Германская армия на Западном фронте. Воспоминания начальника Генерального штаба. 1939-1945 - Зигфрид Вестфаль

Французский адмирал Дарлан был готов сотрудничать с Германией, по крайней мере, вплоть до лета 1941 года – на это решение определенно влияла личная вражда адмирала к британскому флоту. Естественно, эти настроения не означали, что французское правительство было в какой-то степени «германофильским», не говоря уже о «нацистском». Дарлан и конечно же маршал Петен также являлись французскими патриотами. Просто они были поставлены, как и другие в Европе, перед дилеммой: либо эмигрировать, либо «сотрудничать», чтобы спасти то, что еще можно было спасти. То, что их решение основывалось на полностью ложной идее насчет перспективы Германии выиграть войну, – это уже другой вопрос. Однако ни одному непредубежденному германскому офицеру не приходило в голову рассматривать французов как презренных «коллаборационистов», таких как квислинги, если не говорить о торгашах. Среди министров лишь Лаваль был фигурой противоречивой.

Мы можем не сомневаться, что кабинет Дарлана верил, что он выступает за интересы Франции, утверждая, что французы готовы в мае 1941 года ответить на просьбы немцев о самолетах и о базах для подводных лодок на атлантическом побережье Марокко и в Дакаре. А также на просьбы об использовании порта Бизерты в Тунисе для снабжения армии Роммеля. Разумеется, французское правительство потребовало в свою очередь – и оно вправе было сделать это – ряда уступок. Прежде всего оно потребовало освободить большое количество военнопленных, затем существенно сократить контрибуцию и, наконец, резко сократить количество ресурсов, которое могло быть реквизировано германским вермахтом. Дарлан открыто заявил, что если у его правительства не будет успехов, которые оно сможет продемонстрировать, то он не найдет моральных оправданий в глазах народа уступкам, которые оно сделало; раньше или позже его правительство падет. Нельзя ничего возразить против справедливости этих аргументов, тем более что кабинет Дарлана никогда не выказывал никаких признаков «ненадежности». Однако германское правительство могло лишь предложить неадекватные уступки по концессиям, которые, по мнению французов, не стоили потери их баз. Таким образом, из-за своей недальновидности немцы упустили шанс вступить в войну против английского флота с удобных баз и лишили себя возможности облегчить задачу снабжения наших войск в Африке.

Такая неготовность немцев одалживаться настолько разочаровала французов, что были разрушены основы сотрудничества. Поведение правительства Гитлера толкнуло сначала французский народ, а потом его правительство в сторону западных государств. Разумеется, поражения итальянцев в Греции, Албании и Северной Африке внесли свой вклад в такое отчуждение, как и позднее тот факт, что нападение немцев на Россию также не принесло мгновенную победу. Впрочем, с фундаментальной точки зрения провалилась именно германская политика. Между двумя народами не было ненависти. Этот период сразу же после коллапса показал, что французы готовы были примириться с Германией. Здесь скрывалась огромная возможность навсегда покончить с накопившимся веками непониманием, и этот шанс оказался упущен. Гитлер проиграл эту политическую битву из-за своей близорукости. Это не германские военачальники совершили ошибку по отношению к Франции во Второй мировой войне, но не в их власти было сделать так, чтобы возобладали более просвещенные отношения.

Глава 5

В ПУСТЫНЕ. 1941–1943 ГОДЫ

Предыстория

Фашистская Италия вступила в войну 10 июня 1940 года, за несколько дней до франко-германского перемирия. В германской армии – и не только в ней одной – предполагалось, что наш союзник немедленно предпримет наступление. Разве не подчеркивал Муссолини мощь своих вооруженных сил, разве не говорил о «восьми миллионах бойцов со стальным сердцем»? И все же ничего не произошло. Правда, агрессивные жесты в Альпах были продемонстрированы как раз вовремя, ибо решающая точка военной борьбы с Францией уже давно миновала. Эксперты обратили взор на Мальту. Наверняка Италия сразу же попытается взять эту несгибаемую крепость, которая угрожала ее связям с Востоком и Северной Африкой. Но и тут ожидаемых действий не последовало. Убеждения со стороны германского командования, которые были вполне уместны между союзниками, оказались безуспешными. Еще 12 августа 1939 года в Зальцбурге Гитлер и Риббентроп долго совещались с Чиано[25], однако на самом деле это не имело никакого военного значения. В начале 1940 года Гитлер и Муссолини встретились на перевале Бреннер. Между тем содержание и результаты их переговоров оказались вовсе не такими, какими предполагал их увидеть внешний мир. Не были достигнуты договоренности ни об общем плане войны, ни о стратегическом сотрудничестве. Почему так вышло? Причины этого – не военного порядка и даже не чисто политические, но вполне личные. Гитлер хотел любой ценой избежать вопросов, к которым был чувствителен Муссолини. Средиземное море Италия считала «mare nostrum» (наше море – ит.), и он не хотел вторгаться в эти сохраняющиеся за страной территории. Это соображение создавало долговременное препятствие к полноценному сотрудничеству вплоть до падения Муссолини. В ответ на мой вопрос осенью 1940 года заместитель Гитлера Йодль сказал мне, что фюрер решил, что мы будем воевать лишь на севере Альп, в то время как итальянцы пойдут на юг. Было решено, что никакой необходимости в дальнейшей демаркации или координации нет. И даже сегодня непостижимо, как можно так возмутительно не уважать принципы союзнической войны.

Какова была позиция итальянских военных в начале лета 1940 года? После капитуляции Франции единственным врагом уже длительное время оставалась Великобритания. Стратегическая цель – Средиземное море. Англия нуждалась в коротком морском пути из Гибралтара через Суэц, как артерии империи. По этой причине ей приходилось любой ценой удерживать Мальту. У Италии были колониальные владения в Северной и Восточной Африке, которые ей нужно было защищать. С другой стороны, самой Италии и Албании ничто не угрожало. Следовательно, нужно было обезопасить лишь пути сообщения с колониями и отрезать английский морской путь через Суэц. Для этого надо прежде всего захватить Мальту. Баланс сил был таковым, что на некоторое время единственно опасное давление, которое могла испытывать Англия, было со стороны колоний. Превосходство Италии в воздухе в районе Средиземного моря оказалось неопровержимым, превосходство ее флота над британским Средиземноморским флотом не менее полным. Однако время могло сгладить эти преимущества. Настоятельно требовались быстрые действия. И что сделала Италия?