Том 68- Чехов - Литературное наследство

думаешь, мне будет легко? В твою комнату я велю переселить Андрея с его скрипкой —пусть там пилит!— а в его комнату мы поместим Софочку. Дивный, чудный ребенок! Что за девчу­рочка! Сегодня она посмотрела на меня своими глазками и—«мама!»

Кулыгин. Прекрасный ребенок, это верно.

Н а т а щ а. Значит, завтра я уже одна тут. (Вздыхает.) Велю прежде всего срубить эту еловую аллею, потом вот этот клен... По вечерам он такой страшный, некрасивый... (Ирине.) Милая, совсем не к лицу тебе этот пояс... Это безвкусица. Надо что-нибудь светленькое... И тут везде я велю пона­сажать цветочков, цветочков, и будет запах... (Строго.) Зачем здесь на скамье валяется вилка? (Проходя в дом, горничной.) Зачем здесь на скамье валяется вилка, я спрашиваю? (Кричит.) Молчать!

Кулыгин. Разошлась.

За сценой музыка играет марш; все слушают.

Ольга. Уходят.

Входит Чебутыкин.

Маша. Уходят наши. Ну, что ж... Счастливый им путь... (Мужу.) Надо домой... Где моя шляпа и тальма...

Кулыгин. Яв дом отнес... Принесу сейчас... (Уходит в дом.)

Ольга. Да, теперь можно по домам. Пора.

Чебутыкин. Ольга Сергеевна!

Ольга. Что?

Пауза.

Что?

Чебутыкин. Ничего... Не знаю, как сказать вам... (Шепчет ей на ухо.)

Ольга (в испуге). Не может быть!

Чебутыкин. Да... такая история... Утомился я, замучился, боль­ше не хочу говорить...

Маша. Что случилось?

Ольга (обнимает Ирину). Ужасный сегодня день... Я не знаю, как тебе сказать, моя дорогая...

Ирина. Что? Говорите скорей: что? Бога ради! (Плачет.)

Чебутыкин. Сейчас на дуэли убит барон...

Ирина. Я знала, я знала...

Чебутыкин (в глубине сцены садится на скамью). Утомился... Вынимает из кармана газету.) Пусть поплачут... (Тихо.) Тара-ра... бум- бия... сижу на тумбе я...

Три сестры стоят, прижавшись друг к другу.

Маша. О, как играет музыка! Они уходят от нас, один ушел совсем, совсем навсегда, мы остаемся одни, чтобы начать нашу жизнь снова. Я бу­ду жить, сестры! Надо жить... (Смотрит вверх.) Над нами перелетные птицы, летят они [уже] каждую весну и осень, уже тысячи лет, и не зна­ют, зачем, но летят и будут лететь еще долго, долго, много тысяч лет — пока, наконец, бог не откроет им тайны...

Ирина (кладет голову на грудь Ольги). Придет время, всё узнают и никаких не будет тайн, а пока работать, только работать! Завтра я поеду одна, буду учить в школе и всю свою жизнь отдам тем, кому она нужна. Те­перь осень, скоро прийдет зима, засыплет снегом, а я буду работать, буду работать...

Ольга (обнимая обеих сестер). Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить... О боже мой! Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забу­дут, забудзт наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир наста­нут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живет те­перь. О милые сестры, жизнь наша еще не кончена. Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно и, кажется,— еще немного — и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем... Если б знать, если б знать!

Музыка играет все тише и тише; в глубине сцены шум, видна толпа, которая смотрит, как несут убитого на дуэли барона; Кулыгин, веселый, улыбающийся, несет шляпу и тальму; Андрей везет другую колясочку, в которой сидит Бобик.

Чебутыкин (тихо напевает). Та-ра... ра... бумбия... сижу на тум­бе я... (Читает газету.)

Ольга. Если бы знать! Если бы знать!

3 а на вес

БЕЛОВАЯ РУКОПИСЬ РАССКАЗА «НЕВЕСТА»

Статья п публикация Е. Н. Коншиной

Беловая рукопись рассказа Чехова «Невеста» поступила в Государственную биб­лиотеку СССР имени В. И. Ленина весной 1957 г. как дар Бориса Петровича Сацер- дотова, кандидата биологических наук, доцента по кафедре ботаники Пензенского Го­сударственного Педагогического института. Рукопись была найдена им в Петрограде, в 1917/1918 г., в бытность его студентом Петроградского лесного института, под пе­реплетом одной из книг по его специальности, купленных на рынке.

Конверт с оттиском штампа «Журнал для всех», в котором лежала рукопись Че­хова, и приобретенная одновременно книга рассказов Леонида Андреева с дарственной надписью автора Виктору Сергеевичу Миролюбову, редактору «Журнала для всех», свидетельствовали, что и книга и рукопись попали на рынок из одного источника, т. е. из архива В. С. Миролюбова.

Сацердотов, пензяк по происхождению, вскоре вернулся в Пензу. Он бережно хранил рукопись «Невесты» и очень дорожил ею, будучи поклонником творчества Че­хова, но был далек от мысли о крупном значении приобретенной им рукописи. Только прочитав в комментариях к рассказу в собрании сочинений Чехова, что беловая ру­копись «Невесты» отсутствует в фонде Чехова, он сообщил Марии Павловне Чеховой о своем желании прислать ей хранящуюся у него рукопись, предоставляя ей право поступать с ней в дальнейшем так, как она найдет нужным. М. П. Чехова поручила составить ответное письмо ему с выражением благодарности и с указанием, что рукопись будет переслана ею в Библиотеку имени В. И. Ленина, где хранится весь принадлежав­ший ей архив писателя. Скоропостижная смерть М. П. Чеховой не дала ей возможности лично подписать заготовленный ответ, он был отправлен Б. П. Сацердотову новым ди­ректором ялтинского Дома-музея Чехова. Но все было выполнено в дальнейшем по же­ланию Марии Павловны, и через некоторое время автограф «Невесты» был доставлен в Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина (история поступления этого автографа в Рукописный отдел подробно изложена нами в «Записках Отдела рукописей Библиотеки им. В. И. Ленина», вып. 20. М., 1958),

Несомненно, что находкой Б. П. Сацердотова была та самая рукопись, о которой Чехов писал В. С. Миролюбову 20 февраля 1903 г.: «Рассказ уже готов. Переписывать я буду его и исправлять при этом дней пять; стало быть 25 февраля вышлю вам, а вы получите 2 марта» (XX, 51); затем 23 февраля: «... три дня я был нездоров, не писал вовсе; только сегодня начну как следует переписывать. Работаю вообще туго; но уве­ряю вас честным словом, рассказ давно уж готов, остановка только за перепиской» (XX, 54); и наконец 27 февраля: «... на два дня надул вас: кончил не 25, как писал, а только вечером 27-го . .> Корректуру пришлите, ибо надо исправить и сделать конец. Концы я всегда в корректуре делаю» (XX, 59).

Рукопись представляет собою перебеленный автограф Чехова, имеющий, однако, ряд его собственноручных исправлений — зачеркнутых мест и надписанных или пе­ределанных слов.

Рассказ написан на двадцати шести полулистках разорванной по продольному сгибу почтовой бумаги, пожелтевшей от времени. Текст расположен только на одной