Побег из Рая - Шатравка Александр Иванович

Во дворе собралось много людей из разных отделений. После построения и переклички дежурный прапорщик повел всех в швейную мастерскую, занимавшую две большие комнаты в полуподвальном помещении. Ярко горели лампы дневного света, и здесь было прохладно. В два ряда стояли старые швейные машинки, на каждой из них были выцарапаны женские имена, можно было предположить, что машинки привезли из женской зоны. Работа велась поточным методом. Женщина-инструктор показала мне, как пользоваться машинкой, и мою операцию. Игорь сидел за мной, помогая овладеть хитростями нового ремесла. Час работы пролетел очень быстро и, выйдя на перекур, я стоял теперь под кривой шелковицей, тем самым деревом выросшим из бетонной щели, которое ещё недавно было для меня таким недосягаемым. Я увидел брата и попросил разрешение у санитара перекинуться с ним парой слов.

— Смотри, чтоб только никто не заметил, — предупредил он.

— Просись на швейку, — говорю негромко Мише.

— Я-то прошусь, но из надзорки не выпускают, говорят пока нельзя.

— А что с курсом серы?

— Врач вышла из отпуска и пока молчит. Может забыла? — держась руками за штакетник, переминаясь с ноги на ногу, — отвечал брат.

Минуты перекура пролетели очень быстро.

Гремели машинки. Делать свою строчку на трусах оказалось делом не очень сложным. Я шил и радовался, что теперь смогу видеть хоть несколько минут в день брата.

50

ХЕЛЬСИНСКИЕ ДОГОВОРА

В далекую от Днепропетровской спецбольницы Финляндию съехались представители Европейских стран на совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе. Прибыла в Хельсинки и советская делегация. Из стен сумасшедшего дома казалось, что весь мир сошел с ума и западные страны, садясь за стол переговоров с Советами, плохо себе представляют, с кем они имеют дело, особенно, когда началось обсуждение Третьего раздела Хельсинского Заключительного Акта.

В нём предусматривалось сотрудничество в области культуры, образования, расширения контактов между людьми, обмене информацией. При этом государства-участники выразили желание содействовать укреплению мира, взаимопониманию между народами, взяв на себя конкретные обязательства в решении вопросов по воссоединению семей, заключению браков с гражданами другой страны, развитию сотрудничества между молодёжными организациями. Заключительный Акт предусматривал ряд мер по улучшению обмена информацией, включая расширение распространения газет и других зарубежных печатных изданий, а также кино, радио и телевизионной информации, улучшение условий для работы иностранных журналистов.

Новости о происходящих там событиях мы узнавали из советских газет. Заголовки пестрили статьями о передовых позициях Советского Союза, которые он занял на переговорах в решении вопроса о правах человека и статьями таких писак, как Бовин и Зорин, одновременно обвинявших западные страны в клевете и их вмешательстве во внутренние дела страны Советов.

Воскресенье. В прогулочном дворе, как всегда, полно народа, грязи и табачного дыма. Политические больные — те, кто еще мог думать и излагать мысли, горячо обсуждают эту тему. Андрей сегодня прохаживался с журналистом и писателем Борисом Дмитриевичем Евдокимовым. Это был среднего роста, худой, носивший очки с большой диоптрией человек, и в свои 52 года выглядевший значительно старше. Эльза Кох его сильно «лечила» — это было видно по его медлительной походке из-за боли и абсцессов на ягодицах, так обычно ходят дряхлые старики. Он говорил с Андреем тихим хрипловатым голосом:

— С ними нужно не в Хельсинки садиться за стол переговоров, а в Нюрнберге, — слышал я обрывки фраз, проходя возле них.

