Томас Мюнцер - Альфред Штекли

Не много ли на себя берет этот живодер? Граф называет его еретиком? Томас срамил Эрнста перед всем народом. Пусть-ка он явится сюда и докажет, в чем его ересь. А если не сделает этого, то он последний плут и язычник. Ему не мешает быть поумней и сидеть себе тихонько в своем Хельдрунгене.

Несколько дней спустя Мюнцер предстал перед магистратом. Его уже неоднократно просили, говоря о господах, подбирать выражения помягче.

Что, собственно, так беспокоит достопочтенных советников? Мюнцер обвел взглядом присутствующих. Или они лучше знают, как проповедовать истинное слово божье?

Цейс развернул бумагу и прочел вслух грозное письмо Эрнста. Граф возмущался, что альштедтские проповедники при попустительстве властей ругают его бранными словами. Если это не прекратится, то он примет меры, чтобы оградить свою честь и наказать обидчиков.

Советники растерянно смотрели на шоссера. Цейс тоже был в затруднении. Зря отцы города задумчиво поглаживают бороды и чешут затылки. Да, он, Мюнцер, выступал против Эрнста. Можно ли иначе назвать мансфельдского графа как живодером, если он устраивает гонения праведных людей и хочет, чтобы его боялись больше, чем самого бога? Не Мюнцера, а Эрнста надо считать еретиком! Ни шоссеру, ни магистрату не следует ввязываться в ссору. Они так и могут отписать Эрнсту — это, мол, не их дело.

Пожалуй, выход не плох — умыть руки и отойти в сторонку. Цейс и советники ответили графу, что они не вправе принимать решений, касающихся духовных вопросов.

Одновременно в Хельдрунген было послано и письмо Мюнцера. «Если вы, свидетель тому бог, будете упорствовать в вашем неистовстве и настаивать на неразумном запрете, то я всегда, пока бьется мое сердце, буду вас поносить как злодея и тупицу. Я буду хулить вас не только перед всем христианским миром, но и перед турками, язычниками и евреями. Мои книги, направленные против вас, я дам перевести на различные языки… Вы должны знать, что в великом и правом деле я не боюсь и всего света!»

Он пригрозил Эрнсту, что может поступить с ним в сто тысяч раз суровей, чем Лютер с папой. Сидите себе спокойно — не то старый кафтан лопнет по всем швам! Подпись была выразительной: «Томас Мюнцер, искоренитель безбожных».

В Альштедт с несколькими товарищами приехал Пфейфер. То, что он рассказал, заставило Томаса помрачнеть. События в Мюльхаузене обернулись совсем не так, как он предполагал. Именитые бюргеры сумели разобщить тех, кто выступал против старого магистрата. Средним слоям они внушили страх: смотрите, сегодня чернь грабит дома священников, завтра, если вовремя ее не взнуздать, она наложит лапу и на ваше имущество. Они сыграли и на императорском эдикте об изгнании проповедников, сеющих смуту. Если не выполнить приказа императора, то на чью помощь надеяться, когда крикуны из предместий бросятся в очередные крайности?

Магистрату удалось выслать Пфейфера.

А. Дюрер. Фридрих Саксонский.

А. Дюрер. Филипп Меланхтон.

Уныния Томас не терпел. Каждая неудача должна укреплять решимость бороться еще настойчивей, еще беспощадней. Пфейфер видит, какое зло творят паписты в Немецкой земле, он видит лихоимство магнатов, но различает ли он новую опасность, опасность со стороны лютеровых книжников, которые всеми способами силятся удержать народ в повиновении властям?

Ему навязывают диспут в закутке? А ведь он не из тех, кто легко отрекается от своих взглядов. На него яростно нападают и паписты и сторонники Лютера. У них много общего: они хотят во что бы то ни стало помешать простому человеку самому судить о вере. Народ мечтает избавиться от попов, а тут откуда ни возьмись протискиваются вперед хитроумные книжники со своей пергаментной библией. Они не в силах окончательно порвать с догматами папистов. Старую постройку, чуть подбеленную известью, выдают они за новый дом.

Человек полон сомнений. Он не знает, что делать. Его мучает совесть, терзает безверие. Он страдает от болезней, бедности, несчастий. Он обращается за советом к ученым мужам. Книжники — они ценят свои слова на вес золота — отвечают: «Верь! А не хочешь верить, так проваливай к черту!» Тогда говорит бедный человек: «О ученейший доктор, я бы охотно верил, но безверие подавляет меня целиком». Книжник ему в ответ: «Ах, любезный, ты не должен беспокоиться о высоких предметах. Просто верь и гони прочь подобные мысли. Все это сплошь фантазии. Иди к людям и радуйся. Так ты забудешь обо всех горестях!»

Старые, набившие оскомину утешения! Верь в бога, не размышляя. И не твое дело — думать. На это есть ученые мужи из университетов!

Он писал работу, которая называлась «Протестация, или Вызов Томаса Мюнцера». Свое понимание веры он будет отстаивать перед лицом любых противников, но он никогда не согласится, чтобы в закутке, без свидетелей, два или три книжника втихомолку осудили его взгляды. Он вызывал врагов на открытый диспут. Народ будет судьею. Он, Мюнцер, готов защищать свое учение перед всем светом!

На острове посреди Цюрихского озера нашел прибежище Ульрих фон Гуттен. К страданиям от тяжкого недуга прибавилась и горечь поражения.

Было время, он думал, что молодой император возглавит борьбу против Рима, но после Вормсского рейхстага Гуттен понял всю тщету этих надежд. Значит, рыцари должны на собственный страх и риск начать войну с папистами, им помогут города! Много сил и времени потратил Гуттен, чтобы вдохновить своими идеями могущественного Франца фон Зиккингена. В беседах о призвании немецкого рыцарства проходили долгие зимние вечера. Франц, человек крутой и воинственный, был очень честолюбив. Волевое лицо с тяжелой челюстью, огромные руки. Силу он считал единственным аргументом в спорах. Он был воплощением кулачного права. Угрожая городам осадой, он заставлял их платить ему выкуп. Гуттен умело разжигал его ненависть к духовным владыкам и всесильным князьям. Император назначил Зиккингена своим полководцем, но поход во Францию был неудачен, и Карл не скрывал досады. А Франц злился на императора за то, что он оставил его без обещанных денег.

Зиккинген создал союз швабских, рейнских и франконских дворян. В обновленной Германии, Германии без князей и без католических попов, рыцари станут играть главную роль! В сентябре 1522 года Зиккинген обратил оружие против своего давнего врага, архиепископа трирского. Пятикратные попытки взять приступом Трир успехом не увенчались. Горожане и крестьяне, видевшие в рыцарях своих извечных врагов, не поддержали Зиккингена. И он вынужден был снять осаду.

Ожидая ответного нападения князей, Франц посоветовал больному Гуттену поискать себе более надежное убежище.