Изгой - Алиса Бодлер

Мужчина краснел и издавал клокочущие звуки, которые комками выходили наружу из его гортани и отдавались эхом в плохо освещенном подвале.

За предсмертной борьбой достаточно быстро последовала полная тишина.

Отслеживающий каждое действие сына мистер Бодрийяр оказался рядом с телом, все еще крепко привязанным к стулу, мгновенно. Рука старика легка на место, где еще секунду назад билась сонная артерия, лишь на секунду. Затем отец победно прокричал:

– Даешь, паршивец!

Его старческие руки легли на широкие, но худые плечи сына и принялись безудержно их трясти:

– Достигнув двадцати одного года, ты стал мужем, Герман! В твоих руках – жизнь человеческая, а то есть – власть!

Николас расхохотался и похлопал юношу по спине. Это были первые отцовские объятья, которых удостоился старший сын Бодрийяров за всю свою недолгую жизнь.

Не сказав в ответ родителю ни слова, наследник, ставший теперь карателем, вытянул руки, испачканные, изуродованные кровью и частичками плотей Дэвида Корбена, перед собой.

Медленно расплываясь, его когда-то предназначенные для тонкой работы пальцы величали на глазах, превращались в жуткие бесконечные лапы, покрывались багровой, густой жидкостью, что стекала с конечностей вечным зловонным потоком.

Именно так Николас Бодрийяр вновь доказал ту истину, что твердил всем вокруг, – он был человеком слова. Однажды поклявшись в этом, он превратил своего старшего сына в монстра.

Очнувшись от наваждения, Герман почувствовал, как земля уходит у него из-под ног, а вид мертвого лица, застывшего в жуткой предсмертной гримасе, предрекает подступающую к горлу рвоту.

Что есть сил, молодой мужчина рванул к выходу из подвала, слыша вслед лишь гогот взбудораженного от восторга от отца.

Оказавшись в кабинете хозяина фармации, юноша пошатнулся и упал на стул, задевая ногой люк для того, чтобы хотя бы на мгновение избавиться от осознания того, что он только что сделал.

– Герман! – послышался знакомый счастливый вскрик.

С трудом подняв голову, юноша обнаружил на входе в конторку младшего брата, который практически непозволительно для современных приличий держал под руку Мэлори Томпсон. И он, и она ослепительно улыбались тому, кто только что впервые не просто измучил, но отнял человеческую жизнь.

Старший сын Николаса поспешил спрятать грязные руки в карманы своего длинного плаща. Встать для приветствия сил уже не оставалось.

– Мы вскоре женимся! – счастливо пропел семнадцатилетний Валериан, недвусмысленно опуская ладонь на живот своей пятнадцатилетней возлюбленной.

Часть 2

Глава 1

Герман возвращался домой на восходе солнца, оставив немого кучера доверенного кэба далеко за тропинкой, служившей устьем в родную долину.

Не наблюдая перед собой ничего, кроме тяжелой пелены, что позволяла держать глаза раскрытыми лишь наполовину, он брел шагом немощного старика, на которого обрушился неподъемный груз всех непережитых проблем разом. До спасительной инъекции, которая превращала его сознание в непобедимую силу, стремящуюся к безоговорочному выполнению самых беспощадных приказов, оставалось еще полдня. В своих запретных ритуалах юноша старался придерживаться расписания, потому как хотя бы часть сознания для работы все еще требовалось сохранять.

Совсем не морфин, а именно ощущение абсолютной неуязвимости перед всем, что он видел, слышал и должен быть делать превращало его в зависимое, безвольное существо. Иллюзорный дух в его худом теле пробуждался искусственной силой и не имел ничего общего с собственным желанием продолжать бороться. Старший сын Николаса, знакомый с воздействием тех или иных «спасительных» средств на человеческий организм, был прекрасно осведомлен о сомнениях, что испытывали выдающиеся умы его современности по поводу чудодейственного эффекта от упомянутого раствора. Однако, вероятность скорого угасания его естества совершенно не беспокоила Германа, а лишь подбадривала в самой трагичной форме: мол, в конце концов, и мучаться останется недолго.

Липкое наваждение посещало его все реже, заменив иллюстрации из страшных сказок свидетельствованиями реальной смерти от собственных рук. Все шло по плану отца – хотел он того или нет: пополнив ряд монстров, бояться их больше не было никакого смысла.

За мрачными суждениями, молодой мужчина не заметил, как достиг каменной тропинки и теперь все ближе и ближе подходил к дому, возвращаться в который последние месяцы не хотелось вдвойне.

Несмотря на очевидную физическую незрелость Мэллори Томпсон и роковую ошибку, к которой привели неразумные и постыдные действия Валериана, ранний брак в семье Бодрийяров действительно состоялся.

Гнев отца, к всеобщему удивлению, оказался весьма непродолжительным. Уже уверовавший в перспективность и состоятельность младшего сына, старик Николас не собирался признавать то, что однажды ошибся и потратил собственные силы на взращивание неугодного чада. А потому новость о женитьбе была преподнесена приторно следящему за успехами именитой семьи обществу как благая весть, не терпящая никаких скептических комментариев.

От молвы и осуждения, однако же, наследников фармацевтического дела это не уберегло. Званые вечера в родительском доме прекратились в тот же месяц, что Мэллори переступила порог обиталища юного мужа своими маленькими, еще вполне детскими ножками.

Девочке, так рано ставшей на путь женского становления, было, пожалуй, тяжелее всех. Ангелина, не чающая души в своих сыновьях – новую, слишком молодую для предлагаемой роли хозяйку дома не принимала. Валериан, хоть и на короткое время, но все же впавший в немилость отца, чувствовал себя униженным и лишенным некоторых привилегий, к которым привык с раннего детства. Отношения в новом статусе оказались путем к разрушению чувств между юными влюбленными, которые теперь кротко, следуя правилам, обращались друг к другу на «вы» и топили быстро угасающее детское влечение в быту и ожидании наследника.

Рыженькая, некогда похожая на херувима Мэлл теперь приобретала образ, свойственный немногочисленной женской половине семьи Бодрийяров. Натужно улыбаясь, она отказывалась от еды, несмотря на положение, которое сама считала постыдным. К работе по поддержанию порядка в доме девочка, очевидно, была не готова, а потому частенько получала выговор от родителей супруга за необразцовое и несдержанное поведение, покорной жене отнюдь не свойственное. Валериан и Мэллори теперь встречались редко, потому как первый предпочитал пропадать в фармации в попытках вернуть доверие отца, а вторая поднималась со слугами и принималась за обучение домашней работе.

Когда болела миссис Бодрийяр, было еще сложнее. Все обязательства чахлой супруги Николаса безмолвно переходили девушке вне зависимости от того, могла ли она с ними справляться.

Пытаясь сбежать от реальности, супруга Вэла порой вставала еще раньше слуг и проводила время в саду, наедине со своими мыслями. Недавно обустроенная комната для пары (стоявшая закрытой последние двадцать лет в целях экономии домашних ресурсов), все еще была слишком непрогретой для того, чтобы оставаться там дольше положенного, и даже на