Борис Евдокимов в прошлом три раза чудом избежал смертной казни за свою связь с Народно-Трудовым Союзом (НТС). Первый раз его арестовали, когда ему было 25 лет, в 1948 г. Он «закосил» под дурака и пребывание в сумасшедшем доме спасло его жизнь. Второй раз арестовали в 1952, но от расстрела спасла смерть Сталина, и третий раз судьба смиловалась над ним в 1964, когда сняли Хрущёва, и это опять спасло ему жизнь. Четвертый раз Евдокимов был арестован в 1971 году.

Профессор Лунц из Института Сербского признал его невменяемым. В ленинградской спецбольнице по месту жительства он пробыл недолго. Там его хотел защищать французский адвокат. Чтобы этого не произошло, КГБ перевело его в закрытый для иностранцев город Днепропетровск.

К своему сожалению, я никогда не общался с членом НТС Б. Евдокимовым, с правозащитником левых марксистских взглядов Л. Плющем, с правозащитником и украинским националистом Плохотником, с гражданином Бельгии калмыком Е. Лукьяновым, с анархистом А. Анисимовым и ещё со многими политическими, находившимися в стенах больницы. Эти люди обладали прекрасной эрудицией и глубокими разносторонними знаниями, которых мне так не доставало, но моё желание вырваться в Америку многими из них не одобрялось и расценивалось как юношеская авантюра. В душе я не был революционером и не хотел сражаться ни под каким знаменем и слова «союз» и «социализм» на меня действовали, как таблетки галоперидола. Для всех этих людей я был бы скучным собеседником. Меня больше интересовали люди, как я сам, мечтающие удрать на Запад из этого ненавистного рая, или те, кому пришлось пожить за границей и волею судьбы оказаться снова на Родине, но уже в этих стенах.

Таким был Володя Корчак, плотный, невысокого роста бывший судовой механик лет тридцати пяти из нашего второго отделения, и мне всегда было интересно проводить время с ним. Вот и сейчас он демонстрировал свои феноменальные способности. Володя прочитал только один раз статью о совещании в Хельсинки и передал мне газету.

— Проверяй! — и начинал пересказывать. — «Проблема обеспечения европейской безопасности — одна из ключевых проблем современности. Исторический опыт свидетельствует, что Европа всегда играла и сегодня играет важную роль в развитии международных отношений во всем мире. В этой связи итоги Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, закрепленные в Заключительном акте, подписанном 1 августа 1975 г. в Хельсинки руководящими деятелями 33 европейских стран, а также США и Канады, его последовательная реализация имеют поистине историческое значение.»

— Ну как? Всё правильно?

— Ни одной ошибки, — не могу в это поверить, отвечал я, он продолжал дальше.

— «Хельсинкский Заключительный Акт, который вобрал в себя десять основных принципов диалога и сотрудничества между государствами, которые принимали участие в Совещании по Безопасности и Сотрудничеству в Европе, заложил краеугольный камень большей свободы и безопасности в Европе. И, что более важно, он заложил основы для перемен в Европе.» Что, будешь слушать дальше?

— Хватит! — говорил я, пытаясь про себя повторить первую строчку. «Проблема обеспечения безопасности в европейской — одна из проблем….» — нет, моя память на несравнимом уровне с Володиной.

Корчак закончил Одесский институт водного транспорта и был судовым механиком на кораблях дальнего плавания. Это обстоятельство меня с ним сближало, потому, что я тоже был моряком, но был отчислен с пятого курса и из меня не получился штурман дальнего плавания. Как отличного механика Одесское пароходство отправило Владимира в Швецию полномочным представителем для ознакомления с зарубежным судовым оборудованием. Когда пришла пора возвращаться на Родину, он принял решение остаться на Западе и стал работать на шведском корабле механиком. Через четыре года его корабль зашёл в Онежский порт на Белом море загрузиться лесом.

«Как тесен мир», — думал я, когда Корчак рассказывал мне об этом. Он сошёл с корабля в порту города Онега и оказался на набережной имени Петра Алексеевича Попова, названной в честь моего деда! В детстве мы с Мишей приезжали в этот город из Ашхабада, где жили с родителями, и проводили здесь летние каникулы у бабушки.