Сталкер-югенд - Федорцов Владимирович

  У её отца, по наследству, хранилась кубинская Cohiba в роскошном ручной работы пенале. На каждый наступающий свой День Рождения он грозился cohiba выкурить. Всякий раз откладывал на особый случай.

  Рэнс подкурил и протянул самокрутку девушке.

  − Сто крат лучше содержимого бутылки и в десять кубинской сигары. Валит с пятой затяжки, − и довольно рассмеялся.

  − Страху-то, − захорохорилась Чили. Из разговора мужчин она мало что поняла. Вернее ровным счетом ничего.

  − Оставишь? - заигрывал с ней Рэнс.

  − Как получится, − не любезно ответила Чили.

  Сладкий дым скатился в легкие, оставив на языке карамельное послевкусие. Сделала паузу, прежде чем выдохнуть.

  − Не хуже inоxia.

  − Оооооо! - заопладировал Рэнс. − Дама знает толк?

  Чили пустила кольцо дыма в сторону гостя.

  Приятное опьянение закружило голову. Стало легко и весело. Руки-ноги словно воздушные шарики, вот-вот разлетятся.

  − Хо-хо-хо-хо, − рассмеялась она. Мир плыл словно его переливали из сосуда в сосуд. Из нее во вне и обратно.

  Рэнс потянулся за сигаретой.

  − Три это уже класс!

  Чили не отдала. Сделала еще две затяжки. Мастер-класс!

  Паха отвернулся и уставился в закатное зарево. Медный пятак солнца наполовину спустился за горизонт.

  Рэнс пересел к девушке. Толкнул. Вроде нечаянно. Чили рассмеялась и повалилась.

  ,,Дирижабль" не являлся наркотой в привычном смысле и не предназначался любителям похихикать после первого затяга. Его давали тяжелораненым. Редко кто переживет ампутацию по живому. А уж про штопку пропоротых кишок и ливера и говорить не приходиться. Дурманиной угощали умирающих, облегчить страдания, забыться последней минутой. ,,Дирижабльˮ был, есть и еще долго останется средством походной медицины. Очень дефицитным, капризным, но востребованным. Употреблять его следовало натощак и не мешать с алкоголем. Иначе никаких гарантий правильности воздействия...

  Увы, Чили утратив контроль над собственным телом, не лишилась способности воспринимать окружающее. Все что с ней происходило, виделось хоть и в легкой туманной дымке, но достаточно осознано... Девушка попробовала встать, но не смогла. Хотела выругаться, но язык не послушался. Изумиться она тоже не успела.

  Рэнс наклонился и, расстегнув пуговицу и молнию на шортах, стащил их с Чили. Задрал топ и погладил грудь. Грубо, словно хотел причинить боль.

  − Бить не вздумай! - расслышала Чили пахино предупреждение Рэнсу.

  Прозрение не вернуло сил. Все что оставалось, поборов растущую апатию, мысленно взывать о помощи. Но Паха на зов не поворачивался. Шевелил угли в костре.

  − Стесняешься, не смотри, − прохрипел Рэнс. - И уши заткни.

  Он стянул с Чили стринги.

  − Интересно, что такими можно прикрыть? - откинул он одежду. - Где ты её откопал? Только не ври, что в Речном. Там такие мартышки давно повывелись.

  Чили заплакала. Она старалась не позволять себе подобной слабости. И не позволяла. Лишь изредка... Когда умер Иен, когда едва не сорвалась в обрыв, спасаясь от динго. Она Чили! Тезка жгучего перца! И вот теперь тезка беспомощно плакала, от осознания − её подло продали. Как вещь, как... как... Она даже не могла придумать никакого сравнения. Никакого. Унижение скорым половодьем топило душу. И еще безумно больно, когда тебя предают.

  Рэнс стоял над ней на коленях. Воткнул нож в песок, чтоб под рукой. Расстегнул пряжку ремня...

  Грохнул выстрел. Тюхала дернул головой, плюхнулся на девушку сверху. Горячая кровь забрызгала лицо Чили. Паха, только что сидевший в стороне и безучастный, быстро подскочил, стащил с неё труп Рэнса.

  Со стоном, тяжело поднял девушку на руки.

  − Ты прости, − произнес Паха не внятно.

  Не простит! Не простит! Никогда! Ни за что! Тысячу лет! Две! Сто! Никогда!

  Паха кривясь и запинаясь, потащил беспомощную Чили в станцию. Едва не упал на ступеньках. Пинком открыл дверь. Усадил (ей показалось, бросил) на кусок старого истлевшего картона. Чили завалилась на бок. Паха тут же пропал и вернулся с понягой и автоматом. Через минуту припер манатки торговца. Постоял, упершись головой в дверной косяк. Глотал сухим ртом, пытался достать из кармашка свои пилюли. Не смог. Руки не тряслись - плясали от накатывающей боли. Шатаясь, вышел, оставив дверь настежь. Отсутствовал долго, прежде чем появился. Волочил подмышки мертвого Рэнса. Взвалить на плечи не хватило силенок. Втянул в станцию, грохнул на пол и перекатил как бревно подальше из-под ног. Вернулся к дверям. Захлопнул. Подпер спиной. Сползая, вслепую, на ощупь, закрыл задвижку и отключился.

