И все небо для нас - Юлия Лим

Лучше соврать, чем ляпнуть какую-нибудь глупость и выставить себя дурой перед ним. Сегодняшний день и так полон нелепостей.

Выставив боковую подножку скутера, Гордей садится на землю в поле. Это то же место, где он фотографировался в образе лиса посреди ночи при свете луны. Опускаюсь рядом и протягиваю ему пакет. Гордей качает головой:

– Загляни.

Внутри лежат: блокнот с разноцветной обложкой и тиснеными золотистой фольгой маками, несколько ручек – две шариковые, две гелевые – и прозрачный пищевой контейнер чуть больше блокнота по размеру.

– Не знал, какими ручками ты обычно пишешь, решил взять обе.

– А блокнот зачем?

– Я не очень люблю спонтанные подарки…

– А, ты хочешь, чтобы я сразу дарила тебе что-то нужное?

– Дослушай, – мягко возражает Гордей и продолжает: – Предлагаю вести общий блокнот. Если тебе чего-то хочется, просто впиши это. В любой момент. И я тоже запишу сюда свои желания. Тогда нам не придется лишний раз ломать голову, а одаривать друг друга можно в любой день независимо от того, праздничный он или нет. Как тебе такая идея?

– Здорово… – Разглядываю блокнот и скромно, но искренне улыбаюсь. – Мне такого еще никто не предлагал.

– Мне тоже, поэтому я решил сделать первый шаг.

– А контейнер для чего?

– Мы закопаем блокнот тут. Это же наше место, верно? Вот и используем его как тайник.

– Мила бы сказала, что можно скачать какое-нибудь приложение на смартфоны и дать друг другу доступ.

– Я люблю технологии, но иногда обычные вещи куда приятнее.

Пока мы голыми руками выкапываем ямку для контейнера, пока записываем свои желания – я с титульной стороны блокнота, а Гордей с задней, – меня переполняет счастье. Хоть под наши ногти забивается земля, а футболка прилипает к спине и подмышкам, это все неважные мелочи. Важно, когда рядом человек, с которым можно поделиться любыми переживаниями, и он не станет смеяться над тобой или унижать тебя. Он поддержит тебя такой, какой бы ты ни была.

И у меня наконец появился такой человек.

10

Возвращаюсь домой, измученная жаркими солнечными лучами. Гордей предлагал подвезти меня, но я отказалась. Пришло время подумать: о моих «чувствах» к нему, о внезапно появившихся Семене и Тамаре, а также узнать, почему дядю уволили из школы и почему он так внезапно сменил работу. Сегодня учитель, а завтра тату-мастер – такое вообще бывает?

Захожу во двор, прикрываю калитку. Воздух пронзает вопль Милы. Вздрагиваю, прислушиваюсь и бегу на голос. Сестра сидит на качелях, захлебываясь слезами и держа пальцы врастопырку.

– Что случи… – Замечаю проблему.

В светлых тонких волосах Милы торчат шарики репейника. Окидываю сестру озабоченным взглядом.

– Ты серьезно? – возмущаюсь, подходя ближе. – Зачем ты сделала венок из репья?

– Я забы-ы-ыла-а! – воет Мила. – Забы-ыла, что это не цветы-ы!

Припухшие подушечки ее пальцев исколоты колючками. На одном проступает капелька крови.

– Горе ты мое луковое, – вздыхаю я. – Подожди, сейчас разберемся.

Набираю чистой воды и промываю сестре руки с мылом; раненый палец заклеиваю пластырем.

– Ты почему здесь одна? Где взрослые?

– Дядя и тетя поехали в магазин, – с редкими всхлипами отвечает Мила. Ее яркие глаза уже не блестят от слез и выглядят чистыми, как ясное небо.

– А остальные?

– Бабушка пылесосит, а дедушка спит.

– Прости, что ушла без тебя. – Присаживаюсь перед сестрой на корточки и беру ее руки в свои. – Что мне сделать, чтобы искупить вину?

– Вытащи их! И возьми меня с собой к Голдею. – При упоминании имени сестра краснеет.

– Возьму.

Встаю, склоняюсь к голове Милы и рассматриваю венок. Крику будет… Озадаченно почесываю затылок. Отрезать не вариант: проплешины до сентября не зарастут.

– Девочки, мне послышалось или кто-то кричал? – Тамара выходит на крыльцо, вытирая руки полотенцем.

– Не послышалось, – гневно отвечаю я. – Вот, посмотри! – Отхожу в сторону и указываю на голову Милы. – Почему ты оставила ее одну?

Бабушка подходит ближе, присматривается и ахает. А потом начинает смеяться.

– Что смешного? – вскидываюсь я.

– Да, что смешного?! – обижается Мила, сжимая кулаки.

– Девочки… – Тамара кладет руки нам на плечи и продолжает, прежде чем я успеваю отстраниться: – Ваша мама тоже так сделала, когда была маленькой.

Когда кто-то говорит о маме, мы с Милой готовы простить многое, особенно если человек рассказывает хорошее. То, о чем мы не знали и сами бы никогда не догадались. Теперь воспоминания – все, что осталось у нас о ней.

– Надя как-то сунула репей в косу. Его было так много, что пришлось отстричь почти все волосы.

– Так вот почему она их не отращивала, – понимаю я.

– Да, тот случай ее многому научил, – Тамара грустнеет и аккуратно притрагивается к голове Милы. – Ничего страшного, сейчас все вытащим, – с ободряющей улыбкой говорит она сестре.

Мила кивает.

– Только не отстлигай мне волосы, ладно? – просит она.

* * *

– Придерживай у основания, – командует бабушка. – Меньше боли будет.

Мила прижимает волосы к голове, а я помогаю ей давить сильнее. Иногда она хватает меня за руку, жмурится и впивается ногтями в мою ладонь. Стискиваю зубы и терплю, как порядочная старшая сестра.

Репей отчаянно цепляется за волосы Милы, но мы не сдаемся. Бабушка одну за другой вынимает колючки и бросает их в таз с водой.

– Верочка, сходи за расческой и шампунем, – просит бабушка.

Отправляюсь в дом. За спиной звучат голоса:

– Ну, как ты, Люсенька? Болит головушка?

– Чешется… Спасибо, бабуля!

Оглядываюсь и вижу, как Мила обнимает Тамару.

Детское сердце проще завоевать, чем подростковое. Но если бы не бабушка, мы бы сейчас мучились и ссорились.

Возвращаюсь с полотенцем на плече, шампунем и расческой. Бабушка моет голову Миле прямо на улице, черпая нагретую воду из крупных бочек. Из них Тихон и Ирма поливают грядки, и мне становится неудобно. Бабушка могла бы помыть сестре голову в доме.

– Щекотно! – Сестра хихикает, когда ей за уши попадает вода.

– Потерпи немножко, зайчик.

Бабушка умело вытирает волосы Милы и оборачивает полотенцем.

– Походи немного так, потом снимем полотенце и проверим, осталось ли что-то еще.

– Холошо! – Мила хлопает в ладоши и поворачивается ко мне. Ее взгляд на секунду становится виноватым: – Можно мне «Милку»?

С тех пор как дядя с тетей узнали про ее любовь к этому шоколаду, у нас хранится запас. Некоторые сладкие ассорти Ирма специально припрятала на будущие праздники.

– Можно, ты сегодня настрадалась.

– Ула-а-а! – Сестра уносится в дом, топоча по деревянному крыльцу.

Собираюсь пойти за ней.

– Все еще сердишься на нас с дедом? – спрашивает Тамара.

Она не насмехается надо мной, не грубит и не пытается заставить ее полюбить, но один