И Маркс молчал у Дарвина в саду - Илона Йергер

– Если вам интересно мое мнение, мой тесть изучает структуры, когда одни вынуждены надрываться за гроши, в то время как другие неприлично на этом обогащаются, – довольно высокопарно добавил он.

– И вы хотите покончить с такими отношениями? – поразилась Эмма.

Маркс поворчал. Несколько слов, произнесенных им затем в той же ворчливой манере, остались непонятыми. Только Дарвин вроде расслышал, что Маркс лично не собирается ни с чем кончать. Экономист был уязвлен и не видел никаких оснований разъяснять свои воззрения невежественной даме и краснощекому священнику.

Постепенно до Эммы дошло, кто сидит за ее столом. Слова «капитализм» и «революционер» вдруг спаялись. Она вспомнила разговор с Чарльзом об одиозной книге и дарственной надписи, когда в тот день доставала почту из мешка. Старший сын Уильям ее полистал, так как внимательно следил за проделками Первого интернационала. Будучи студентом, он даже прочел «Манифест коммунистической партии», что привело к спорам с соучениками, поскольку, желая стать крупным банкиром, младший Дарвин придерживался противоположных воззрений. Однако полезно понимать, что происходит в головах разрушителей.

– Простите ради бога, мистер Маркс, что я забыла ваше имя. Теперь припоминаю, какую суматоху вы вызвали тогда в Лондоне с вашими коммунистами. Писала даже «Таймс». Когда это было? Мне кажется, прошло не меньше двадцати лет. Вы правы, ваша книга стоит в кабинете мужа. Однако не могу вспомнить, чтобы кто-то из нашей семьи ее читал, она показалась мне трудным немецким чтением. Написали ли вы с тех пор что-то новое, прошедшее мимо нас?

Дарвин, мечтая провалиться сквозь землю, с мольбой посмотрел на Эмму. Маркс сильно закашлялся и обратился за помощью к салфетке. Мистер Эвелинг приготовился при необходимости выручить тестя. Только доктор Бюхнер имел довольный вид. А Томас Гудвилл выпил вторую рюмку и пробормотал, что, похоже, будет весело.

Тогда Эмма со свойственной ей дерзостью, что так часто взбадривала скучную компанию – дар, кстати, в иных обстоятельствах высоко ценимый Чарльзом, – сказала:

– Значит, вы тот самый, кто, убегая от пруссаков, нашел убежище у нас в Англии и в благодарность подстрекает наших рабочих на борьбу с фабриками? Я и мечтать не смела, что мы когда-нибудь будем угощать вас в нашем доме.

– Что для меня, кстати, большая честь, мистер Маркс. Необязательно придерживаться одного мнения, чтобы вести интересные разговоры, – поторопился на помощь Марксу Дарвин.

Мистер Эвелинг открыл и опять закрыл рот – как рыба. И остался нем. Сильно давила тишина, опустившаяся с люстры на стол.

Дарвин, постоянно обращая взгляды на жену, просил ее о сдержанности. Она не понимала почему, ведь по политическим вопросам они обычно придерживались одного мнения. Эмма подняла брови и недовольно посмотрела на мужа. Почему она должна подбирать слова? Ей так часто хотелось, чтобы муж не уходил вечно от споров, не искал бесконечные примирительные формулировки. Ах, Чарли, подумала она, слегка вздохнув, спорить в этой жизни ты уже не научишься. А ведь сегодня такая прекрасная возможность. Дорогой мой, у тебя за столом сидит коммунист! Не ученый, с кем ты не хочешь портить отношения, а революционер, кого можно потрепать да кого в переносном смысле можно даже укоротить на голову! Она в последний раз пригубила аперитив и сочла за лучшее пока помолчать.

Маркс быстро допил рюмку и дал Джозефу знак, который тот счел чрезмерным. Хотя, разумеется, выполнил желание гостя и налил еще. Тотчас же поднеся рюмку ко рту, Маркс решил не обращаться к миссис Дарвин. Зачем реагировать на клопиные укусы? И признаваться именно представительнице буржуазии, что он, к сожалению, до сих пор не продвинулся дальше первого тома «Капитала».

У Маркса нервно задергалось левое веко, и ему понравилась мысль уделять обременительной супруге внимания не больше, чем воздуху. Как же ему повезло с женой! Однако при воспоминании о Женни у него кольнуло сердце, и он его отогнал.

Последнее письмо жены вызывало тревогу. Карл боялся, как бы рак не победил ее до конца года. Но благодаря доктору Беккету он, по крайней мере, поправился сам и наконец собрался с духом поехать к ней в Париж. В понедельник в Дувре он поднимется на борт корабля, идущего в Кале, и скоро снова обнимет Женни, дочь и внуков. А теперь просто нужно набраться терпения и дождаться этого часа. Кроме как скоротать проклятое время ожидания, у него не имелось никаких причин для того, чтобы уступить настойчивости хлопотливого зятя, покинуть квартиру на Мейтленд-Парк-роуд и отправиться на Конгресс свободомыслящих. Сплошь говорильня посредственностей и недоумков! Он так и сказал Ленхен, которая принесла ему сюртук, заметив, что скоро понадобится новый, так как, во-первых, он похудел, а во-вторых, ткань уже изрядно засалена.

Рюмка Маркса опять была пуста, а самочувствие прегадким. Он посмотрел на хозяина, реплику которого, видимо, пропустил, и проследил, как тот, развернув салфетку, элегантным жестом положил ее на колени. Маркса ужалила зависть. Доктор Беккет, вспомнилось ему, рассказывал о новой книге Дарвина, выходящей в свет в ближайшие недели. Как старику это удается? Десятилетиями писать книгу за книгой? Карл отчаянно тосковал по восхитительному чувству, когда держишь в руках свой новый труд. Даже если книга про дождевых червей. Нет, так далеко он все же не зашел бы.

Суетливо жестикулируя, Маркс проигнорировал вопрос Эммы и решил, несмотря ни на что, не упускать шанс и присмотреться к Дарвину. Все-таки, надо с сожалением признать, знаменитый на весь мир человек, намного известнее, чем он сам. Тем не менее для прогресса человечества изучение истории природы куда менее важно, был убежден Карл, чем его анализ истории общества.

Теперь доктор Бюхнер понял своего друга Эрнста Геккеля, который после визита в Даун-хаус говорил ему, что Дарвин – добрый и мягкий человек, а вот супруга весьма бойка на язык. И окоротить ее трудно, поскольку уверенность миссис Дарвин имеет истоком династию Веджвудов, обеспечившую даже своих женщин деньгами без меры и образованием. Не говоря уже о расставленных на столе тарелках и мисках.

Мистер Эвелинг все еще изображал беззвучную рыбу, то открывая, то закрывая рот, но не зная, в каком направлении плыть. На такие бурные воды он не рассчитывал. Популяризатор воображал себе познавательную беседу о сложных отношениях религии, науки и политики, в ходе которой господа будут обмениваться мнениями, хозяйка будет помалкивать, а никаких священников вообще не будет.

Кроме того, он толком не понимал, почему его обычно такой драчливый и весьма склонный к словесным грубостям тесть не осадил как следует миссис Дарвин. Впрочем, по соображениям учтивости он не возражал. Он видел, как бледен Маркс,