Фронтмен - Владимир Ераносян

Сняв с себя генеральский мундир, Диего Кальдерон раздавал интервью теперь уже в окружении людей с туловищами из картонных телевизоров, геев, лейсбиянок и тех, кто не мог смириться с запретом на телесериалы, считая, что отказаться от просмотра мыльных опер может только сумасшедший. Интервью Кальдерона были похожи на программные речи:

— Вы ведь знаете, я всегда защищал президента. Но теперь, когда я вижу его перерождение, я не могу больше молчать. Теперь это другой Уго. Тот Уго, которого я знал, не запрещал инакомыслие и стоически выслушивал критику. Тот Уго не цеплялся за власть. Тот Уго не приказывал стрелять в свой народ резиновыми пулями только за, то, что люди хотят смотреть не передачу «Алло, президент», где вместо профессионального шоумена нас часами развлекает клоун в красной рубашке, которого они выбрали президентом, а историю аристократки, влюбленной в простого рыбака…

Президент слушал телевизионные обращения бывшего соратника, перехватившего инициативу, вынужденно оправдываясь перед населением:

— Приказа применить силу не было. Это было ответной мерой на провокации со стороны митингующих. Министр внутренних дел предоставил мне сведения о готовящихся террористических актах и засылке в страну диверсионных групп из соседней Колумбии для дестабилизации обстановки…

Ситуация накалилась до предела. Нагнеталась истерия. В воздухе пахло гражданской войной. Чавеса вынуждали играть в Наполеона времен агонии и ежеминутно твердить о готовящейся интервенции, не давая сосредоточиться на реформах, путая мирные планы и навязывая имидж непримиримого ястреба с индейским пером в густой черной шевелюре. Это было сделать относительно легко, ибо он был бойцом по природе и всей душой жаждал открытого столкновения, превратившись в воинствующего трибуна обездоленных и глашатая антиглобалистов:

— Венесуэла будет сражаться за свою независимость до последней капли крови, как это делали кубинцы под руководством Фиделя и Че. Родина или смерть!

Сверхдоходы от продажи нефти вместо строительства жилья, школ и мостов тратились в основном на переоснащение армии и полиции, что дало повод для обвинений режима в милитаризации экономики. Прямолинейность президента, отсутствие в характере бывшего десантника дипломатической изворотливости родили несколько реплик и шагов, за которые тут же уцепились правозащитники и оппозиция. Чавес призвал народ готовиться к партизанской войне и штудировать труды Че Гевары, предложил свои посреднические услуги в освобождении заложников из рук колумбийских повстанцев, дискредитировавших себя наркоторговлей и похищениями иностранцев, и … в очередной раз объявил гомосексуализм преступлением против человечества… Правозащитники, казалось, только того и ждали: «Социализм есть химера, противоестественная человеческой сути, Чавес толкает свой народ в бездну кровопролитной войны!» Теперь Чавеса можно было приписать не только к узурпаторам, но и к ксенофобам, гомофобам, параноикам, шизофреникам и людоедам…

Следом за США против Чавеса ополчилась Великобритания, припомнившая венесуэльцу его нелицеприятные высказывания о вооруженном противостоянии на Мальвинских островах и одно его неосторожное высказывание. О том, что случись конфликт на аргентинских Фолклендах сейчас, он бы имел возможность потопить английских флот. Англичане тогда были в бешенстве, в отличие от аргентинцев. Те были в восторге.

Покупка у России многоцелевых истребителей-перехватчиков СУ-30 и диверсификация торговли сырьем с возможностью продажи трехсот тысяч баррелей нефти в день Китаю, не являлись для Чавеса индульгенцией от нападок. Но он, похоже, и не хотел никаких поблажек, вызывая огонь на себя, подобно своему незримому ангелу — аргентинцу Эрнесто Геваре по прозвищу Че, ставшему на Латиноамериканском континенте символом латиноамериканского единства. Чавес, как и Че, не просто не боялся смерти. Казалось, он искал ее. А как военный, он с радостью бы отдал жизнь на поле перманентного боя экс-батрака с экс-колониалистом, войны за идею и вечное утверждение приставки «экс».

Его враги за рубежом и внутри страны были не только многочисленнее его друзей, но и на порядок богаче их. Вернее, они готовы были расстаться с гораздо большим количеством денег, так как в крайнем случае они могли их напечатать. Своим рупором эти ребята сделали подобных сеньору Кальдерону, уважаемому в обществе политику.

— Такой Чавес нам не нужен! — уверял в студии так и не закрытого телеканала убеленный сединами сеньор Кальдерон. Легкая небритость, продуманная американскими политтехнологами, роднила его с неправедно осужденным и вызывающим вечную симпатию узником замка Иф. Резко обозначившаяся худоба — всего лишь итог модных диет — и вовсе превратила бывшего генерала в бедного Эдмона Дантеса, прозябающего в мрачных казематах диктатуры. Правда, не в миле от Марселя, а в элитном особняке, выстроенном в пределах национального парка… На фамильной вилле с высоким каменным забором, вдоль которого по всему периметру патрулировали колумбийские наемники со штурмовыми автоматами. Колумбийцев Кальдерон нанял неслучайно. Они были его преторианской гвардией, готовой выполнить любой приказ хозяина, так же, как срывающиеся с их поводков бультерьеры, лающие на всякое приближение к дому кого бы то ни было.

