Навола - Паоло Бачигалупи

Ашья прищурилась, оценивая мой выпад:

— Однако вы тоже истинный наволанец, но помощи от вас никакой.

Она встала рядом с портным и мрачно оглядела меня, размышляя.

— Думаю, нам будет достаточно Мерио. Давико, сходите и покажите ему цвет. Быстро. — Она хлопнула в ладоши, словно я был слугой. — Быстро, молодой Бык. У нас мало времени. Маэстро должен сшить камзол и доделать вышивку, а он не сможет заняться этим, пока камзол на вас.

Надувшись, я вышел из апартаментов Ашьи и спустился по лестнице. Миновал длинный приемный зал, где мы проводили семейные торжества в окружении образов старых богов, и из тени колонн ступил на садовый куадра.

Здесь, на одной из стен, отец приказал поместить фреску в память о моей матери. Она была в образе Эростейи, спавшей рядом с каменным медведем в высоких горах, в то время как другие животные выглядывали из зарослей, чтобы полюбоваться ее красотой и защитить ее. Эта картина была сильнее моих воспоминаний о женщине, с которой у меня ассоциировались запахи кардамона и меда, мягкость прикосновений к моей щеке. Глядя на фреску, я ощутил подкрадывающийся стыд за то, что назвал Ашью не наволанкой. Я знал, что эти слова причинят ей боль, и не ошибся. Нужно будет извиниться. Ашья желала мне добра и любила моего отца. На свой лад она хотела для меня самого лучшего. Но все же она была чужой, и мне не нравилось, что она ведет себя будто моя настоящая мать. Хотя ин веритас37 другой матери у меня не было.

Я прошел через сад, размышляя о неприятных извинениях.

Сквозь шеренгу арок мне следовало пройти в наш куадра премиа, но вместо того, чтобы направиться в кабинеты банка, где стрекотали счеты, я остановился. Меня манила лестница, ведущая на верхние галереи. Там располагались мои комнаты.

Челия играла в «лягушку и лисицу».

Почему не я?

Прежде чем эта мысль оформилась, появилась Ленивка, которая шаловливо посмотрела на меня, виляя хвостом.

Свобода звала.

Последовать ли мне приказу Ашьи?

Или украсть свою свободу?

В мгновение ока мы взлетели по лестнице, пронеслись по галерее, выходившей во двор, и вот я уже у себя, скидываю тонкие шелка и натягиваю бриджи и льняную рубашку.

— Нужно торопиться, — сказал я Ленивке, вилявшей хвостом от радости. — Мы же не хотим, чтобы Ашья нас поймала.

Я сунул кинжал в наручные ножны, как учил Каззетта, и мы вновь спустились по лестнице, тихие, словно воры в квартале Сангро, принюхиваясь, чтобы не пропустить малейшее облачко духов Ашьи, прислушиваясь, чтобы различить шелест ее мягких туфель по камню.

Полонос сидел у ворот и подбрасывал в воздух кинжал. Заметив нас, с настороженным видом крадущихся вокруг фонтана Урулы, он разгадал наши намерения. Мгновенно вскочил, спрятав кинжал, и зашагал рядом.

— Больше никаких портных и шелков сегодня?

— Мы уходим из этого похожего на гробницу палаццо, уходим как можно дальше от Ашьи, — ответил я. — Не желаешь стакан холодного вина?

— Ла сиана рассердится.

— Она правит моим отцом, а не мной.

Полонос фыркнул, но не стал препятствовать нашему уходу из палаццо.

На самом деле, несмотря на браваду, мне было стыдно за свой побег. Теперь придется извиняться еще и за это. Ашья попала в наш палаццо в цепях, и не ее вина, что она была чужестранкой и иногда вела себя необычно. На самом деле, несмотря на иноземное происхождение, она мастерски разбиралась в политике и обычаях послов и архиномо, с которыми мой отец сидел за доской. Она наполнила наш дом интеллектом, культурой и изяществом. Немногие в Наволе могли сравниться с ней, несмотря на ее тройные метки. Однако сегодня по какой-то причине я не мог ее вынести. Кроме того, меня бесило, что Челия наслаждалась свободой, в то время как я был обречен на колкие воротнички и цокающий язык Ашьи.

— Ты видел, куда пошла Челия? — спросил я Полоноса.

