Фронтмен - Владимир Ераносян

Обитатели этих кварталов стояли на трассе, по пути нашего следования из аэропорта Симона Боливара в центр города, размахивая нововведением Чавеса — восьмизвездочным желто-сине-красным флагом боливарианской революции, и предлагая зевающим от черепашьей езды водителям чипсы, воду и бейсболки с изображением несгибаемого Че и неутомимого Уго.

Ближе к центру краски граффити были все ярче, а творения — все профессиональнее. Серые бетонные стены, преобразованные руками художников-муралистов[15] в шедевры настенной агитации, могли успешно конкурировать с находящимися в руках оппозиции режиму Чавеса СМИ.

— Скажите мне, кому принадлежат городские стены, и я скажу, кто владеет городом, — произнес я вслух.

Фраза вызвала одобрение моего водителя, который поспешил перевести слоганы на стенах. «Creando futuro» — создаем будущее… «Uh! Ah! Chavez no se va!” — У! А! Чавес не уйдет!

А больше всего меня тронул лозунг, начерченный огромными буквами на стене бетонной коробки по соседству с таким же большим рекламным билбордом, где во всей красе сияла взбалмошная топ-модель с пухлыми от природы губками по имени Наоми Кэмпбел.

«Если Чавеса убьют, он вернется миллионами» — гласила надпись. Глянцевое лицо самодовольной Наоми никак не стыковалось с политическим прогнозом на бетонной стене. Визуальное восприятие этого случайного соседства могло навести неискушенного туриста на мысль о непримиримости картинок. Однако в Латинской Америке, родине карнавалов, смешавшей расы и религии, может ужиться даже несоединимое. Одно можно было утверждать со стопроцентной вероятностью — Наоми не стала бы убивать Чавеса.

Кстати, во время одного частного визита в Каракас, Наоми Кэмпбел несколько часов мирно беседовала с лидером революции за закрытыми дверьми. Чавесу везет. Хотя вряд ли он позволил бы себе лишнее. Да и Наоми не так глупа, как выглядит рядом с русским строительным магнатом Дорониным. Она не стала бы… убивать Чавеса.

…Меня поселили в отеле «Каракас Хилтон» на авениде Либертадор. Здесь было много гостей из Китая. Они организованно кружились подле магазинчиков с сувенирами, чтобы так же коллективно проследовать на ужин. Кто-то из руководства делегацией уже отведал вкусной лапши из японского меню в одном из приквартированных к отелю ресторанчиков. Можно было не сомневаться, что лапшу после столь лестного отзыва авторитетного дегустатора теперь попробуют все члены делегации. Стадное чувство свойственно людям с восточной ментальностью, в довесок воспитанными лозунгами из цитатника Мао. Хорошо известно, что даже в казино китайцы ходят строем.

То, что в Каракасе гостило большое количество азиатов, не было ничего удивительного — Венесуэла стала при Чавесе основным поставщиком нефти для Поднебесной. Даже надписи на указателях вслед за испанским и английским были начертаны замысловатыми иероглифами. Правда, кроме Кубы и Китая Чавес дружил с арабами, Ираном и Белоруссией. Однако арабской вязью и кириллицей в «Хилтоне» незаслуженно пренебрегли.

Мой номер был великолепен. Кровать огромна. В силу своего безудержного воображения я сразу представил на ней наследницу гостиничной империи «Хилтон» — очаровашку с продолговатым носиком, нареченную именем Пэрис. Конечно, я не планировал встретить здесь светскую проказницу, но даже цензор военной газеты не запретил бы мне фантазировать, если я не разглашаю военной и государственной тайны? Моя фантазия продолжилась на лоджии. Перед нами, а в моих иллюзиях мы переместились сюда вдвоем, простирался Каракас-сити.

Зрелище оказалось так себе — я никогда не был фанатом урбании. Для ощущения полного релакса не хватало не столько Пэрис, сколько моря с пальмами. На пляже я бы посадил девочку, не обязательно Пэрис, достаточно было бы какой-нибудь Ксюши, на шезлонг и охотно угостил бы ее коктейлем из рома в кокосе, а лучше и экономнее — коньяком, прихваченным в «дьюти фри»…

С высот моей лоджии я быстро опустился на землю. Времена диктовали умеренность. Глоток коньяка растекся теплым Гольфстримом по жилам наяву, быстро убедив меня в плюсах девушек плебейского происхождения. Тиана из самолета теперь казалась гораздо предпочтительнее Пэрис. А главное — уместнее, возможно, просто доступнее… «Ди Анджело»… Может рвануть туда, пока дон Альберто занят обеспечением безопасности венесуэльского лидера?

