Тайный заговор - Филипп Ванденберг

— Пойдем! — сказал Бродка, протягивая Жюльетт руку. — По дороге я тебе все объясню.

Агентство печати размещалось в большом старом доме в центре города. Приветливый швейцар сразу же пропустил их после того, как Бродка назвал свою фамилию. Третий этаж, вторая дверь налево.

Хаген, пожилой господин почти пенсионного возраста, одевался в стиле английского провинциального дворянства; его серебристые усы замечательно вписывались в общую картину. Он обладал довольно скромным талантом фотографа, и по этой причине его задействовали в основном на пресс-конференциях и событиях общественного характера. Лучше, чем фотографии Хагена, был, однако, его фотоаппарат — «Лейка М3» пятидесятых годов, которым он по праву гордился.

Бродка объяснил Хагену, о чем идет речь, и спросил, помнит ли он второго фотографа, который тоже был на вернисаже.

— С трудом, — ответил Хаген. — Я его никогда раньше не видел, да и после презентации в галерее тоже. Помню только, что меня удивило рвение, с которым этот парень принялся за дело. Он щелкал как сумасшедший и фотографировал вещи, которые я сам никогда бы не стал снимать.

— Я могу посмотреть вашу пленку с вернисажа? — спросил Бродка.

Хаген ничего не имел против и включил на столе подсветку.

Бродка с лупой разглядывал каждый негатив. На нескольких снимках можно было увидеть Жюльетт, один раз — даже Бродку с лицом мрачнее тучи. Но среди них не было ни одного снимка, который бы помог им. И все же во время просмотра Бродка нашел то, что надеялся отыскать: замечательный четкий негатив, на котором был виден пресловутый фотограф.

Он попросил Хагена увеличить негатив № 28.

— Через пять минут будет фотография, — сказал Хаген. — Извините, я сейчас вернусь. — И исчез.

— Слышала? — сказал Бродка, пока они ждали Хагена. — Он фотографировал вещи, которые совершенно не касались выставки.

Жюльетт скривила свое красивое личико, словно сомневалась в словах Бродки.

— Знаешь, — произнесла она, выдержав паузу, — нельзя зацикливаться на чем-то, что впоследствии может оказаться ошибкой. Вполне вероятно, тот фотограф был от другой газеты. Ты же сам когда-то говорил, что там, где есть возможность бесплатно перекусить и выпить, всегда можно встретить репортера.

И они оба рассмеялись. Затем вернулся Хаген и положил на стол перед Бродкой требуемое фото форматом 20 х 30.

Бродка склонился над снимком. Мужчине, запечатленному на нем, было около тридцати лет. Темноволосый, с немного искривленным носом, он ничем не выделялся среди толпы. Фотоаппарат и вспышка, висевшие у него на груди, выглядели скорее как атрибуты любителя, а не профессионала. Александр пододвинул фотографию Жюльетт.

— Может быть, ты его знаешь?

Прищурившись, Жюльетт посмотрела на фотографию и через несколько секунд сказала:

— Нет, хотя большинство людей на фото мне знакомы. Этого фотографа я никогда раньше не видела.

Хаген, еще раз взглянувший на фото, тоже покачал головой и пожал плечами.

Бродка, который надеялся, что они все-таки узнают фоторепортера и таким образом получат подсказку, не скрывал своего разочарования. Они поблагодарили Хагена за оказанную помощь и стали прощаться.

— Не стоит благодарности, — сказал Хаген и протянул Бродке конверт.

Вкладывая фотографию в конверт, Бродка внезапно обратил внимание на фигуру с краю снимка, которая показалась ему знакомой.

Александр почувствовал, что пол уходит у него из-под ног. Он на секунду закрыл глаза и слегка покачнулся.

Жюльетт заметила странную реакцию Бродки и обеспокоенно спросила:

— Тебе нехорошо?

Бродка протянул ей фото.

— Знаешь этого парня?

— Титус! — в ужасе воскликнула Жюльетт. Вне всякого сомнения, это был Титус: то же самое розовое лицо, тот же светловолосый парик. — Теперь я понимаю, почему тогда, в соборе Святого Стефана, он показался мне знакомым!

Что делал Титус на вернисаже у Жюльетт? Очевидно, он интересовался Бродкой еще задолго до их встречи в Вене. И он знал о Жюльетт! По всей вероятности, знал также и то, что он, Бродка, был ее любовником. Но если Титус знал об этом, то, значит, он вел двойную игру.

Чего же еще, ради всего святого, добиваются эти люди?

На улице, перед агентством печати, Бродка заявил, что хочет лично навестить Титуса, и попросил Жюльетт подождать его дома.

Пансионат «Таузендшен» на Ландверштрассе находился неподалеку, поэтому Бродка решил пройтись пешком. Шум транспорта и толпы людей, которые вышли на улицу во время обеденного перерыва, казались ему не настолько докучливыми, как обычно, — напротив, они отвлекали его от мрачных мыслей и тысяч вопросов, которые он себе задавал.