— Его социалистические эксперименты над населением ни к чему не привели, — строил свою идеологическую платформу Кальдерон, — Они только усугубили инфляцию, напугали инвесторов и обанкротили местных предпринимателей. Крупный бизнес опасается вкладывать деньги, ведь спрогнозировать, что еще выкинет безумный Чавес, не возьмется ни один специалист. Здесь нужен не экономический эксперт, а психоаналитик. Не случайно он дружит с себе подобными иранцем Ахмадинежадом и белорусом Лукашенко. Вместо того, чтобы помириться с ближайшими соседями. Люди боятся высунуться из дома, потому что вооруженные молодчики, именующие себя революционерами или партизанами, убивают беззащитных студентов. Банды стали на довольствие спецслужб. Профсоюзные деятели и признанные умы нации вынуждены искать убежища за рубежом. Имидж страны подорван не только на американском континенте, но и в государствах Европы, с которыми не чурается дружить даже хваленый кумир Чавеса и его наставник Кастро. Похоже, уроки этого старого маразматика не пошли впрок непутевому ученику. Он рассорился со всеми, включая испанского короля и испанского премьера, гримасничая подобно Хрущеву на уважаемой трибуне ООН, и доказывая нам, что самые лучшие друзья венесуэльцев — это русские и китайцы. Уж эти-то продадут нас при первом удобном случае. Вспомните, как русские отвернулись от Кастро в 90-х, и все сразу станет ясно. Чавес должен уйти! Уго уже не тот. Он изменился. Его социализм — обыкновенная диктатура. Ему мало того, что он обманным путем заставляет нас терпеть его до 2013 года, он хочет править неограниченное время, до конца своих дней… Этот референдум, что он нам навязал, обернулся фарсом. Неужели вы думали, что он позволит себе проиграть? Черта с два!.. Диктаторы не уходят сами. Признать поражение для них — хуже смерти…

Ты, кто с пеной у рта кричал о свободе, превратился в каудильо! Свобода — это и свобода для инакомыслия. Это утверждали не реакционеры, это сказала коммунистка Роза Люксембург, критикуя твоего кумира — кровожадного Ленина, тело которого до сих пор не предано земле, не смотря на то, что идея коммунистического рая похоронена раньше него. Ты держишься за истлевающий труп мертвой идеи, за утопию, за дряхлеющего старца Кастро, который сгинет под аплодисменты собственного народа!

Больше всего Чавеса задели не оскорбления в свой адрес. Их бы он стерпел. Уго уже привык к демонизации своего образа, и образа друга по антизападной коалиции, Александра Лукашенко, «последнего диктатора Европы», «отъявленного антисемита» и «адепта гитлеризма», каким рисовали белорусского лидера на Западе. Больше расстроил выпад в сторону патриарха латиноамериканской революции Фиделя Кастро. Чавес позволил втянуть себя в дискуссию, ответив:

— Да, найдутся те, кто будет хлопать и радоваться на похоронах Фиделя. В Майами его вообще хоронят заживо с завидной периодичностью, злорадно делая поводом для карнавала болезнь престарелого человека. Конечно, найдутся такие моральные уроды. Но больше будет тех, кто будет рыдать. А найдутся и такие, у кого ни один мускул не дрогнет на лице. Я имею в виду тех, кто знает, что Фидель будет жить вечно, что социализм — не утопия, что Бог есть!!!

* * *

…Итак, метис Альберто Корсо задолго до этих событий перешел в «личку» Чавеса. Он получил работу не вследствие этнических предпочтений новоиспеченного правителя, а после долгих лет безупречной службы сначала в сухопутных войсках, затем в спецназе и национальной разведывательной службе DISIP. По роду своей деятельности офицеру Корсо пришлось часто бывать не только в соседних Колумбии и Бразилии, с которыми у Венесуэлы имелись территориальные разногласия, но и в далекой Африке. На черном континенте работы тоже хватало — нигерийцы и ангольцы качали нефть в количествах, не приемлемых для ОПЕК[20] и тогда еще олигархической Венесуэлы. Там Альберто сблизился с кубинцами Анхелем и Долорес и многое почерпнул у коллег касательно межплеменных конфликтов, контрразведки и диверсионной работы. Дружба началась с того момента, когда дон Анхель без согласования с Гаваной вызволил венесуэльца из ангольских застенков. Они сразу поняли друг друга. Потому что не спорили об идеологии и прекрасно понимали, что везде и всегда речь идет только о распределении прибыли…