  В мире тихо. Не слышно ни звука. Даже пахино дыхание, прерывистое и дерганое, смолкло. Чили страшно. И от тишины и от собственной беспомощности и от произошедшего с ней. Она старается не реветь. От слез становится еще страшнее. Чувствуешь себя никчемной, грязной и истрепанной.

  Сквозь многочисленные дыры забитого окна сеется яркий лунный свет. Малые и большие пятна язвами покрыли пол, Паху, девушку, вещи, Рэнса. Пятна медленно ползут, иногда исчезают, когда облачко или большекрылая птица заслоняют луну.

  Надрывно скрипят ступеньки. Кто-то толкает дверь. Сперва тихо, потом настойчиво. Чили различает невнятное ворчание. Голос не человека. Это точно. Брякает задвижка, содрогается пахино тело. Паха не реагирует. Спит? Без сознания? Умер? Чили пытается окликнуть парня. Но не одна мышца не послушна и она только невнятно экает.

  Звук за дверью стихают. Неведомый взломщик, очевидно, услышал её. Сердце Чили начинает бешено колотиться. В такт быстрым шагам по ступенькам и вокруг станции.

  Через какое-то время темный контур возникает у окна и закрывает дорогу свету. Длинный палец просовывается в щели досок. Взломщик жалобно скулит, яростно ударяет в ставень. Еще и еще. Доски трещат и выходят вместе с гвоздями. Неизвестный не отличается терпением и потому отступает. Чили едва перевела дух. Теперь хруст и шорох под полом. Жесткие когти дерут древесину, слышно довольное сопение - дело движется! К расковырянной дыре рядом с Чили, прильнул нос. Шумно задышал, втягивая запахи. Опять интенсивная возня, отчетливая в тишине. Неизвестный пыхтит, шустро ковыряя трухлявое дерево. Отломив щепку побольше, радостно ухает результату работы.

  Отвлек шум в изголовье. Чили скосила взгляд. Медленно поднимался Рэнс. Закаченные ко лбу белки влажно поблескивали. В оскаленном предсмертной гримасой рту белеют зубы. Движения неуверенны и неточны, дерганы и рассредоточены. Рэнс больше походил на мертвецки пьяного человека, чем на покойника. Тем не менее, изогнувшись и качаясь, тюхала встал. Чили услышала, мертвец мочится.

  Девушка завизжала тонко и дико.

  − Аааааа!

  Её визг был слышан на сотню метров в округе.

  − Ты чего? - очнулся Паха, пытаясь, сфокусировать зрение. Обе руки прижимал к раненому боку.

  − Он... он... он, − от отчаяния Чили удалось невнятно заговорить. - Ос..сал..ся....

  Штаны Рэнса темнели пятном. Воняло мочой. Лужа капала в щели и подтекала под картон.

  − Да хер с ним, − простонал Паха. Ему не до воскресшего покойника. Шарит в кармашке. На этот раз непослушные пальцы выуживают горошину. С хрустом давит пилюлю на зубах и сглатывает.

  Чили замолчала. Почувствовала еще немного и уссытся сама. Зажмурилась. Плохо, что нельзя заставить себя не слышать. Тяжело дышит Паха, возится под полом неизвестный, скрипят доски под тяжестью Рэнса.

  ˮЗомби! Зомби!ˮ - паникует девушка, вспоминая кровожадных гадов из Armpit. Сердце частит. Еще немного и захлебнется!

  В ночи новые звуки. Над крышей захлопали крылья. Послышалась дробь стука. Настырный клювик торопился пробиться внутрь. Опять шум крыльев. Мощный, объемный. Станция содрогнулась. Сверху посыпалась труха. По шиферу заскребли когти, раздается клекот.

  −Ко-ло-ло-ло-ло!

  Чили пытается кричать от отчаяния, получается не очень.

  Паха застонал и сел прямо. Смотрит куда-то в пустоту. Не замечая ни Чили, ни Рэнса.

  − Сейчас... оклемаюсь малость.

  Достает еще пилюлю. Сгрызает, запивая глотком из фляжки. Упускает фляжку из слабых рук. Она падает. Вода булькает вытекая.

  Оклемался Паха не скоро и не сразу. На ощупь вытащил из поняги дождевик, накинул на Чили. Передохнул недолго. Дышать стал ровно, спало напряжение в движениях. Лекарство уняло боль. Посидел еще не много, подполз к девушке, приподнял ей голову. Зачем-то ошелушил с лица запекшуюся кровь.

  − Отпустит скоро, − пообещал он, давая ей глотнуть из фляжки воды.

  Чили ожила и смогла внятно говорить. В меньшей степени говорить, в большей ругаться.

  − Гад, ты! Гад! Сволочь! Я что вещь? Вещь? Я человек! Понятно тебе! Человек! И женщина! А ты гад последний! Лучше бы меня псы сожрали, чем так со мной поступать! Отдать этому! Что я тебе сделала? Что? На барахло позарился? Да? На патроны? Я слышала! Я все слышала! - беленилась Чили, пытаясь укусить Паху. За тот самый бок, который он недавно баюкал, кривясь от боли.