Посредник - Фредерик Форсайт

— Его пригласили через голову Бюро, — отозвался Келли. А Дон Эдмондс не возражал. Может, решил, что если все обернется скверно… Как бы там ни было, эти сволочи нарушили по крайней мере три американских закона. И они подпадают под юрисдикцию Бюро, несмотря даже на то, что произошло это на территории Великобритании. И я не хочу, чтобы этот молодчик действовал самостоятельно, без присмотра — кто бы там что ни говорил.

— Правильно, — согласился Браун.

— А этот наш представитель в Лондоне, Патрик Сеймур, — ты его знаешь?

— Да знаю, — пробурчал Браун. — Говорят, он с англичанами не разлей вода. Может, даже слишком.

Кевин Браун, тоже ирландец, как и Келли, пришел в ФБР из бостонской полиции; его любовь к англичанам можно было выразить в словах, которые уместились бы на обороте почтовой марки, и при этом еще осталось бы много свободного места. Но это отнюдь не означало, что Браун питал теплые чувства к ИРА, — он даже арестовал однажды двух торговцев, продававших ИРА оружие, и те сели бы в тюрьму, но суд их оправдал.

Браун так и остался полицейским старого закала, которому ненавистны любые преступники. Ему до сих пор помнилось, как он, парнишка из бостонских трущоб, с широко раскрытыми глазами слушал рассказы своей бабки о том, как во время голода 1848 года люди умирали с зелеными ртами, оттого что ели траву, или о виселицах и расстрелах 1916 года. Ирландия, в которой он никогда не был, представлялась ему страной туманов и нежнозеленых холмов, где под звуки скрипки и веселых напевов странствовали и творили такие поэты, как Йейтс и О’Фаолейн. Он был уверен, что в Дублине полно уютных баров, где мирные люди сидят за кружкой портера перед печью, в которой пылают торфяные брикеты, и подолгу читают Джойса и О’Кейси.

Ему говорили, что в Дублине самый большой в Европе процент подростков-наркоманов, но он знал, что это просто лондонская пропаганда. Он неоднократно слышал, как премьер-министры Ирландии, приезжая в Америку, просили не снабжать деньгами ИРА. Что ж, у каждого свои взгляды, и у него тоже. Если он борется с преступностью, это еще не значит, что он обязан любить людей, которых считает вечными гонителями народа, живущего на земле его предков.

Наконец Келли принял решение.

— Сеймур в хороших отношениях с Баком Ревеллом, но тот сейчас болен. Директор назначил от Бюро старшим меня. А я не желаю выпускать этого Куинна из рук. Собери хорошую команду и отправляйся с нею в Лондон дневным рейсом. Вы прилетите на несколько часов позже «Конкорда», но это неважно. Обоснуетесь в посольстве, я скажу Сеймуру, что поручил это дело тебе, — на всякий случай.

Довольный Браун поднялся.

— Да, и вот еще что, Кевин. Нужен агент, который находился бы рядом с Куинном. Постоянно, днем и ночью. Нам нужно знать, если этот парень вздумает крутить.

— Есть у меня один на примете, — мрачно ответил Браун. — Хороший агент, цепкий, умный. И привлекательный. Самми Сомервилл. Проинструктирую лично. Прямо сейчас.

Вернувшись в Лэнгли, Дэвид Вайнтрауб понял: выспаться ему удастся не скоро. За время его отсутствия накопилась гора работы. Предстояла кропотливая возня с досье всех известных в Европе террористических групп — последняя информация, агенты, внедренные в группы, места пребывания главарей, возможное проникновение групп в Великобританию в течение последних сорока дней, — словом, даже перечень предстоящих дел был бесконечен. Поэтому Данкана Маккрея инструктировал руководитель европейского отдела.

— Встретитесь с Лу Коллинзом из нашего посольства, — начал он. — Он будет держать нас в курсе, но подробной информации у него просто не будет. Нам нужно, чтобы вы были постоянно поблизости от этого самого Куинна. Мы должны установить, кто такие похитители, и я не буду разочарован, сделай мы это раньше англичан. А главное — раньше Бюро. Да, с англичанами мы приятели, но лучше, если все же Управление их опередит. Если похитители иностранцы, мы будем иметь преимущество: досье на иностранцев у нас лучше, чем в Бюро и, быть может, даже чем у англичан. Если Куинн что-то разнюхает и проболтается, сразу дайте нам знать.

Агент Маккрей почувствовал благоговейный ужас. Он поступил в Управление десять лет назад, за границей, — его отец имел свое дело в Центральной Америке — и уже дважды работал в других государствах, но в Лондоне не бывал. Огромная ответственность, но и неплохой шанс выдвинуться.

