Шамабад должен гореть! - Артём Март

— Начотряда вас не отпустит. Ценит.

— Да как же меня ценить, если я сам себя не ценю?

— Так, — начал я серьезным, офицерским тоном. — А вам я вот что скажу: вы все эти глупые мысли бросьте. У вас тут долг перед Родиной. За вами миллионы советских людей. И сомнениям тут нет места. И жизнь, и служба — все продолжается. Вы раньше справлялись и теперь будете справляться.

Таран молчал долго. Видимо, думал. Потом горько заговорил:

— Сегодня аргументы Пуганькова заставили меня сомневаться. Уж не знаю, как и поступил бы я сейчас, если не ты. А ты мне словно глаза открыл. Будто взял, да встряхнул и на ноги поставил. Напомнил, что нечего в таких делах тянуть кота за причинное место. — Он улыбнулся. — И снова, если раскисаю, ты тут как тут, словно водой холодной меня окатываешь.

— Товарищество, оно на то и товарищество, чтобы вовремя подставить плечо, — сказал я.

Таран снова улыбнулся, но уже едва заметно. Покивал.

— В общем, спасибо. Ну лады. Больше не задерживаю, Саша. Свободен.

— Анатолий Сергеевич, — посерьезнел я, — а разрешите спросить?

— Разрешаю, — пожал плечами Таран.

— В чем дело? Почему, ни с того ни с сего, к нам едет начальник отряда?

— Подробностей я и сам не знаю, — начал Таран, и на его лицо упала тень напряжения, — но дело серьезное. Помнишь, недавнюю похоронку, что Климу пришла?

— Такое забудешь.

— Ну вот. Отец его погиб в бою с бандой Юсуфзы. Тогда же бандиты захватили в плен нескольких наших. Среди них и офицеры есть.

Шеф замолчал, строгий взгляд его устремился куда-то вверх, к Дастиджумскому перевалу.

— Начальство договорилось с Юсуфзой об обмене пленными. И обмен этот будет проходить на нашем участке, — докончил начальник заставы.

Глава 14

— И как ты, Александр, раскусил их, а? — Спросил подполковник Давыдов ухмыляясь.

Начотряда приехал вечером, аккурат к нашему боевому расчету. Он поздоровался с бойцами, но ничего нам не сказал. Лишь вежливо ждал у правого плеча Тарана, пока тот не проведет расчет как надо. Пока не назначит каждого на службу на новые сутки.

Когда шеф закончил, Давыдов только обратился к нам с кратким напутственным словом, похвалил, сказав, что мы отлично несем службу. Отлично защищаем вверенный нам участок государственной Границы.

И хотя слух о том, что начальство замыслило обмен пленными, быстро разнесся по заставе, Давыдов так и не сказал нам, зачем приехал. Ни словом не обмолвился об обмене. И для нас, и для Тарана это пока что оставалось тайной.

Когда расчет закончился, и шеф отпустил часть из нас готовится к службе, а часть на ужин, Давыдов, высмотрев меня в массе личного состава, подошел, поздоровался. Задав несколько дежурных вопросов, он, наконец, спросил о недавнем происшествии с «пастухами».

— Их груженый ишак показался мне слишком подозрительным, товарищ подполковник, — пожал я плечами, — на кой черт его так нагружать, когда до пастбища полчаса пешком?

Давыдов одобрительно кивнул. Улыбнулся.

— Проницательно, Саша. Ты не потерял бдительности даже в такой, казалось бы, очевидной ситуации. На первый же взгляд все было совершенно понятно, ведь так? — Улыбнулся Начотряда.

— Так. Но, как говорится: «все, да не все».

— Вот именно. Побольше бы нам таких пограничников, что в любой ситуации остаются начеку, — Давыдов странно и очень задумчиво прищурился. Потер белесый от едва прорастающей, седой щетины, подбородок. — Думаю, из тебя бы получился отличный офицер. Более того — отличный начальник заставы.

— До такого мне еще далековато, — улыбнулся я в ответ.

— Пока да, — серьезно кивнул Давыдов, — но движешься по службе ты быстро.

Он указал на мои лычки младшего сержанта.

— Я смотрю, уже носишь лычки старшего сержанта? Таран молодец. Быстро исполнил мой приказ на повышение.

— Так точно, товарищ подполковник. Быстро.

— И правильно сделал. Одобряю. Короче, — Давыдов посерьезнел и сделал такое лицо, будто бы собирался меня ругать, — я был бы рад иметь в подчинении, у нас в отряде, такого офицера, какой бы из тебя получился. Ты как? Решил уже после армии поступать в училище?

— Как я уже вам говорил, товарищ подполковник, — улыбнулся я, — я без армии себя не мыслю. Но пока что мне нужно до дембеля добраться. А дальше уже думать об училище. Тут на службе, много других дел, что из головы не выходят.

— Одобряю, — снова кивнул Давыдов. — Очень хорошо. Ладно. Бывай, Саша. Таран, пади, меня уже в канцелярии ждет.

Я встал смирно, отдал подполковнику честь. Тот тоже взял под козырек, а потом направился через плац к зданию заставы.

— Приятного аппетита! — Вошел в столовую Вася Уткин.

На заставе существовал приятный обычай, который каждый соблюдал неукоснительно: если зашел в столовую, обязательно пожелай всем приятного аппетита. Поступали так все: и офицеры, и простые солдаты.

Никто и никогда специально не рассказывал, что полагается делать именно так. Однако молодые смотрели на стариков и перенимали их образ поведения. Да и офицеры не отрывались от коллектива.

Уткин сходил за порцией к Гие на кухню, потом сел за один столик со мной, Стасом, Малюгой и Климом Вавиловым.

Улыбчивый, добрый и наивный Клим очень изменился после смерти отца.

Если раньше системщик был, что называется, «душа нараспашку», теперь стал он замкнутым и мрачным. Хоть и был он отчасти наивным и немного флегматичным, а иногда даже терпел добрые насмешки от погранцов, с ним охотно дружили. Знали, что не подведет, когда будет нужно.

Теперь после смерти отца, Клим мало с кем разговаривал, а если и говорил, то только по службе. Много времени старался проводить в одиночестве, если ему позволяли обстоятельства. Например, на теоретических занятиях и политподготовке садился один. Пытался, если получалось, обедать в одиночестве.

Сегодня у него не вышло. Людей в столовую набилось много, и Клим выбрал для себя единственное свободное место.

Хотя он и сел с нами, мы не торопились с ним заговаривать. Стасу, Малюге и Васе Уткину неловко было с ним общаться. Я понимал, что они просто не могли подобрать слов, чтобы как-то поддержать его в такой беде.

А еще я понимал, что слов подбирать и не нужно. Тут можно было лишь перестрадать. Перетерпеть боль потери