Германия на заре фашизма - Андреас Дорпален

Какими бы оправданными ни были обвинения социалистов, главной жертвой скандала стал демократический лагерь. Те члены народной партии, которые отдавали предпочтение коалиции с националистами, оказались на коне. Среди центристов тоже созрела готовность работать с немецкими националистами, и Гинденбург, обозленный нападками на армию, отверг, как не подлежащий обсуждению, вопрос о назначении социалистических министров. Да и, поразмыслив, он решил не давать добро на реформы, соглашение о проведении которых уже было достигнуто.

Критика Шейдемана также усложнила положение тех кругов рейхсвера, которые желали найти общий язык с республикой. Между прочим, их мнение имело вес у президента. Их главным оратором был полковник Курт фон Шлейхер, протеже Гренера еще с довоенного времени и его помощник в Касселе и Кольберге. Политический эксперт рейхсвера, он умело вел его корабль через многие рифы и мели рейхстага и политических партий. Шлейхер был близким другом Оскара фон Гинденбурга, с которым служил в 3–м гвардейском полку – бывшем полку маршала, и потому частым гостем в президентском дворце. Президенту нравился этот общительный, любезный человек, чьи добродушные шутки его развлекали. А будучи военным, Шлейхер мог беседовать с президентом и на серьезные темы, давая дельные советы, которым маршал часто следовал. Он доверял другу своего сына и прислушивался к его мнению.

Именно с подачи Шлейхера были предприняты шаги, направленные на улучшение отношений между Веймарской республикой и рейхсвером. Несомненно, он также одобрил военные реформы, предложенные социалистами, до того как Гинденбург дал на них свое согласие. В памятной записке, датированной концом декабря 1926 года, найденной в бумагах Шлейхера и написанной, вероятнее всего, им, утверждалось, что армия должна улучшить свои отношения с республикой. В ней развеивались все иллюзорные надежды на восстановление монархии и подчеркивалась необходимость более гибкого подхода к проблеме флага. Реставрация старых цветов, безусловно, была конечной целью, но со стороны офицерского корпуса было бы глупо открыто афишировать свою антипатию к официальным цветам государства. Если он их примет, это лишит противников армии эффективного пропагандистского оружия: «(Например, сплетение черно – красно – золотых и черно – бело – красных лент может сотворить чудо». (Официальный декрет о флаге министра рейхсвера, составленный через несколько месяцев, содержал именно это предложение.) Записка также не одобряла свободных разговоров о диктатуре, статье 48 конституции и т. д. Только президент имеет право требовать обеспечение срочного выполнения положений статьи 48, а армия является не более чем послушным инструментом в его руках[16]. В этом же ключе сотрудничество с другими организациями должно было сводиться к минимуму и считалось позволительным, только если это было необходимо для обороны страны. Любой военный, нарушивший эти правила, подлежал немедленному увольнению.

Надо признать, предложенные уступки были минимальными, но умелое республиканское руководство, объединив все недовольные силы, потревоженные политическими и практическими решениями в армии, могло бы вовремя добиться более существенных изменений. Как бы то ни было, изолированное нападение социал – демократов могло только укрепить ряды тех, кто противился такому сближению. Когда немецкие националисты действительно вошли в правительство, одной из причин, подтолкнувших их к этому шагу, было желание не дать рейхсверу сдаться на милость «партийных политических интересов». И естественно, Гинденбург снова стал первейшим противником всяческих реформ.

С отставкой кабинета инициатива снова перешла к президенту, и ему пришлось снова заняться неприятной обязанностью формирования нового кабинета. Поскольку «Центр» был необходим для любой коалиции, Маркс ожидал, что ему поручат прощупать партии. Однако у Гинденбурга появилась другая идея. Он решил поручить канцлерство представителю народной партии. Она занимала положение примерно в середине между «Центром» и националистами и казалась вполне логичным источником, который должен был дать следующего канцлера. Однако «Центр» отверг двух предложенных им людей, и президент снова обратился к Марксу.