Бетонные небоскребы Каракаса, мрачность которых не могло сгладить даже обилие неоновых вывесок, производили гнетущее впечатление тесноты и скуки. Поэтому после душа я спустился в холл, где устроился у пула, пропахшего бензиновой гарью столичного смога, с чашкой ароматного кофе. Только кофе могло сбить запах гари с переполненных «сабурбанами», «эксплорерами» и мотоциклами городских магистралей.

Неприветливый бармен без удовольствия поведал, что отдыхать надо ехать в карибский Варгас, что в тридцати минутах езды от Каракаса, однако там, как и в столице, мне тем более никто не станет гарантировать безопасность от «чиканос», особенно если я заблаговременно не помещу свою золотую цепочку в сейф. Он посоветовал не выходить на улицу после восьми вечера — по его словам там было весьма неспокойно. Он так и сказал: «Гранде пелигро»,[16] а когда понял, что его предостережения не пошли мне впрок, и я все-таки решил отправиться в темнеющий город в поисках приключений, он окрестил меня «Пелигросо кабальеро»[17] и сочувственно улыбнулся мне вслед, порекомендовав все же снять перед прогулкой цепочку с шеи.

Максимум, что я сделал — это поместил сиреневый мешочек с горсткой ангольских алмазов в сейф своего сингла… Теперь ничто не держало меня в отеле.

На выходе вместо очаровашки Пэрис я неожиданно повстречал лидера российских коммунистов Геннадия Андреевича Зюганова, что было любопытно, но почему-то меня не удивило. Вот если бы я встретил Пэрис… А русские коммунисты в Каракасе, овеянном боливарианской революцией смотрелись органично. Дородное тело Геннадия Андреевича великолепно вписывалось в колорит состоявшихся экспроприаций и грядущих национализаций.

В тот момент, когда я из сиюминутно нахлынувшего любопытства поинтересовался у консьержа, в каком номере проживает российский депутат, решив сравнить свой роскошный сингл с его апартаментами, меня проинформировали, что никакой Зюганов в отеле не проживает… Безопасность Зюганова — вещь правильная. Оппозицию в России беречь надо, особенно системную. А-то некому будет народ успокаивать. Под «Вставай, страна огромная!» в исполнении Геннадия Андреевича лично я бы уснул. Хотя, Каспаров с Лимоновым в дуэте ее бы петь не стали, они в России поют на английском. Им это выгодно. Это как корпоратив. Неважно каков размер компании, подкупает размер гонорара. Это вам не концертные сборы.

В моей истории Геннадий Андреевич явился проходным персонажем, эдаким красным ангелом с крыльями буревестника, никак не связанным со стержнем основного сюжета моего повествования, но живописно дополняющим палитру смутных времен. Он появился неожиданно и без сожаления потерялся. Больше я его не встретил ни разу, и от этого мне не стало ни холодно, ни жарко.

* * *

Отправной точкой моей вечерней экскурсии по Каракасу стал примыкающий к отелю парк Лос Каобос. Забетонированные аллейки и революционная наглядная агитация окончательно вытеснили зеленые газоны и большую часть деревьев. Я прошел пешком по вымершему с наступлением темноты парку, остановившись всего один раз перед стендами с фотографиями из недавнего венесуэльского прошлого, когда хунта пыталась утопить восстание бедняков в крови…

На выходе из мрачного парка я увидел табличку метро с надписью «Беллас Артес». Я принял решение спуститься в местную подземку. Просто чтобы сравнить с московским метрополитеном.

Станции метро показались мне ультрасовременными по дизайну, а поезда неожиданно новыми. Из всего этого нетрудно было сделать вывод, что в стране, где столько нефти и газа, по определению водятся большие деньги, часть из которых все же тратится на блага цивилизации.

Мое внимание в вагоне привлекла католическая монашка в синей рясе и белом платке с массивным серебряным крестом на груди. Ее одеяние, наверное из-за синего цвета, не выглядело столь траурно, как черные балахоны вечно скорбящих православных отшельниц. Хотя по ее одухотворенному лицу было понятно, что в своей обители у подножия Анд она живет и молится во Христе не менее жертвенно, чем принявшие добровольный постриг где-нибудь в Киево-печерской лавре или Новодевичьем монастыре. Моя экуменистическая вера в Бога не ограничивалась интервалами конфессий, поэтому я наблюдал за католической монашкой без предубеждений, и как эстет любовался ее распятием. Оно казалось невероятно красивым.