Судьба начертанная кровью (ЛП) - Дженсен Даниэль Л.

― Дай мне мазь.

Осознавая, что все взгляды устремлены на нас, я передала ему маленькую емкость и поморщилась, когда он извлек из нее слишком много, ― экономность во мне протестовала против излишеств.

― Очевидно, ты не знаешь о сундуках с серебром, которые мой отец закопал в разных местах на своей территории, ― сказал он. ― Поверь мне, он больше заботится о том, чтобы ты могла пользоваться рукой, чем о том, чтобы оплачивать банки с мазью.

Бережливость была присуща моему характеру, но в этом он был прав. Вытянув руку, я ждала, что он положит мне на ладонь немного мази. Вместо этого Бьорн взял мою руку и размазал мазь по изуродованной татуировке на правой ладони. Я напряглась, стесняясь того, что он прикасается к шрамам, несмотря на его заявления о том, что это знаки чести. Но если текстура моей кожи и беспокоила его, то Бьорн этого не показывал ― его сильные пальцы настойчиво впивались в жесткие шрамы, и жар его плоти согревал мою кожу сильнее, чем огонь.

Не то чтобы я могла расслабиться.

Это было невозможно, потому что интимность этого момента не укрылась от меня. Я была женой другого мужчины. И не просто чужой, а женой его отца.

И все же я не отстранилась.

Отблески костра плясали на руках Бьорна, сухожилия выделялись на фоне загорелой кожи, испещренной крошечными белыми шрамами, многие из которых выглядели так, словно это были ожоги. Мой взгляд прошелся по его мускулистым предплечьям, изучая все татуировки ― черные, потускневшие от времени, они, должно быть, были у него уже много лет. Я задалась вопросом, имеют ли они для него значение или являются просто украшениями, приглянувшимися ему, но воздержалась от вопроса.

Я не хотела нарушать момент. Не хотела делать ничего такого, что заставило бы его убрать свои руки от моей. Не потому, что боль ослабевала от его заботы, а потому, что уменьшающаяся скованность в пальцах сменялась растущим напряжением в моем сердце.

Ты проклятая дура, Фрейя. Идиотка, которая заслуживает пощечины за то, что вожделеет того, чего не может иметь.

Мало того что тело игнорировало мои наставления, так еще и боль усилилась, а вместе с ней ожило и мое воображение. В голове мелькали образы Бьорна без рубашки. Без брюк. Без всякой одежды между нами, его руки на моем теле и его губы на моих.

Прекрати, умоляла я свое воображение, но Фрейя, владевшая этими мыслями, лишь ухмылялась и подкидывала еще больше.

Мое воображение было проклятием.

Оно всегда было проклятием, вселяя в меня ложную веру в то, что то, что оно создает, может стать реальностью, что всегда приводило к разочарованию. Как бы я ни была недовольна выбором отца выдать меня замуж за Враги, я все равно мечтала об удовольствиях, которые испытаю в брачную ночь, и мое воображение подпитывали истории, рассказанные мне другими женщинами. Реальность отрезвила меня, потому что Враги лишь потребовал, чтобы я разделась, а затем перегнул меня через кровать и обслужил, как лошадь, кончив в считанные мгновения и оставив после себя лишь холодную и глухую пустоту.

― Глубокие мысли для позднего часа, ― мягко сказал Бьорн, и я подняла глаза, чтобы встретиться с его взглядом, чувствуя себя застигнутой врасплох, несмотря на то что воспоминания о Враги победили похоть, пылавшую в моем теле.

Хотя теперь я сгорала от смущения.

― Я ни о чем не думала. ― Я выдернула руку из его хватки и спрятала ее в складках плаща. ― Спасибо за помощь. Боль значительно уменьшилась.

Бьорн пожал плечами.

― Это ерунда.

Если бы только это было так.

― Прошу прощения, ― добавил он через мгновение. ― За то, что было раньше. Ты пыталась понять, в какой роли видит тебя мой отец, а я перевел разговор на свои собственные претензии, лишив тебя этой возможности.

Я пожала плечом, почему-то не в силах встретить его взгляд.

― Он не собирался мне ничего рассказывать.

― Думаю, это потому, что он не знает. ― Подняв палку, Бьорн ткнул в огонь и низким голосом добавил: ― Он знает о войнах, набегах и переиначивании историй о богах в своих целях. Но как ты сможешь вдохновить Горные земли присягнуть ему как конунгу? Думаю, он в таком же неведении, как и мы с тобой.

