Северный крест - Валерий Дмитриевич Поволяев

Капитана поджидало и новое потрясение: Митька Платонов вынес еще один поднос и объявил:

– «Патэ из фуа-гра» «о торшон» с тостами и соусом из португальского вина.

– Португальское вино – это «портвайн», – тихо простонал Слепцов, ни к кому не обращаясь. Однажды он застрял на двое суток в Одессе, опившись местного «портвайна» в трактире одного армянина, страдающего базедовой болезнью, и потом целых двое суток в городской больнице Слепцову прочищали клизмами брюхо – едкое крепленое вино впиталось ему в кишки. С тех пор Слепцов стал избегать общения с «портвайном», считая, что напиток этот можно употреблять только в медицинских целях, когда болен насморком.

Среагировал на новое блюдо он слишком запоздало – передернул плечами, когда перед ним уже стояла тарелка с «патэ из фуа-гра». Собственно, это была обычная, хорошо прожаренная печенка с тонко нарезанными хрупкими сухарями, политая горьковатым подгорелым соусом, Слепцов никогда бы не подумал, что рядовая телячья или поросячья печенка может оказаться благородным блюдом «фуа-гра».

Ели молча, Лебедев сидел, сосредоточенный, погруженный в себя, разговор не заводил – что-то обдумывал.

На третье Митька Платонов предложил кофе с консервированными английскими сливками и гренками. Лебедев, словно бы очнувшись, приподнял чашку, поглядел на нее с сожалеющей улыбкой и проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Вот напиток со сложным напористым характером – еще вчера никому в России не был ведом, а сегодня в Архангельске не найдешь чиновника, который свой день не начинает с чашки кофе. Мда-а…

Лейтенант выглянул в иллюминатор. Миноноска стояла на якоре посредине реки. Слева на невысоком кривом берегу гнездилась зубчатая строчка молодых темных елок, справа виднелись голые камни, поблескивающие то ли от пота, то ли от тумана, приползшего из верховьев.

Пороги, дальше которых миноноска не могла двигаться, находились совсем недалеко.

Лебедев допил кофе, отставил чашку в сторону, до хруста размял пальцы.

– Значит, так, дорогие друзья, – начал он совершенно по-штатски, не по-уставному, поглядев вначале на Чижова, потом на Слепцова. – Дальше мы пройти не сможем. Вода все уходит и уходит. Скоро река станет такой мелкой, что мы даже не сможем вернуться назад – нас просто-напросто закупорит здесь. Дорога, ведущая в Кожозерский монастырь, находится примерно в двенадцати километрах отсюда. Предлагаю вашим отрядам покинуть мониторы и в монастырь двигаться самостоятельно. – Лебедев взял со столика колокольчик, несколько раз встряхнул его. – Дневальный!

В дверях кают-компании незамедлительно появился матрос с белой повязкой на рукаве.

– Попросите ко мне кока, – попросил лейтенант.

Через несколько мгновений в дверях возник Митька Платонов.

– Кофе с консервированными сливками – это, конечно, вкусно, – сказал ему лейтенант, – но это не русский напиток. Кофе у нас пьют только чиновники, стремящиеся жить на французский манер – с прононсом, не выговаривая «р». Принесите нам хорошего крепкого чая.

– Есть! – Митька так стремительно наклонил голову, что с нее чуть не слетел колпак.

Рунге с улыбкой покосился на командира.

– Игорь Сидорович, вежливость необыкновенная. С этими людьми надо быть грубее, такого обращения, которого император Николай Александрович удостаивает своих подчиненных, они не понимают…

– В чем же провинился покойный государь, Иван Иванович?

– Со всеми людьми он был на «вы», только к троим обращался на «ты».

– Кто же были эти трое?

– Дмитрий Шереметев, князь Анатолий Барятинский и еще один человек, не помню его фамилии…

– Генерал-майору свиты Барятинскому я имел честь быть представленным. Светлый человек. Герой Японской войны – за бои под Мукденом получил Георгия. В него прицельно били японцы, а он стоял в это время перед осколком зеркала, укрепленном на ветке, и брился…

Когда Митька Платонов принес чай, лейтенант обеими руками обхватил кружку.