— Можете на меня п-п-положиться, сэр.

Куинн настоял на том, чтобы в аэропорт Даллес его не сопровождали люди, известные журналистам в лицо. Он уехал из Белого дома в ничем не примечательной машине, которую вел офицер Секретной службы в штатском. Когда они проезжали площадь Александра Гамильтона, расположенную в дальнем от западного крыла конце Белого дома, где толпились журналисты, Куинн пригнулся к самому полу машины. Журналисты, не узрев в машине ничего примечательного, равнодушно проводили ее взглядом.

В аэропорту Куинн зарегистрировался; сопровождающий, неотступно следовавший за ним, вызвал мимолетное удивление службы паспортного контроля, показав им свое удостоверение. В одном, впрочем, он оказался полезен: Куинн зашел в беспошлинный магазинчик и купил там кое-что — туалетные принадлежности, сорочки, галстуки, белье, носки, туфли, плащ, чемодан и миниатюрный магнитофон с запасными батарейками и кассетами. Когда пришло время платить, он указал большим пальцем на агента Секретной службы, и заявил:

— Расплатится мой приятель, у него кредитная карточка.

Отстал тот от Куинна только у дверей «Конкорда». Стюардесса-англичанка проводила Куинна к его месту в носу, уделив ему при этом не больше внимания, чем любому другому. Куинн занял свое кресло у прохода. Через несколько секунд какая-то женщина села на свободное кресло через проход. Куинн незаметно оглядел ее. Коротко подстриженные блестящие светлые волосы, около тридцати пяти лет, приятное волевое лицо. Каблуки, правда, капельку ниже, а костюм самую малость строже, чем нужно бы для женщины с такой фигурой.

«Конкорд» развернулся, замер на несколько мгновений, потом задрожал и устремился по взлетной полосе. Хищный нос задрался кверху, задние лапы-колеса оторвались от бетона, земля накренилась под углом сорок пять градусов, и Вашингтон пропал из виду.

И еще. В лацкане ее костюма виднелись две крошечные дырочки, словно недавно туда была воткнута булавка. А булавкой могло быть приколото удостоверение ФБР.

— Вы из какого отдела?

— Простите, что вы сказали? — удивилась она.

— Бюро. Вы из какого отдела ФБР?

У женщины хватило такта зардеться. Она закусила губу и задумалась. Что ж, рано или поздно это должно было случиться.

— Извините, мистер Куинн. Моя фамилия Сомервилл. Агент Саманта Сомервилл. Мне сказали…

— Все в порядке, мисс Самми Сомервилл. Я знаю, что вам сказали.

Запрещающая курить надпись погасла. Ярые курильщики в конце салона окутались клубами дыма. Подошла стюардесса, предлагая шампанское. Бизнесмен, сидевший у окна, слева от Куинна, взял с подноса последний бокал. Стюардесса повернулась, собираясь удалиться. Куинн, извинившись, остановил ее, взял серебряный поднос, снял с него салфетку и поднял его вертикально. В подносе отразились ряды за его спиной. Секунд семь он изучал их, потом поблагодарил изумленную стюардессу и вернул поднос.

— Когда можно будет отстегнуть ремни, пойдите и скажите юному дарованию из Лэнгли, что сидит на двадцать первом ряду, чтобы подгребал сюда, — попросил Куинн агента Сомервилл.

Минут через пять Саманта привела сидевшего сзади молодого человека. Лицо его залилось краской и выглядело смущенным; небрежно откинув назад белокурые волосы, он попытался изобразить невинную улыбку.

— Извините, мистер Куинн. Я не хотел вам мешать. Просто мне сказали, что…

— Да, я знаю. Садитесь, — Куинн указал на свободное кресло перед ним. — Человек, который не выносит табачного дыма, очень заметен, когда сидит среди курильщиков.

— Ох… — молодой человек смирился и сел, куда ему было сказано.

Куинн выглянул в окно. «Конкорд» летел над побережьем Новой Англии, готовясь перейти звуковой барьер. Они еще над Америкой, а обещания уже нарушены. Было 10.15 утра по вашингтонскому и 3.15 дня по лондонскому времени. До аэропорта Хитроу еще три часа.

Глава 6

Первые сутки Саймон Кормак просидел под замком в полной изоляции. Специалисты знают, что испытание одиночеством входит в процесс обработки: похищенному предоставляется возможность осознать, насколько он беспомощен. Кроме того, он начинает ощущать голод и усталость. Заложник, полный энергии, готовый спорить и жаловаться или даже подумывать о побеге, очень неудобен для похитителей. Гораздо проще иметь дело с жертвой, ощутившей безнадежность своего положения и благодарной за любую безделицу.