Сборник "Русские идут!" - Юрий Никитин

Олейник не мог отделаться от странного ощущения, что едут в самом деле по толстому стеклу, а под ним город, особый, ночной. Тряхнул головой, проверил автомат на коленях, шлепнул себя сзади по пристегнутой кобуре скрытого ношения. Привычные действия вернули к реальности.

Водитель по его знаку остановил машину на въезде на Манежную площадь, огляделся. Полночь, в лужах и на мокром тротуаре отражаются огни фонарей. Небо без звезд, темное, черное, словно вывернутый наизнанку угольный мешок.

Перед массивным зданием казино площадь забита до отказа дорогими машинами. Здесь обычно паркуются осторожно, тесно, дверь не удается открыть полностью, даже тузы и банковские воротилы выскальзывают бочком, словно одноглазые камбалы.

Зато перед самым входом оставлена площадка метров в полсотни. Если везде серый асфальт, то здесь под ногами широкие цветные плиты, празднично, чисто. Крепкие ребята прогуливаются вдоль всего квартала, посматривают. Свобода свободой, но ни один панк, металлист или бомж не устроится на тротуаре пообедать или почистить ноздри. Крепкие ребята несут свою службу по духу… черт, как бы это сказать… а не по форме, за что Олейник ставил им немалый плюсик.

Он выпрыгнул из машины легко, хотя еще вчера ночью просыпался от боли в старых ранах. В Крыму их не чувствовал, но здесь, в сумрачном московском климате, при каждой перемене погоды, к добру или к худу, всякий раз вспоминает ту красочную прогулку юсовских коммандос по крымской земле…

Вчера была плохая погода, а сейчас… Он взглянул на низкое, затянутое тучами небо, по-волчьи улыбнулся: еще хуже! Серый дождик – хорошо. Даже покурить не выходят на улицу эти тузы преступного мира…

Впрочем, что он все меряет на свой аршин? Это его бы поперли в шею курить на задний двор, где багор на красном щите и грязный ящик с песком под этим щитом. Им неважно, что он майор внутренних войск, для них и генералы не дороже лакеев. А вот они тузы, на то и тузы, что дымят в обе ноздри хоть за столом, хоть в спальне мини­стра.

Какой бы охраной этот Вася Пупкин… или как его там, Гогик Дербентский, ни окружил себя, сейчас его не спасут ни громилы, ни продажная милиция. Впрочем, не вся она продажная… Вон им придана группа милиционеров, которые готовы грызть гадов живыми, таких ребят ничем не купишь…

– Начали, – велел он. – Лещук, Мысько – со мной. Остальные – по плану.

Из трех автомобилей посыпались, как горох, раздутые от бронежилетов фигуры в защитных комбинезонах. Черные маски делали их похожими то ли на террористов, то ли вовсе на инопланетян. Согнувшись, быстро побежали вдоль стены.

Сам Олейник направился прямо к входу в казино. Не оглядываясь, он знал, что сейчас по всей территории хватают и вяжут охрану. Кто сопротивляется, тот получит так, что очнется в больнице, но таких идиотов остается все меньше и меньше. Сами падают на асфальт, боятся даже дышать. Знают, что виноваты уже тем, что пошли в охрану, а не крутить гайки на заводы.

Перед дверью стоял массивный мужик в расшитом мундире, похожий на опереточного генерала царских времен. Да и борода у него веником до середины груди, а там толстые золотые шнуры, толщиной с цыганский кнут.

Определив, куда направляется этот невысокий худощавый человек, он сделал шажок, загородив собой дверь. Сквозь стекло было видно, как в холле по ту сторону двери с готовностью выросли еще двое, могучие, как дубы, с низкими лобиками, но одетые в костюмы чуть ли не как графья.

Лещук и Мысько сразу скользнули мимо Олейника и швейцара. Оба такие же дубки, но это наши дубки и особенно люто ненавидят себе подобных, которые пьют и едят на серебре, катаются в долларах, как сыры в масле, обвешаны бабами, а в саунах пьют дорогое пиво.

– Милиция, – буркнул Олейник швейцару. Тот, вместо того чтобы качать права, тут же отшатнулся к стене, побелел, поднял руки. Знает уже, зараза, что с новой властью шутки плохи. – Так и стой!