– Вот это по-русски, – похвалил он, – это наш напиток. – С удовольствием отхлебнул из кружки. – Крепкий чай. Черный, как деготь.

– Главное – вкусный, – подал голос молчаливый поручик Чижов.

– Сутки вам добираться до монастыря, двое суток – на наведение порядка в окрестностях, и еще сутки – на дорогу обратно. Я вас буду ожидать здесь. Какие будут суждения? – Лебедев вновь отпил из кружки, довольно качнул головой. – Прошу высказываться.

– Значит, еще немного пройти вверх не удастся? – спросил Слепцов.

– Не удастся. Сядем на киль. Тогда нам отсюда вообще не уйти.

– Жаль. Что касается остального, – на лысом темени Слепцова собралась лесенка морщин, – добавьте еще один резервный день. Мало ли что у нас может произойти…

Лебедев согласно кивнул, отпил еще из кружки чая.

– Предложение принято.

Чижов первым поднялся из-за стола.

– Пора!

Через десять минут на реке завозились, шумно зашлепали плацами мониторы, подгребая к берегу. Над мониторами двумя темными шевелящимися облаками висели комары. Арсюха смотрел на комаров, лениво похлестывал себя веткой и думал о том, что, с одной стороны, неплохо бы с пехотой совершить пробежку по окрестным деревням и раскидать свой товар – не тащить же его, в конце концов, назад в Архангельск, а с другой стороны – в тайгу очень не хотелось лезть.

Пока Арсюха размышлял, прикидывая все «за» и «против», на баке раздался крик:

– Баринов!

Следом выкрикнули Андрюхину фамилию:

– Котлов!

Матросов вызывал к себе боцман, но задачу ставил не он, а старший офицер Рунге. Оглядел вызванных, снял с седой головы фуражку, протер ее внутри платком.

– Значит, так, – сказал он, – пойдете с отрядами на Кож-озеро для связи. Один – с отрядом капитана Слепцова, второй – поручика Чижова. Задача ясна?

Вот и не осталось никаких сомнений, вот все и определилось. Арсюха повеселел, кивнул:

– Так точно!

На воду сбросили шлюпку – к берегу решили не подходить, не рисковать, проще было доставить связных на шлюпке, – Андрюха проворно спрыгнул в нее, сел на скамейку, гордо именуемую банкой, пристроил на коленях небольшой сидор с едой, Арсюха замешкался – сидор у него, не в пример Андрюхиному, был в несколько десятков раз больше.

– А багаж тебе такой громоздкий зачем? – полюбопытствовал Рунге. – Ты чего, упаковал все свои манатки и на миноноску решил не возвращаться?

Арсюха угрюмо молчал, Рунге покачал головой. Виски его на мутном утреннем солнце отливали благородным серебром.

– Куда груз такой, спрашиваю? – Рунге повысил голос. – Ты чего, матрос, не слышишь?

– Слышу, – наконец отозвался Арсюха.

– Не дотянешь ведь. В походе будет трудно.

– Дотяну, – угрюмо пробормотал Арсюха. – Своя ноша плечи не тянет.

Рунге с сомнением покачал головой.

– Ну, смотри. Ежели что – вываливай содержимое своего мешка в канаву.

«Фига тебе, – мысленно откликнулся на этот совет Арсюха, губы у него дрогнули, поползли в сторону и замерли. – Чтобы свое да выложить в канаву? Никогда! Это же свое, а не казенное».

Он с трудом перелез через леер и опустился в шлюпку. Следом перетянул за собой мешок.

– Поехали! – скомандовал он белогубому, со светлой курчавой головой пареньку-матросу. Тот покорно сдвинул набок бескозырку и взмахнул веслами.

Андрюха зацепил в пригоршню воды, слил обратно в реку. Вода была мутная, желтоватая.

– Нехорошая вода, – сказал он, – много ила соскребает со дна, несет с собой.

– Ну и что? – раздраженно рявкнул на него Арсюха. – Тебе-то, недоделанный, чего до этого? Прорицатель хренов! Химик! Менделеев!

Андрюха усмехнулся