Вор весны - Кетрин Макдональд

внезапную сухость во рту. — Ты берешь меня с собой в эту экскурсию или как?

— О, конечно, — говорит он, опуская крылья. Он протягивает руки. — Мне придется подхватить тебя сейчас. Ты готова к этому?

— Почему я должен быть…

Он поднимает меня на руки, и я хватаюсь за его плечи, подавляя вздох. Никому еще не удавалось сбить меня с ног, во всяком случае, с тех пор, как я была ребенком, и это если не считать того, что Либби перебрасывала меня через плечо, чтобы продемонстрировать свою силу. Недостатки высокого роста.

Во всяком случае, для смертной девушки. Средний показатель для фейри. Легкий вес для Повелителя Ночи.

— С тобой все в порядке? — спрашивает он.

— Угу. — Нет.

— Держись крепче.

Я издаю слабый писк, когда он отрывается от земли, его огромные, бьющиеся крылья поднимают нас в воздух. Все мое тело застывает, как глина в печи, и я крепко закрываю глаза, утыкаясь лицом в его шею. Несмотря на силу ветра, его запах проникает сквозь меня: яблочные пряности и древесный дым.

Я чувствую его улыбку на своей щеке.

— Ты все пропускаешь.

— Пропустить очень длинное падение к отвесному камню внизу? Я в порядке, спасибо.

— Открой глаза, Сефи.

Медленно, как будто я могу сократить расстояние между собой и землей, если я ее не вижу, я открываю глаза.

Мы находимся внутри огромной пещеры, освещенной хрусталем, голубым, зеленым и дивным. Растения цепляются за скалу, и я чувствую себя так, словно меня погрузили в воду. Я плаваю на дне океана. Это так красиво, что мне почти хочется протянуть руку и прикоснуться к легкой ряби, отбрасываемой водой на стены.

Аид продолжает летать. Мы проходим через другие скалистые залы других цветов, одни усыпаны драгоценными камнями, мерцающими пурпурными и красными, другие — блестящими, мерцающими черными, как в его священных залах. Каждый поворот открывает передо мной новое чудо, о котором я и мечтать не могла.

Мы останавливаемся в одном из них, чтобы полюбоваться расписными стенами, золотыми статуями и прекрасно обработанным мозаичным полом.

— Чары? — Я хмурюсь. Это кажется слишком реальным, чтобы быть таковым. На керамике и краске есть крошечные щелчки и чешуйки, свидетельствующие о том, что они были сделаны вручную.

Аид качает головой.

— Один из моих предшественников был настоящим художником.

— Который из них?

— Я не уверен.

— Сколько их было?

— Тринадцать, включая оригинал и меня.

— Это довольно высокий оборот, учитывая, как долго вы все должны жить.

Он пожимает плечами.

— Многие из них уходят на пенсию, передают огненную корону кому-то другому. Или, знаешь ли, кто-то их убивает.

— Зачем убивать кого-то ради этой роли, если люди так стремятся уйти от нее?

Глаза Аида темнеют.

— Власть. Легко думать, что ты хочешь этого, когда у тебя этого нет. — Он вызывает шар ярко-синего пламени и пристально смотрит на него, пока он танцует вокруг его длинных, заостренных пальцев.

— А ты?

— Что я?

— Ты хотел власти? Тебе нравится иметь его сейчас?

Его пламя становится ярче.

— Я просто хотел не быть бессильным, — говорит он, и на мгновение я думаю о маленьком мальчике в белом тронном зале, съежившемся под взглядом Ареса. — И теперь я больше никогда не хочу быть бессильным. И несмотря на все то, что ты можешь видеть во мне хорошее, я сделаю почти все, чтобы сохранить это.

Я сглатываю, стараясь не думать об этой женщине-фейре.

— Почти все.

— Да, почти все. По крайней мере, у меня есть хоть какая-то мораль.

Я думаю о том, чтобы спросить, о чем он, но не решаюсь. Я слишком боюсь того, каким будет его ответ. Я боюсь, что он мне понравится меньше.

Я также боюсь, что он мне понравится еще больше.

Я возвращаюсь к искусству.

— Мозаика не очень похожа на греческую, — замечаю я.

— Это потому, что мы больше не греки, больше нет. Мы или, по крайней мере, наши предки путешествовали повсюду, вдохновляясь легендой за легендой, прежде чем прочно привязались к языческой мифологии. Мы сохраняем названия или их часть как отсылку к нашему наследию, но все остальное имеет тенденцию быть немного более кельтским.

— Как Самайн, — говорю я.

— Кровавые жертвоприношения и все такое. — Он морщится. — Пойдем, я могу показать тебе другие места.

Некоторое время спустя мы останавливаемся в другой пещере. Он был вырезан в виде чего-то, напоминающего храм, с колоссальными колоннами из корней и куполообразным расписным потолком. Это идеальный круг, и что-то золотое и замысловатое проходит по каменному полу, сияя светом.

— Транспортное кольцо, — говорит он. — Или, по крайней мере, главное из них. Это место — настоящий лабиринт, и эти гоблины всегда находят способы проникнуть внутрь.

— Может быть, тебе следует нанять больше кого-то другого, кроме воинов-скелетов, для охраны ваших залов.

Он свирепо смотрит на меня.

— Я не могу доверять никому другому.

Это кажется больной темой, поэтому я решаю оставить ее. У меня, вероятно, были бы проблемы с доверием, если бы друг заставил меня убить моего отца, чтобы я могла править Преступным миром.

Хотя, наверное, я бы все равно взяла Либби с собой.

Аид достает из кармана сложенное письмо и бросает его на трибуну в центр круга. Он сгорает в пламени и исчезает.

— Почтовый ящик, — объясняет он.

— Ты можешь вызывать вещи здесь, внизу, но не можешь их послать?

— Верно.

— Это кажется странным.

— Я думаю, это еще один способ напомнить царствующему Аиду, кто на самом деле контролирует ситуацию.

Я вздыхаю.

— Знаешь, я всегда питала слабость к Аиду из старых мифов.

Он недоверчиво моргает.

— Ты что делала?

— Он причиняет наименьшее зло, и я имею в виду наименьшее количество неприятностей любому из Богов, был самым верным своей жене, не сделал ничего, чтобы заслужить изгнание в подземный мир,