Судьба начертанная кровью (ЛП) - Дженсен Даниэль Л.

― Странно делиться с кем-то, кого я едва знаю.

В глазах скальда мелькнула редкая эмоция, затем она отвела взгляд.

― Я не привыкла говорить о себе. Большинство желает, чтобы я рассказывала об их подвигах, поэтому разговор идет о них, а не обо мне.

Мое раздражение сменилось сочувствием, и впервые с момента нашей встречи я по-настоящему сосредоточилась на скальде, размышляя о цене ее дара. Каково это, когда каждый, с кем ты разговариваешь, заботится только о том, чтобы рассказать тебе свою историю ради возможности прославить себя в балладе, и совсем не интересуется женщиной, которая их сочиняет. Стейнунн использовали как инструмент, так же, как и меня.

― Я бы хотела узнать о тебе больше.

Стейнунн напряглась, затем вытерла ладони о юбку.

― Рассказывать особо нечего. Я родилась в маленькой рыбацкой деревушке на побережье. Когда мне исполнилось четырнадцать, наш ярл взял меня в услужение, но это было недолго, потому что вскоре другой ярл узнал о моем даре и заплатил ему золотом, чтобы забрать меня. Так продолжалось много лет, ярлы покупали мою службу друг у друга.

Как рабыню.

― Ты не могла распоряжаться своей жизнью?

Стейнунн пожала плечами.

― По большей части мне хорошо платили и заботились обо мне, а в последние годы моя… свобода возросла. При последних словах она стиснула зубы, но затем улыбнулась мне, и чувство неловкости исчезло так же быстро, как и появилось.

Я открыла было рот, чтобы спросить, есть ли у нее семья или хочет ли она ее иметь, но тут же закрыла его. Если у нее и была семья, то не в Халсаре, и она могла расстроиться из-за того, что я подняла эту тему.

― Так ты хочешь узнать, что я чувствовала? Так работает твоя магия?

Стейнунн кивнула.

Не сводя глаз с топора Бьорна, я прикусила внутреннюю сторону щеки. Признание в том, что мне было страшно, противоречило той истории, которую Снорри хотел обо мне рассказать, но если я скажу обратное, женщина наверняка поймет, что это ложь.

― Возможно, будет проще, если я покажу тебе, ― сказала скальд и, приоткрыв полные губы, начала петь. Тихо, так, чтобы слышала только я, ее прекрасный голос наполнил мои уши, повествуя о набеге на Халсар. Но не слова вырвали испуганный вздох из моих уст, а видения тьмы и пламени, представшие перед моими глазами, заслонившие окружающий мир, и страх, словно тиски, сжавший мою грудь.

― Оставь свои кошачьи вопли для тех, кто не пережил этой битвы, Стейнунн.

Голос Бьорна прервал песню, и скальд замолчала, а видение тут же исчезло.

― Я выполняю приказ твоего отца, ― огрызнулась она, и это был первый признак гнева, который я когда-либо видела у нее. ― Это Снорри желает, чтобы слава Фрейи росла.

― Мне было страшно, ― проговорила я, не желая оказаться в центре противостояния этих двоих, которые явно не были друзьями. ― Но я также хотела получить ответы.

Я затаила дыхание, молясь, чтобы этого было достаточно.

― Спасибо, Фрейя. ― Стейнунн поднялась на ноги и, не сказав Бьорну ни слова, прошла мимо него.

― Ты не должен быть таким грубым, ― сказала я, когда он опустился на колени у костра. ― У нее не больше выбора в том, что она делает, чем у меня.

Бьорн хмыкнул, но я сомневалась, было ли это согласием или отрицанием.

― Однажды я поделился с ней своими мыслями, не понимая, на что способна ее магия. Спустя несколько дней она запела для всего Халсара, и я понял, что ее сила позволяет всем, кто слышит ее песню… стать мной в тот момент. Увидеть то, что видел я. Почувствовать то, что чувствовал я. Осудить меня за то, чем я никогда бы не поделился с ними, если бы у меня был выбор. Это было… унизительно.

Мне показалось странным, что такой человек, как он, возмущается тем, что приносит ему известность. Он участвовал в набегах, а для таких воинов, как Бьорн, ничто не имело большего значения, чем боевая слава. Вот только я сама совсем недавно мечтала прославиться в бою, но первые стихи о набеге на Халсар вызвали у меня не гордость и восторг, а страх. Возможно, как это ни невероятно, Бьорн чувствовал то же самое. Но все же…

― Это не значит, что ты должен быть груб с ней.

