совсем не обучены.

— Это плата за свободу, Александр Фёдорович!

— Я понимаю. Свобода прежде всего! И мы выпустим всех из тюрем, как и обещали, но будем ловить каждого, кто попадётся на грабеже и насилии. Наши тюрьмы опустеют, однако, вскоре начнут снова заполняться теми, кто не осознал всю ответственность перед народом и свободой, которую ему подарила Февральская революция. Мы будем нещадно бороться с ними и преследовать согласно новым, свободным от самодержавного идиотизма законами. Надо привлечь старые кадры и заставить их работать на революцию, обучать молодых милиционеров и помогать им ловить преступников. Я готов, я смогу, я знаю, как этого достичь.

Алекс распалился и несколько раз пристукнул своим маленьким кулаком по столу.

«Фантомас разбушевался», — смеясь сам над собой, подумал он, поймав себя на действии, раньше ему не свойственном. Всегда и везде он старался руководствоваться разумом, а не эмоциями. Чувства — это лишнее на работе. Но сейчас это было необходимо, для вящей правдивости.

Всё это время, пока Александр в очередной раз двигал свою пылкую речь, князь Львов внимательно, не отрываясь, смотрел на него. Керенский замолчал, после чего возникла долгая непонятная пауза. Наконец, князь Львов тяжело вздохнул и сказал:

— Признаться, Александр Фёдорович, я сомневался в своём решении сложить с себя бремя министра внутренних дел. Но сейчас, увидев и услышав вас, убедился, что вы точно знаете, что надо делать, а значит, вам и карты в руки, я не против. Сегодня подготовят указ о снятии с меня полномочий министра МВД и передачи вам всей ответственности. Дерзайте, уважаемый Александр Фёдорович, я надеюсь на вас!

— Спасибо, Георгий Евгеньевич, я оправдаю ваше доверие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я очень на это надеюсь, Александр Фёдорович. Мы все ждём законности и правопорядка, надеюсь, вам удастся его добиться. Прошу вас приступить к своим новым обязанностям, я отдам секретарю все необходимые распоряжения, — и он протянул Керенскому свою широкую и мягкую ладонь.

Алекс Кей пожал её, склонил голову в уважительном жесте и вышел из кабинета, направившись к себе на этаж. Оставшись наедине, он довольно потер руки, поддавшись эмоциям. Первое, самое тонкое место в плане прошло неожиданно успешно. Успех надо развивать, а потому теперь стоит еще больше работать головой. Заметив сидящего за столом перед его кабинетом Сомова, что-то кропотливо писавшего, Алекс обратился к нему.

— Владимир, опять ты прохлаждаешься?

— Как…, как вы могли подумать?! — с трудом прокашлявшись от возмущённого удивления, ответил тот.

Алекс невозмутимо продолжил песочить секретаря просто для развлечения:

— Ладно, на первый раз я тебя прощаю, однако потом, пожалуй, отправлю тебя в милицию. Там как раз людей не хватает, а ты самый грамотный среди них будешь. А то собрались, понимаешь, одни профессора архитектуры, да студенты. Скарятин, например, говорит, что там есть вообще непонятно откуда взявшиеся элементы, очень похожие на уголовников.

— Нет-нет, господин министр, я работаю.

— Ясно. А теперь к делу: нужно, чтобы мне подготовили список арестованных царских министров и чиновников. И вообще, всех арестованных после революции. По форме: фио, занимаемая должность до ареста, когда и за что арестован, где содержится. По идее, всё. Если что-то еще вспомню, скажу тебе после. Да, и передай Зарудину, чтобы подготовил распоряжение о всеобщей амнистии в связи с победой революции. Мы сразу убьём двух зайцев: и тюрьмы освободим, и авторитет среди народа завоюем.

— Но там же остались одни осуждённые за тяжкие преступления?

— Да? В любом случае, обещания надо выполнять. Выпустим этот сброд, а потом опять всех переловим. Зато будем чисты перед народом. Нужно ещё подготовить приказ, чтобы отменить кандалы, телесные наказания, ссылки и арестантскую одежду. К тому же… неужели ты думаешь, Владимир, что до этого были выпущены одни только политические? Я вот лично сомневаюсь. Судя по сводкам, тюрьмы уже избавились почти от всех уголовных элементов, за исключением самых оголтелых.

— Но, вот же.

— Да, но свобода прежде всего! Скажешь Зарудину, пусть готовит приказ тюремному управлению. Будем выпускать, и не забудь про список. Это срочно!

И с чувством полностью выполненного долга Алекс дождался вызванной из правительственного парка машины и уехал домой. На следующий день в министерстве уже ожидал его заместитель Александр Яковлевич Гальперн.

— О, вы не меня ли ждёте, Александр Яковлевич?

— Именно вас, Александр Фёдорович.

— Тогда прошу ко мне, — и Керенский радушно махнул рукой в сторону своего кабинета.

— Я вас внимательно слушаю, — сказал Алекс, когда они расположились в кабинете.

— Александр Фёдорович, у меня к вам два предложения, и одно из них весьма деликатного свойства.

— Слушаю очень внимательно, — насторожился он.

— Вчера мы все забыли про один весьма важный вопрос.

— Ммм, и какой?

— Никто не сказал, что нам делать со старыми законами, а ведь среди них есть и законы, закрепляющие в России самодержавие и монархию. Как нам жить сейчас? Нам нужно ориентироваться на старые законы или отменять их и создавать новые?

— Александр Яковлевич, что вы право так. Этот вопрос очень ясный и понятный. Сколько времени нам надо, чтобы придумать и утвердить новые законы, особенно по налогообложению?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Теперь уже пришла очередь Гальперна мычать.

— Ммм, боюсь даже подумать. Наверное, не меньше, чем полгода, в лучшем случае.

— Вот и ответ, Александр Яковлевич. Не можем мы сейчас жить по новым законам, коли их ещё не придумали, а ломать — не строить. Уберём старые законы, и всё рухнет. Революция — это, конечно же, хорошо, но есть в ней и неприятные нюансы: свобода провоцирует смерть законов, соответственно, вызывая тем самым беззаконие. Беззаконие рождает хаос, а хаос — деградацию общества и уничтожение государства. Мы ведь не хотим, чтобы наше государство погибло, как Рим и Византийская империя? Или хотим, — прищурив свои орехового цвета глаза, спросил Алекс, внимательно отслеживая мимику лица Гальперна.