Скоро Москва - Анна Шипилова

становится все меньше и ничего нового не появляется: ни вещей, ни техники, ни еды. В продуктовом Алекс видит, что на полках остались только макароны, хлеб, тушенка, подгнивший лук и черная морковь. «Сварю-ка я на ужин макароны, – думает он, – обжарю в масле, как дают в столовой, – вкуснее будет». Эмма после него покупает рис и яйца по акции и, замечает Алекс, прячет в карман пачку сигарет. Она наклоняется и гладит беременную кошку, лежащую в коробке на полу. Кассирша говорит ей: «Берите котят, или мы их утопим». Эмма отвечает: «А кормить их на что? Меня бы кто взял». Они выходят из магазина, и Алекс толкает ее в бок: «Зажидила, да? Давай делись». Эмма нехотя достает пачку с фотографией разложившихся легких, вскрывает зубами целлофан и вытягивает одну Алексу. «Охренеть, "Мальборо"! Откуда бабло?» – удивляется Алекс.

В день свадьбы родители жениха приводят купленную на базаре козу – Эмма готова расплакаться, так ей хочется мяса. Будущая свекровь поджимает губы и цедит: «Дорого»; ее муж отмахивается: «Не жалко, свадьба один раз ведь». Он проверяет остроту ножа и отдает его сыну. Реидэнши коленом прижимает козу к жертвенным камням, перерезает ей горло, и она долго трясется в агонии. Все завороженно смотрят, как шаман вспарывает ей живот, чтобы предсказать судьбу брака; Эмма тянет жениха за рукав и называет его «домашним» именем: «Жень, я писать хочу». Крепко схватив Эмму под локоть, он говорит ей на ухо: «Выжрала уже с утра, что ли? Веди себя прилично при моих родителях». – «Ну, Же-е-ень», – плаксиво повторяет Эмма. «Поссать пойдешь после даров, поняла?» Родители жениха вручают горсть камней Алексу как старшему мужчине. У пятнадцатилетнего Алекса ломается голос и только-только пробивается борода, он надел все самое лучшее: любимую белую футболку, рваные джинсы, ремень с бляшкой-орлом и найденные на помойке белые кроссовки, зашитые и отмытые так, что они выглядят почти как новые. Он высыпает из мешочка в ладонь серые, похожие на гальку сапфиры, рассматривает их на просвет – они переливаются от василькового до розового – и говорит: «Светловаты». Повисает пауза, Алекс улыбается, Реидэнши бьет Эмму локтем в бок так, что она сдавленно охает. Родители опускают глаза, отец жениха достает из тканевого пояса и протягивает Алексу еще один камень – крупнее, чем все остальные, вместе взятые. Толпа соседей, родственников и подруг Эммы ахает. Алекс берет сапфир, показывает его Эмме, и она замечает, что его пальцы дрожат. Эмма кивает.

Свадебная процессия движется по улице, собирая людей, которые присоединяются к песням и танцам в надежде, что их пригласят к столу. Угощение выставили в школьной столовой. «Домой к себе решили никого не звать, значит», – ухмыляется Алекс. Родители Реидэнши работают в шахте на добыче сапфиров, так что камни ворованные – продать их не получится, вывезти тем более. Он кивает друзьям – с работы, из школы, из уличной футбольной команды, которых позвал на случай, если начнется махач. Пока жених вносит Эмму через порог, Алекс за шкирку выхватывает младшего брата и заводит его за школу, тот вырывается и больно пинается, но Алекс сует ему под нос сапфиры, и Гордей замирает. «Спрячь за щеку, – говорит Алекс, – отнеси на наше место и закопай». Гордей проскальзывает между прутьями забора и несется к их тайнику в Старой стене. Когда-то «Шанхай», их район, был меньше, а детей рождалось все больше, хотя денег, которые давали за каждого ребенка, уже не хватало даже на материалы для пристройки к дому. Однажды приехали экскаваторы и снесли Старую стену, а в нескольких километрах от нее уже стояла Новая, тогда еще сетка с колючей проволокой, позже замененная бетонным забором. Куски Старой стены кое-где сохранились – рядом с ними, прячась от ветра, взрослые разжигают костры, пьют, танцуют и знакомятся, Гордей не раз с завистью подглядывал за ними. Почти добежав до тайника, он замечает необычные автомобили, падает и прячется в кустах. Такие он видел всего несколько раз: длинные, как грузовики, но с большими окнами, чистые и белые. Они останавливаются, Гордей подползает ближе и понимает, что чужаки рассматривают их кусок стены. Двери машин открываются, из них выходят люди, по виду гораздо старше родителей Гордея, какими он их помнит, а за ними, робко оглядываясь, – дети возраста Юймин. Им раздают респираторы из багажников и, выстроив цепочкой, ведут к стене. Один из сапфиров впивается Гордею в десну, он закрывает рот рукой, чтобы не издать ни звука и не выдать себя. Прикидывает, сможет ли добраться незамеченным до ближайшей машины, пошариться там и стырить что-нибудь ценное. Пригнувшись, подбегает поближе, видит, что багажник одной из машин не закрыт, и у него возникает другая идея. Чужаки расхаживают вокруг кострища, рассматривают рисунки и надписи на стене, в его сторону никто не смотрит, и он забирается внутрь, скрючивается и накрывается костюмом химзащиты, лежащим рядом с грудой респираторов. Почти сразу кто-то с силой захлопывает крышку багажника, и Гордей слышит: «Рассаживаемся быстрее, надо успеть до дождя». Больше никто и никогда Гордея в «Шанхае» не увидит.

На столе заветриваются соевая колбаса, хлеб и лук, нарезанный тонкими кольцами, – закуски заметно меньше, чем выпивки, с досадой замечает Эмма. Она представляет, как сейчас поджарила бы стейк из козлятины и впилась в него, а не в картонную колбасу, но коза священна, и есть ее нельзя. Сестра, стоящая во главе стола рядом с Эммой, бросает презрительный взгляд на ее живот, вторая смотрит на Реидэнши, они переглядываются с его родителями, те кивают. Сестры говорят в унисон: «Властью, данной нам Семейным кодексом… Ваше взаимное согласие дает нам основание зарегистрировать… в присутствии свидетелей…» Гости поднимают стопки, уже сглатывая, и кричат: «Горько! Аминь! За кодекс!» – «Россия для русских!» – орет друг Алекса по футбольной команде, но его голос тонет в общем гомоне. Реидэнши целует Эмму, чуть касаясь ее губ своими.

Первую стопку выпивают не закусывая, после второй и третьей колбаса на столе редеет. Один из гостей, сидящий напротив окна, громко говорит: «Гля, центровые пожаловали». – «Эмка, это за тобой приехали», – подхватывает другой, и все смеются. Мимо школы очень медленно едут несколько машин, люди внутри них рассматривают дома и показывают пальцами на детей из класса Юймин, играющих во дворе школы. Гости выходят на улицу и обступают автомобили. Кто-то плюет в лобовое стекло первой машины, и, как по команде, в экскурсионный кортеж летят камни и грязь, бутылки и старые ботинки с каменными подошвами. Друг Алекса несколько раз бьет булыжником по стеклу пассажирской двери той же первой машины, и водитель