Маркс в поисках поддержки успеха не добился. Зато он узнал один очень важный факт: немецкие националисты решили войти в правительство, потому что их сторонники из аграрного и промышленного сектора требовали от них оказания большего влияния на ценовую и налоговую политику. Маркс был убежден, что сумеет сформировать кабинет, если Гинденбург его поддержит. Он договорился с президентом об отправке письма, в котором Гинденбург «просил» его как можно быстрее сформировать правительство из буржуазной коалиции. Последний адресовал выразительное обращение ко «всем партиям в рейхстаге, которые могут оказаться полезными, отодвинуть в стороны личные возражения и несовпадения мнений ради блага отечества». Он призвал их объединиться для конструктивных свершений под руководством правительства Маркса. По утверждению президента, все они должны вдохновенно трудиться не для и не против отдельных партий, а для благосостояния родины, соблюдая при этом конституцию. В заключение Гинденбург потребовал, чтобы Маркс защищал справедливые интересы рабочего класса «в стремлении служить всем классам».

Доставка послания была приурочена ко времени, когда Маркс встречался с центристской делегацией рейхстага. Оно произвело нужное впечатление, и «Центр» объявил о своей готовности войти в коалицию с немецкими националистами. Это решение, написала «Франкфуртер цайтунг», было принято главным образом из – за того, что центристы чувствовали: стремление немецких националистов получить доступ к правительственной власти является некоторой гарантией постоянства кабинета. Социал – демократы, отмечала газета, похоже, не имеют столь сильного стремления к власти. А националисты, со своей стороны, желали работать с «Центром», и потому переговоры начались.

Они привели к появлению программы, которую националисты с ходу отмели бы еще год назад. Она предусматривала поддержку политики пакта Локарно, сотрудничество с Лигой Наций, защиту республики от клеветнических нападок и противодействие попыткам экстремистов свергнуть ее. Маркс тоже пошел националистам навстречу, разъяснив, что им придется только признать законность конституции; он не настаивал на «(безоговорочном признании» республики, как делал это в первый раз. Тем не менее, признавая законность конституции, они одновременно признавали и тот факт, что монархия осталась в прошлом. Правда, не всегда переговоры протекали гладко. Нередко возникали ожесточенные споры из – за распределения министерских постов, причем дважды урегулировать их приходилось лично Гинденбургу. В одном случае он даже предупредил националистов, что распустит рейхстаг, если правительство немедленно не приступит к работе. 31 января 1927 года, спустя шесть недель после отставки предыдущего кабинета, был сформирован новый. С Марксом в качестве канцлера в него вошли четыре представителя Немецкой национальной партии, несколько членов народной партии и «Центра», а также один представитель Баварской народной партии. «<У немецкой республики снова есть правительство, – объявила «Франкфуртер цайтунг», – но теперь это не республиканское правительство. Совсем наоборот. Ни разу после 1918 года республика не была представлена так слабо в правительстве, как в последнем кабинете Маркса».

И снова Гинденбург положил конец мучительным переговорам. Страна наблюдала за партийными склоками с растущей тревогой, необходимость в уверенном, решительном руководстве стала безотлагательной. Казалось, обеспечить его может только Гинденбург. Показателем изменения его статуса являлось то, что в письме Марксу он больше не приглашал последнего сформировать правительство, а требовал этого. Некоторые еще более далеко идущие предложения уже лежали на его рабочем столе. Шлейхер направил ему перечень предложений, кульминацией которых явился следующий совет: если правительство большинства не сможет быть сформировано, президент предупредит все заинтересованные партии, что лично назначит правительство, включив в него людей, пользующихся его доверием, независимо от их партийной принадлежности. Причем он даст такому правительству право распустить рейхстаг, если последний его не поддержит. «Я убежден, – писал Шлейхер, – что эта процедура непременно приведет к появлению надежного и стабильного правительства или созданию необходимой атмосферы для новых выборов. Народ ценит ясную политику и твердую волю».

Начало деятельности нового правительства было неудачным. После выступлений Маркса, представившего свою программу, и Вестарпа, который от имени немецких националистов только что не извинялся за то, что принял ее, последовали гневные дебаты в рейхстаге. После своей «покаянной» речи Вестарп перешел к разъяснениям отдельных пунктов. Герард, оратор центристов, также привел много оговорок. Все же, несмотря на не слишком хорошее начало, этот кабинет оставался у власти дольше, чем все его предшественники, и сотрудничество между его членами, по свидетельству Маркса, было исключительно плодотворным. Весной 1928 года правительство ушло в отставку, побив все рекорды своих предшественников по законодательной деятельности.