Я прикусила нижнюю губу, ночной воздух стал еще холоднее, чем минуту назад.

― Тебе следует отдохнуть, ― сказал он, поднимаясь на ноги. ― Завтра перед рассветом мы снимемся с лагеря и отправимся в путь.

Расстелив свои меха, я легла и натянула на себя толстую шкуру, не сводя глаз с тлеющих углей. Без нашего разговора в лагере было тихо, только треск тлеющих дров, ветер в сосновых ветвях и слабый храп одного из воинов.

Поэтому невозможно было не заметить хруст ломающихся костей, наполнивший воздух.

Поднявшись на ноги, я с ужасом увидела, как один из воинов, стоявших на страже, рухнул в круг света костра с топором, всаженным в череп. Не успела я выкрикнуть предупреждение, как среди деревьев появились воины с лицами, покрытыми боевой раскраской, и оружием, сверкающим на свету; их боевые кличи наполнили мою грудь чистейшим ужасом.

― Убейте деву щита! ― кричал один из них. ― Убейте всех женщин!

Одна из рабынь бросилась прочь, с криком пытаясь убежать. Не успела она сделать и двух шагов, как один из мужчин полоснул ее по спине. Она умерла, еще не коснувшись земли, и глаза воина устремились ко мне.

Инстинкты взяли верх.

Вскочив на ноги, я выхватила меч, а затем нагнулась, чтобы поднять щит ― страх придал сил моей руке. Они хотели, чтобы я была мертва. Значит, именно меня им придется убить.

― Хлин, ― закричала я, ― дай мне свою силу!

Магия наполнила меня, затем выплеснулась из руки и окутала щит, озарив ночь ярким серебристым светом. Все взгляды обратились ко мне, а затем атакующие с ревом ринулись вперед. Не просто несколько мужчин и женщин, а десятки, высыпавшие из-за деревьев, с глазами, полными жажды убийства.

А я стояла одна.

Или мне так показалось.

Рядом со мной появился еще один щит, и я повернулась, чтобы увидеть Бьорна рядом со мной, его топор ярко горел. Его лицо было забрызгано кровью, но он ухмылялся.

― Выше щит, Рожденная в огне. ― Затем, уже громче, он крикнул: ― Стена щитов!

Другие воины поспешили занять позиции, Снорри в том числе. Щиты сомкнулись, образовав круг, внутри которого притаились Илва, Стейнунн и рабы. Хотя я чувствовала их ужас, мой исчез. Вместо него дикий, яростный вызов питал мою силу. И моя магия.

Сияние выплеснулось наружу, охватив сначала щит Бьорна, а затем и остальных, распространяясь, как прилив, пока стена щитов не засияла сплошным кругом.

Однако враг не колебался.

То ли потому, что они не знали, на что способна сила Хлин, то ли потому, что были слишком захвачены яростью боя, чтобы заботиться об этом, но враги мчались к нам, как волна из щитов, топоров и клинков. Столкновение было оглушительным: моя магия отбросила их назад с такой силой, что они столкнулись со своими товарищами, сбив их с ног. Крики и треск ломающихся костей наполнили ночь, а затем Снорри крикнул:

― В атаку!

На мгновение я вздрогнула, а затем голос прошептал в голове: Они напали на тебя. Напали на твой народ. Они заслужили такую участь. Я позволила ярости, звучавшей в этом голосе, взять верх.

Рубя и нанося удары по врагу, я убивала и калечила тех, кто пришел, чтобы сделать то же самое со мной. Кровь забрызгала мне лицо, на языке появился привкус меди, но мне было все равно. Они вызвали меня на бой, но закончу его я.

А потом все стихло.

Задыхаясь, я осматривалась в поисках того, с кем бы сразиться. Кого убить. Но все враги лежали на земле, либо мертвые, либо при смерти, и свет от моего щита освещал залитую кровью сцену.

Мужчины и женщины превратились в трупы. Отдельные части. Ярость, обуревавшая меня, улетучилась, сменившись тошнотворным ужасом от представшей передо мной картины. Картины, которую я помогла создать. Пальцы превратились в лед, в горле горела желчь, потому что каждый вдох приносил запах крови и развороченных кишок. Они заслужили это! Отчаянно напомнила я себе. Они сделали бы то же самое с тобой, если бы у них была возможность!