— Добрый день, господин Бродка. — Молодой человек в черном костюме, стоявший за стойкой администратора, обратился к нему по имени, что очень удивило Бродку. Но затем он вспомнил, что номер Титуса был снят на его имя.

— Я хотел бы поговорить с господином Титусом, — вежливо произнес Бродка.

Администратор что-то набрал на клавиатуре своего компьютера, потом поднял голову и сказал:

— Мне очень жаль, господин уехал сегодня утром. Я могу выписать вам счет?

— Уехал? — нахмурился Бродка. — Но это невозможно!

— К сожалению, это правда. Около семи тридцати, — пояснил молодой человек, снова бросил взгляд на монитор и осведомился: — Вы оплатите наличными или карточкой?

Еще немного, и Бродка схватил бы дотошного администратора за грудки, но в последний миг опомнился, протянул нахалу свою «Визу», подписал квитанцию и, не попрощавшись, покинул пансионат.

Оказавшись в пешеходной зоне, ничем не отличавшейся от пешеходных зон в других немецких городах, Бродка съел жареную сардельку, которая была на вкус такой же отвратительной, как и везде в Германии, и запил все колой, критиковать которую было не за что. Желудок Бродки по-прежнему недовольно бурчал, его глаза устали от витрин, за которыми во всей красе были выставлены новые модели весенних коллекций, пестрые до ряби в глазах. Разбитый и подавленный, Александр медленно брел по Театинерштрассе.

После непродолжительного эмоционального подъема Бродка вновь чувствовал себя в западне. Казалось, он был совершенно беспомощным, брошенным на растерзание сильному невидимому противнику.

Что же все это значит?

Исчезновение Титуса поставило его в тупик. Он даже не пытался найти ответ. Вместо этого он размышлял над главным вопросом: кто его враг?

Путь до дома был неблизкий, но Бродка предпочел пройтись по улицам, чтобы хоть немного отвлечься. Когда Александр проходил мост Принцрегентенбрюке, ему в голову пришла мысль о том, что он уже давно живет в Мюнхене, но сегодня первый раз идет по этому мосту. Он поднялся к статуе Ангела Мира и повернул налево, на Мария-Терезия-штрассе. Краем глаза он замечал вывески нотариусов и агентств недвижимости. Если бы его спросили, как он добрался до дома, он вряд ли смог бы вспомнить, какой дорогой шел.

Дома его ждал сюрприз: у Жюльетт были гости.

Коллин.

— Добрый день, — сказал профессор.

— Добрый, — с угрюмым видом бросил ему Бродка и посмотрел на Жюльетт. — Титус уехал. Что этому тут надо?

Коллин не дал Жюльетт сказать ни слова.

— Я хочу забрать свою жену. Понимаете?

— Нет, не понимаю.

— Я люблю свою жену, молодой человек. Кстати, мы с Жюльетт все еще женаты.

— Вы имеете в виду бумагу, которую вы когда-то подписали? Забудьте об этом. Жюльетт вас больше не любит. И в этом вы отчасти виноваты сами.

— Держите себя в руках, господин. Это вы отняли у меня жену. Раньше за такое наказывали, господин…

— Бродка, — сухо напомнил Александр. — Похоже, вы напрочь забыли, что мы с вами живем в двадцатом веке. Замужняя женщина не обязана всю жизнь терпеть рядом с собой алкоголика-импотента.

Но тут впервые заговорила Жюльетт:

— Оставь его, Бродка. Об этом было говорено сотни раз, и ты тут ничего уже не изменишь. — И, обращаясь к Коллину, добавила: — Сначала ты разрушил себя, а теперь пытаешься поставить на колени меня. Думаешь, я не знаю, кто стоит за подделкой картин? Ты хочешь уничтожить меня, чтобы я добровольно вернулась к тебе. Но этот номер не пройдет, дорогой мой. Наоборот, теперь я, по крайней мере, знаю, что ты не остановишься ни перед чем.

— Но это же чушь! — оправдываясь, воскликнул Коллин. — Ты ведь хорошо знаешь, что я ничего не понимаю в искусстве. Откуда у меня связи с теми, кто занимается подделкой картин?

Бродка, который слушал их перепалку, рассерженно вставил:

— Вы сами утверждали, что все покупается и продается.

Коллин вскочил, в его движениях было что-то угрожающее. Жюльетт испугалась, что соперники вот-вот бросятся друг на друга, словно олени во время гона. И вдруг ей в голову пришла ужасная мысль: а если Коллин вытащит сейчас оружие и наставит его на Бродку? Или на нее? Она со страхом следила за мужем и облегченно вздохнула, увидев, что он постепенно расслабился.