Томас Мюнцер - Альфред Штекли

Чувствуя подвох, Мюнцер не дает себя провести. Он отвечает уважительно и любезно, не жалеет комплиментов, охотно рассуждает об откровении божьем, но сути разногласий не затрагивает.

А что касается Эграна, то его очень удивляет, почему Лютер берет под защиту этого зачумленнейшего человека. Ведь Эгран, убоявшись преследований, покаялся и вернулся в лоно католической церкви. Он распознал его сразу!

Долго ли будут повторять вздорные россказни об участии Мюнцера в каких-то беспорядках? Все, кроме слепых главарей, превосходно знают, что во время волнений он находился в бане и ничего не подозревал. Его напрасно считают зачинщиком мятежа. Если бы он не помешал, то в ближайшую ночь все советники были бы перебиты.

Вспоминая свои ожесточенные схватки с Штюбнером и Шторхом, Лютер твердит, что они высказывали мысли Томаса. Незаслуженные упреки! Он, Мюнцер, и ведать не ведает, что они говорили или делали.

Простодушный Мартин становится в смиренную позу: порешим, мол, все наши споры, как и подобает ученым, в узком кругу сведущих людей. О, у тебя нет задних мыслей, ты стремишься только к правде, девственная вавилонская блудница!

Как все это ловко придумано: отступника приглашают в Виттенберг, там, за закрытыми дверьми, в закутке, устраивают разбор его учения и быстренько осуждают. А потом кричат на всю страну: остерегайтесь Мюнцера, не давайте ему проповедовать, ибо учение его, как доказал знаменитый университет, от самого сатаны!

Но этому не бывать! Покорных Лютеру книжников он не признает за судей. Отче Пролаза старается зря. На Мюнцера надо ставить капканы похитрей!

Доверху нагруженные хмелем фуры приезжали из Мюльхаузена. Томас не упускал случая расспросить возчиков о новостях.

Мюльхаузен, один из крупных городов Германии. Он в два раза больше Лейпцига или Дрездена. Но расцвет его уже позади. Раньше Мюльхаузен, торгуя хлебом, был тесно связан с рынками Англии. Теперь его оттеснили конкуренты. Доходы упали.

Вокруг лежали тучные угодья. Купцы владели обширными виноградниками и большими стадами, а какой-нибудь прядильщик или ткач в свободную минуту трудился на своем клочке в поте лица ради нескольких мер зерна. Мюльхаузен славился огромным числом неимущих. Жители предместий были лишены всех прав горожан и терпели безысходную нужду. Подмастерья льноткацкого цеха, самого многочисленного цеха в городе, перебивались с хлеба на воду.

Патрициат правил жестоко и самовластно. В ратуше всегда заседали представители одних и тех же семейств. Какой толк, что статуты запрещали выбирать в магистрат людей, состоящих в близком родстве? Повелевали деньги. В статутах десятки красивых фраз о недопустимости злоупотреблений, обмана, взяток. Пустые слова! Озорники острят, что отцы города так же держатся этих запретов, «как собаки блюдут пост».

Предместья не имели в ратуше почти никакого веса. Пользуясь безраздельным господством, толстосумы вводили новые налоги и всячески притесняли бедняков. В вольном имперском городе вольными были только члены магистрата. Низы все сильней сопротивлялись произволу. Подмастерья, особенно ткачи, были зачинщиками всех беспорядков. За их борьбой с патрициатом Мюнцер следил пристально и зорко.

В рассказах о Мюльхаузене часто повторялось имя Генриха Пфейфера. Он был из местных. В городе жила его мать, державшая маленькую лавку, и куча родственников. Юношей Генрих ушел в монастырь и снискал там дурную славу: он был слишком упрям, своеволен, горяч. Жизнь в обители пришлась ему не по нраву, и он бежал. Он служил ключником и поваром у одного рыцаря, но все силы отдавал борьбе с папистами. Чудом ему удалось избежать ареста. Его появление в родном городе было необычным.

Это случилось во время праздника. Подле церкви на огромном камне стоял торговец с бочонками и кружкой. Он бойко расхваливал свой товар и предлагал желающим отведать вина и пива. Какой-то человек в мирской одежде велел ему слезть:

— Слушайте, добрые люди, я возвещу вам о другом пиве!

Пфейфер обрушился на духовенство: все они, от римского папы до последнего монаха, живут за счет пота и крови бедняков.

Ну и речи! Но ведь все, что он говорит, — сущая правда. Люди плотным кольцом окружили Пфейфера. Здорово же он отделывает монахов!

Конечно, попы не любят местечек, где нечем поживиться. Зато в таких городах, как Мюльхаузен, ими хоть пруд пруди. Три монастыря, пятнадцать церквей и часовен — не слишком ли это много для одного города? Духовные лица не платят никаких налогов и смотрят на Мюльхаузен как на источник обогащения. Они стараются увеличить свои привилегии и доходы. Сколько грязных проделок было с индульгенциями! А чем добрым похвастаются здешние клирики? Строили новую колокольню. Священник ходил с чашей и собирал деньги. Он сколотил кругленькую сумму — и был таков! Другой поп нашел церковным деньгам подходящее применение: с их помощью он склонял женщин на любодейство. Однажды его застали с чужой женой и хорошенько вздули. Но и это не помогло. А недавно поймали францисканца, который ночью забрался в дом. Вот вам и пастыри! Один похищает вашу честь, другой — имущество.

Когда магистрат захотел выслать Пфейфера, у него было уже столько сторонников, что попытка потерпела провал. Пфейфера не дали в обиду. Теперь вокруг него собрались все недовольные засильем церкви и правлением богачей.

Жители предместий упорно добивались права участвовать в решении городских дел. Восемь выбранных— их так и называли «ахтманами» — потребовали именем общины покончить с произволом, уменьшить подати и одновременно обложить налогом дворян и духовных лиц. Магистрат под разными предлогами тянул с ответом.

Тогда по условному сигналу, схватив оружие, подмастерья осадили ратушу. Застигнутые врасплох советники согласились на перемены, пообещали признать ахтманов и допустить их на заседания.

В предместьях торжествовали победу и вовсю потешались над клириками. На дверях церквей и на рынке появились листки, высмеивающие духовенство. Любой скот при желании может не хуже попа поорать с амвона. Священнику, который держал нескольких ослов, объявили с издевкой: пусть-ка он прикажет своим ослам читать проповедь, если не хочет, чтоб ему под крышу пустили «красного петуха»!

Дома многих духовных лиц были разгромлены. Наказать виновных магистрат не мог. Он только просил вернуть растащенное добро прежним владельцам.

Возчики доставляли из Мюльхаузена не только хмель, но и добрые вести. Томас от души радовался успехам Пфейфера и ахтманов.

Мансфельдский граф Эрнст все лето препятствовал своим подданным посещать проповеди Мюнцера. Теперь он наотрез запретил им ходить в Альштедт. Он не допустит, чтоб его собственные люди впали в ересь.