Они не мы - Григорий Грошев

Запись 20

Грязь. Выбросы заводов густые, как вода. Чёрный дым застилает маску, её приходится то и дело чистить перчаткой. Машины медленно движутся вперёд, их фары с трудом пробивают смог. Грузовики, что везут питательную смесь, одежду. Водовозы. Мусорщики. А ещё – небольшие машины, на которых передвигаются главные люди Сферы. Алекс идёт пешком, по навигатору. Он уже бывал в этом квадрате. Много лет назад. Никакого желания возвращаться, но…

Видеозвонок. Старый, подёрнутый коррозией шлюз медленно открывается. Он скрипит так, будто им никто не пользовался, но это не так. Камера обдаёт бедной чистящей смесью. Шлюз закрывается с таким же душераздирающим скрипом. Главред снял маску, но тут же надел её обратно. Голова закружилась от воздушной смеси, наполненной выбросами Сферы. Внутренние фильтры безнадёжно грязны!

- Проходите, - женский голос, хриплый и надломленный.

Перед ним – древняя старуха, на вид ей лет 55 или даже 57. Столько не живут! Волосы – седые, белые, кожа пожелтела и покрылась глубокими морщинами. Зубы тёмные от грязного, едкого воздуха, но глаза сохранили ясность и даже задор. Должно быть, она уже привыкла и ничего не замечает.

- Как я рада, что вы пришли, Александр Р-101! Так неожиданно и приятно.

Кашель. Кашель душит бабушку, и она долго не может отдышаться. Он будто схватил её за горло, перекрывая воздух, в котором так мало кислорода. Главред ждёт, пока старушка перестанет хрипеть так, словно сейчас отдаст душу Главе. Она сделала глубокий вдох из ингалятора.

- Здравствуйте.

Молчание. Зачем он сюда пришёл? Чтобы мучить несчастную женщину? Как будто она недостаточно страдает… Нет, у него есть другая цель. И он не будет отступать – таковы правила.

- Слышал, что Виктор пропал, - говорит Алекс.

- Да.

Голос матери журналиста наполнен печалью и болью. Левой рукой она проворно смахивает слезу. Делает это так, как будто никто и не заметил эту предательскую капельку. Словно то этого что-то поменяется.

- Хороший мальчик, - говорит она. – Я надеюсь, что он найдётся. Надеюсь. Что мне ещё остаётся?

- Я всё понимаю. А когда он исчез?

Неловкое, гнетущее молчание. В какой-то момент Алексу кажется, что он задал крайне неприятный, неправильный вопрос, и от этого хочется провалиться сквозь землю. Всё его раздражает: и эта комната в грязном доме, и мать Виктора. И Сфера.

- Две недели назад был здесь, - говорит старушка. – Обещал, что вот-вот поменяем воздушные фильтры. Он там на работе ходатайство писал. Где ж это видано, чтобы люди в масках спали? А мы спали. Кстати! – старушка вдруг оживилась. - Он оставлял конверт. Держите. Я не вскрывала.

Алекс озадачен. К нему уже приходил инспектор, который требовал сообщать ему обо всём. Нет, про события снаружи Сферы, конечно, Шваку знать необязательно. А вот конверт – другое дело. Это вполне может быть уловкой полиции. Но Алекс всё равно берёт письмо и прячет в карман.

Если бы он своими глазами не видел Виктора там, на холме… То был бы на сто процентов уверен, что парня держат в казематах полиции. А расследование – пыль, чтобы сбить всех с толку. Чёрный туман, которым пропитан промышленный район. Но теперь он понимает: игра сложнее, и её невольным участником оказался он сам. Соучастником масштабного преступления, которое готовят повстанцы.

- Так и не женился Виктор?

- Нет, - старушка снова смахивает слезу. – Я у него одна осталась. Он был моей опорой. Верую, что он найдётся. Мне больше не на что надеяться.

Главред размышляет, что в таком возрасте мать Виктора уже не способна работать. Нигде. Значит, ей дают социальный талон на день. Немного воды – ровно столько, чтобы не умереть от жажды. И всё. Подчиняясь порыву, он достаёт из кармана комбинезона свою недельную получку. 70 талонов. Многие семьи о таком лишь мечтают!

- Держите, - говорит Главред, протягивая ценность.

- Зачем? – испуганно отвечает старушка. – Не нужно. Я прекрасно справляюсь. У меня имеются некоторые накопления…

Но глаза её горят. Алексу неловко. Он просто кладёт талоны на стол и уходит. Он везунчик. Не знает о жизни в старых, полуразрушенных квартирах. Забыл – всё это осталось в далёком-далёком детстве. Да и тогда под Сферой было чище, чем сейчас. Алекс ничего не знает о голоде. И его родители давным-давно почили в стене воспоминаний. Он везунчик, и только зря мучает себя неудовлетворением.

Главред шагает по улице и размышляет. Если Швак следит за ним, то у инспектора есть повод предъявить подозрение. Алекс входит в Метро. Тихо скользит возле патруля. До запретного времени ещё далеко – солдаты спокойны. Здесь, в подземке, ему всегда легко. Почему? Тоннели, простирающиеся в темноте, манят. Хочется вступить в неизвестность, и от этого в душе что-то начинает переворачиваться.

Найдя спокойное место на мёртвой станции, он вскрывает конверт. Маленькая записка. Всего одна строчка. «Лично Александру. Я всё знаю. Не верь, не бойся и не сдавайся. Правильный выбор – это выбор между плохим и ужасным».

И всё. Больше – ничего, пустота. У костра греются нищие. Мусор тлеет в бочке – тепла почти нет. Быть может, мать Виктора тоже скоро покинет квартиру и будет искать спасения среди таких же. Когда талоны закончатся. Многие граждане поступают именно так, пока не попадут на каторгу.

В своём хорошем комбинезоне Алекс может представлять для них лакомую добычу. Но Главреду нестрашно. Он вообще не умеет бояться. А потому – не обращает внимания на взгляды, которым его обдают незнакомцы. Подойдя к нищим, Главред швыряет бумажку. Её жадно пожирает пламя, Алекс уходит прочь.

«Хозяин, без преувеличения, великий человек. После нашей с ним случайной встречи меня пригласили на приватную аудиенцию, только для избранных журналистов. Их набралось чуть больше десятка – двенадцать человек, и мне выпало почётное место, довелось сидеть рядом с Ним.

Самый высокий и крепкий охранник, довольно связно для своих габаритов излагая мысли, приказал нам отложить в сторону автоматические ручки и бумагу и угостил крепким чёрным напитком, название которого я не запомнил. Может, кохве или коэ, помню точно, что с ним полагалось употреблять полупрозрачный порошок белого цвета