― Возможно, ты пересмотришь свою позицию после того, как она еще несколько месяцев будет копаться в каждой детали твоих действий, ― ответил он. ― Это единственный способ заставить ее оставить меня в покое.

Пожевав внутреннюю сторону щеки, я решила не спорить, и сменила тему. Показав на его топор, я спросила:

― Это обязательно должен быть топор? Или ты можешь сделать любое оружие?

Бьорн хмыкнул на смену темы, но ответил:

― Это всегда был топор. Для тех, в ком течет кровь Тира, ― еще может быть меч или нож.

― И он выглядит одинаково каждый раз, когда ты его вызываешь?

Топор резко исчез, словно Бьорну не нравилось, что я его разглядываю, так же, как и вторжение Стейнунн в его мысли.

― Более или менее. — Обойдя вокруг костра, он сел рядом со мной, скрестив ноги. ― А щит Хлин всегда один и тот же?

Я нахмурилась, обдумывая вопрос.

― Он принимает форму щита, который я держу в руках.

― А это обязательно должен быть настоящий щит? Или твоя магия может превратить в щит что угодно? ― Он протянул руку и поднял котелок, размахивая им. ― Такая магия не позволит никому перечить тебе на кухне. Кстати, ты хорошо готовишь?

― Не будьте ослом ― конечно, я хорошо готовлю. ― Вырвав котелок из его рук, я перевернула его в руке, а затем подняла. ― Хлин, защити меня.

Сила разлилась по моим венам, ее тепло разогнало холод в воздухе. Она струилась из моей руки, покрывая котелок, и ее сияние освещало темноту лучше, чем огонь. Смутно я осознавала, что все остановились, чтобы посмотреть на меня, но все мое внимание было приковано к Бьорну, который задумчиво разглядывал котелок.

Вытащив из-за пояса нож, он ткнул острием в мой котелок. Оружие отскочило с такой силой, что вылетело из его руки и упало в грязь, но вместо того, чтобы подобрать нож, он жестом велел мне подняться. Нервы затрепетали, но я подчинилась, и нервы мои сменились страхом, когда в его руке появился топор.

― Бьорн… ― сказал Снорри, шагнув вперед. ― Я не думаю, что это…

― Ты веришь, что я не промахнусь? ― Бьорн обратился ко мне, как будто его отец ничего не говорил.

Я сглотнула.

― Бьорн, у меня в руках котелок.

― Ты владеешь силой Хлин, ― поправил он. ― Так что, возможно, лучше спросить, доверяешь ли ты богине? Или доверяешь ли ты себе?

Доверяю ли я? Магия Хлин уже однажды противостояла магии Тира, но Бьорн оказался неподготовленным. Что, если на этот раз его топор пронзит мою магию?

Воспоминания о боли, которую я испытала, когда топор обжег меня, заполнили мою голову и стали настолько реальными, что я посмотрела на свою руку, чтобы убедиться, что она не пылает. Мое дыхание участилось, пульс застучал в ушах, а рука, державшая котелок, задрожала.

― Бьорн, ― прорычал Снорри, ― если ты причинишь ей вред, я вырежу твое проклятое богами сердце!

Бьорн даже не моргнул, лишь тихо спросил:

― Ну что, Фрейя?

Ужас и тошнота скрутили мои внутренности, каждый инстинкт подсказывал мне отступить. Сказать, что я не могу этого сделать. Что мне нужен подходящий щит и время, чтобы проверить, насколько сильна магия. Но непокорная, хотя и потенциально идиотская, часть моего сердца заставила меня произнести два слова, прорвавшихся через сдавленное горло и пересохший язык.

― Сделай это.

Бьорн метнул топор.

Я стиснула зубы, борясь с инстинктивным желанием уклониться, но вместо этого крепко сжала котелок, и крик заполнил мои уши. Алое пламя устремилось в мою сторону, и крик, который, как я потом поняла, был моим собственным, был заглушен оглушительным взрывом, сотрясшим воздух подобно грому.

Топор срикошетил от моего котелка, пробил ветви деревьев и взлетел в небо, а затем погас.

Илва громко закричала, но Бьорн только рассмеялся, его глаза загорелись, когда он протянул руку, чтобы дотронуться до светящегося котелка.