Голод. Одержимые - Любовь Попова

Дергаю рукой.

— У меня рука затекла, я так волнуюсь. Возьми меня за руку, когда я буду пить первую порцию препарата.

Он тянется к руке, но я деланно морщусь.

— Не так, хочу полностью чувствовать твою ладонь.

Он наклоняется, расстёгивает одну мою руку, пока врач все это время держит поднос.

Вместо желаемого действия вцепиться в глаза и выколоть их Макару, я тяну руку к твёрдой линии его подбородка, провожу по волосам и шее.

— Поцелуй меня, Макарушка, забери все страхи… — почти пьяно шепчу и руку веду ниже, по его согнутой спине, ощущая на губах сладкое ввергающее в трепет касание. Поцелуй набирает обороты, становится почти грязным. Влажным. Развратным. Совокупление языков, от которых обычно пламенеет тело, рвется ввысь душа. Обычно. Но сейчас лишь способ достижения цели.

Макар уже не обращает внимания на врача, наклоняется ниже, обхватывает рукой мою грудь, давая мне ощутить, как сильно он властен над моими чувствами. Обычно.

Но он забывает, что чувства к ребенку сильнее. Нет ничего страшнее матери ребенка, которого хотят обидеть. Она волчица, скалящая зубы. Она, рвущая на части жертву, медведица. Она тигрица, впивающаяся клыками в тело врага. А сейчас мой враг Макар.

Углубляю поцелуй, прикусывая, посасывая язык, шепчу как люблю его и медленно расстёгиваю кобуру, потом резким движением достаю пистолет, большим пальцем снимаю с предохранителя.

Вот и все. Отсчет пошел на доли секунды.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Раз…

Два…

Три…

Макар слышит щелчок, покидает губы и смотрит в глаза, прекрасно ощущая, как дуло пистолета теперь упирается в его плечо.

Хочу сказать, что лучше убью тебя, чем позволю причинить вред нашему ребенку, но молчу, потому что перед выстрелом говорят только преступники из дешевого кино. Но мы ведь не в кино, это долбанная жизнь, Макар и в ней нет места Хеппи Энду.

Нажимаю на курок, слышу глухой выстрел, пуля на вылет разбивает стеклянный стеллаж, и я вижу, как Макар тут же валится на пол от толчка, задевая поднос врача, от чего все падает за ним.

Направляю оружие на свидетеля, стараясь не смотреть на тело Макара.

Врач тут же меня отвязывает и склоняется к потерпевшему, пока я, пошатываясь, иду на выход. Бросаю оружие на пол.

Оборачиваюсь и вижу, как врач набирает номер скорой бригады.

— Он будет жить? — спрашиваю тихо, сдерживая желание подбежать, переживать, просить прощения.

— Будет… — говорит он, и я сбегаю, думая, что срочно нужно протрезветь, чтобы запомнить каждый миг этого безобразного вечера.

Выбегаю из больницы, на метро мчусь в общежитие и сразу собираю вещи, почти не отвечая на вопросы Даши.

Макар очнется, рана в плече зарастёт. Он будет искать меня.

И неизвестно чем закончится наша встреча. Поэтому первым делом на следующее утро, после жуть как некомфортной ночи в комнате отдыха на вокзале, звоню дяде Давиду. Я не хотела попрошайничать, но это критический момент. Пора просить поддержки у столь же влиятельных людей, как сам Макар.

— Дядя Давид, можно я у вас поживу пару дней… — Или недель.

Глава 29

Оделась я как в старые времена.

Не стоит Давиду знать, каким гардеробом меня обеспечил Макар.

Ему вообще про Макара ничего знать не нужно. И про ребенка. Просто поживу у него, пока не придет время сделать тест на отцовство.

Затолкаю бумажку глубоко в глотку и забуду об этом мужчине, как о страшном сне. И даже денег не возьму. Не дождется.

Тело наполняется истомой, предвкушением, на лице расползается улыбка при мысли о том, как он будет ползать передо мной на коленях, если, конечно, выживет.

Перед многоэтажным домом Давида набираю номер Паши. Он должен быть в курсе.

— Васька! — орет он, как только отвечает на звонок. — Тебя по городу уже ищут! В общежитии целый отряд. Распугали всех. Данил бесится, потому что ему поручили…

— Паша… Как он? — перебиваю. Его любовник меня мало интересует.

— Уже на ногах. Рвет и мечет. Что у вас там…

— Я беременна, а он не поверил, что от него… — говорю, прижимаясь затылком к стене подъезда, когда вижу вдалеке черную машину, на всех парах несущуюся к дому.

Сердце начинает биться быстрее, потому что я тут же узнаю, кому она принадлежит.

— А разве Макар не бесплоден? — спрашивает Паша, но я уже отключаюсь, забегаю в дверь, в панике говоря, чтобы вызвали наряд полиции, потому что за мной охотится маньяк.

Ну ведь Макар и правда маньяк, весьма сексуальный разве что.

Дядечка в клетчатой рубашке даже, кажется, вдохновляется будущей потасовкой и тут же берет биту, размахивая ею как мечом, одновременно вызывая полицию.

Офицеры, конечно, вряд ли остановят Макара, даже раненного, но хоть задержат, пока не приедет домой Давид.

Кажется, что Макара ничего не может взять. Ни пули, ни ножи, ни сама смерть.

Еще недавно он пережил взрыв, прикрыв меня своим мощным телом, теперь ранение в плечо.

Неуязвимый. Бесстрашный. Наверное, и ты, малыш, у нас таким будешь. Потом я обязательно тебе расскажу каким замечательным был у тебя папа.

В идеальной, современной квартире Давида обнаружилась любовница. Даже странно, ведь он говорил, что не таскает женщин к себе домой.

Но и эта не была похожа на обычную девку из клуба Макара.

Майя была невысокой, темноволосой девушкой с очень печальными глазами, и судя по виду, весьма затраханной дядей.

Знаю, что это такое. Сама такая.

И пока она пошла в душ, я пыталась сосредоточиться хоть на чем-то кроме Макара, чувствуя его состояние даже на расстоянии. Он зол? Скорее всего. Восхищен? Должен быть точно. Чувствует себя виноватым? Вот уж вряд ли.

И не смотря на всю мою любовь к нему, я ненавижу. Ненавижу всем сердцем. За то, что что не поверил, за то, что солгал о любви, за