Он поднял брови:

— Сказала, что идет за покупками. За тем шоколадом Этруаля. Ее сопровождала служанка Серафина.

— Когда она ушла?

— Быть может, полсвечи, полклепсидры назад.

— Отлично.

Я направился к улицам, где продавали модные товары и где торговал Этруаль.

Вскоре нас окружили конфеты, шоколад, цветы и любовные побрякушки — и мы увидели, как Челия покидает лавку Этруаля, а за ней следует Серафина.

Я уже собирался окликнуть Челию, но тут она вручила все свои покупки Серафине — просто впихнула коробочки и бумажные свертки с золотым гербом Этруаля в руки служанки — и зашагала прочь по улице.

Как это понимать?

Челия шла быстро и целеустремленно, пробиралась по узким переулкам, проскальзывала между дамами и кавалерами, между торговцами и служанками. Один раз оглянулась, но по счастливому стечению обстоятельств я это предвидел и успел затащить Полоноса за огромный куст красных ромашек.

Мгновение Челия обшаривала глазами улицу, и у меня возникло странное чувство, будто мы все-таки замечены, но затем, взмахнув зеленым подолом, она свернула в очередной переулок. Немного выждав, я последовал за ней. Этот переулок был почти пуст, и нам пришлось отстать сильнее, чем мне того хотелось, и, лишь когда Челия скрылась за очередным углом, я метнулся вдогонку, надеясь увидеть ее прежде, чем свернет опять.

Не сомневаюсь, что мы представляли собой абсурдное зрелище — я, Ленивка и Полонос. Ленивка наслаждалась игрой, забегая вперед, словно выслеживала кролика; Полонос никуда не спешил, ворча, что слишком жарко для детских забав; и между ними я, пытавшийся казаться лидером, которого не уважали ни Полонос, ни Ленивка.

Собака промчалась вперед, высунув язык, потом вернулась, потом снова понеслась вперед, и я не сомневался, что она вылетит к Челии и выдаст нас. Полонос тоскливо изучал прохладные таверны с подносами сыра из Парди, бочками вина, хрустящим хлебом и летними соленьями: спаржей, луком и стручковой фасолью.

Ленивка снова вырвалась вперед. Я едва сдержался, чтобы не окликнуть ее и тем самым не закончить игру, но в последний момент, словно поняв мое желание, она остановилась у поворота, нетерпеливо дожидаясь нас.

— Велочити!38 — призвал я Полоноса. — Велочити! Мы ее потеряем.

— Велочими39, велочими, — пробормотал Полонос. — Я думал, мы идем выпить.

— Скоро выпьем, но сперва я хочу выяснить, куда направляется Челия.

— Вам не приходило в голову, что, быть может, стоит оставить сиалине ее секреты? — спросил Полонос, утирая пот со лба, когда мы заглянули за очередной угол.

— Что ты об этом знаешь?

— Я знаю, что женщина, которая не хочет, чтобы за ней шли, не хочет, чтобы за ней шли. — Он поскреб щетину. — А еще знаю: когда мужчина следит за женщиной, результат может ему не понравиться.

— Я не мужчина, я ее брат!

Полонос фыркнул. Я одарил его мрачным взглядом.

— Ты понял, что я имею в виду.

Мы добрались до изгиба аллеи как раз вовремя, чтобы заметить Челию, которая снова свернула. Это было странно, потому что она направлялась не в квартал, славившийся цветами и безделушками, и не к художественным мастерским, и не к магазинам портных и модниц. Это был Шерстяной квартал, где велась торговля. Именно здесь давным-давно работали станки торговцев тканью. Оборот рос, и станки переместились в более крупные магазины, со складами ближе к реке, а освободившееся место заняли торговцы льном, шелком и обработанной шерстью. Здесь под стрекот ткацких станков родился мой прадед — и здесь он построил нашу торговую империю.

Сегодня оживленная улица шумела голосами. Она была заставлена длинными столами и скамьями, за которыми велись переговоры. Скривери писали контракты. Нотари принимали залоги и ставили печати. Торговцы уводили клиентов друг у друга, сбивали цену, а потом выступали в качестве свидетелей покупки, против которой яростно сражались всего несколько мгновений назад. Между столами сновали буфетчики и служанки, разнося чай и сыры, традиционные для переговоров за доской, и вино, когда договоренность была достигнута.

Я хорошо знал это место. Мерио