Качки, похоже, не успели понять, что врываются не просто подвыпившие гуляки. Олейник лишь скользнул взглядом, как Лещук показывает свой коронный удар, когда зубы вылетают веером, а Мысько торопливо ломает противнику кости, «пока можно», быстро влетел в роскошный холл.

С пистолетом наголо, напряженный, взъерошенный, он невольно остановился, потрясенный и ошеломленный роскошью обстановки. На миг показалось, что попал не то в Версаль, не то в Зимний дворец, хотя ни разу ни там, ни там не бывал. Мраморный мозаичный пол, огромный зал, люстры на высоком, как в церкви, своде – каждая побольше, чем в Большом театре, а посреди огромного, как стадион, зала – фонтан!

Когда-то в детстве его повели в ГУМ, он там был потрясен, что в магазине фонтан, да еще такой большой, так вот тот, гумовский, просто нищий недомерок рядом с этим, казиношным!

Ах, сволочи, мелькнуло в мозгу взбешенное. Здесь хоть на коне вояжируй… у них и кони явно есть, не только «мерсы» и «роллс-ройсы», а мы по пять человек в тесных комнатушках ютимся! Здесь все в золоте, все кричит о несметном богатстве владельцев, а были бы все тут такие роскошные, в то время как страна голодает, если бы мы, в милиции, работали? Работали, а не искали подработки в этих же ка­зино?..

В зал врывались ребята в защитных костюмах, огромные и толстые из-за устаревших бронежилетов. Только у него бронекостюм улучшенной и облегченной конструкции, трофейный, настолько тонкий, что с первого взгляда не заметить под комбинезоном. И еще – ребята в масках, только он упорно ходит с открытым лицом, несмотря на приказы, не считает нужным скрывать лицо. Эти гады все еще уверены, что менты в масках лишь потому, что боятся их мести. Ха! Это все, как говорится, для более успешного следствия.

Но ему плевать на более успешное, он не будет позориться лишь для того, чтобы чуть облегчить работу следователей. Больше работать – согласен, но терять лицо – нет. Пусть все гады знают, с кем имеют дело.

– На пол! – страшно кричал Мысько. – Всем на пол!

Он мчался в цепи, но орал только он, такое дело передоверяли ему. Сержанту самурая-смертника бы играть: не голос, а истошный пронзительный визг доведенного до бешенства получеловека. Такому только дай шанс – тут же всадит в тебя все пули из автомата… Только свои знают, что на самом деле проще раздразнить гренландский ледник, чем их Мысько, но зато от его крика на пол плюхаются без звука даже самые непробиваемые быки охраны.

Прекрасно одетые господа шлепались на паркет, как падающие со стола жирные пельмени. Женщины взвизгивали, пытались прижаться к стенам, но их же собственные кавалеры грубо валили на пол, эти молодцы, спасают, а вон те красивые шлюшки остались брошеными… их самцы распластались на дубовом узорном паркете, боятся не то что шелохнуться, дышать страшно…

Мысько на бегу наступил тяжелым ботинком на вытянутые пальцы. Даже не просто на бегу, а в прыжке, чтобы услышать хруст раздавленных фаланг. За спиной донеслось сдавленное шипение, можно было бы обернуться и врезать ботинком еще и в зубы, но эту забаву придется оставить тем, кто останется их сторожить, а сейчас вперед и вверх, вверх по лестнице!

Наверх пронеслись настолько молниеносно, что трое быков с микрофонами в ушах не успели и повернуться в их сторону. А ведь с самого начала парни в масках должны были попасть в объективы следящих телекамер…

– Ложись! – страшно крикнул Олейник и тут же врезал ближайшему рукоятью револьвера в зубы.

Охранник откачнулся к стене, лицо залило кровью, красные струйки плеснули на белоснежную рубашку и дорогой костюм. Все верно, сволочь, большие бабки отрабатывать надо. Ты ведь не из пионерского отряда сюда явился, явно же служил в рядах, а то и в ВДВ бок о бок тренировался, с парашютом прыгал, но теперь продался, паскуда! Тебя надо мочить в первую очередь, чтоб другим соблазна не было…

Последние ступеньки, сдавленное дыхание, разом открылся широкий коридор, где от стены до стены и во всю длину красный ковер, на стенах портреты в массивных рамах и еще более массивные канделябры. И несколько богато украшенных и стилизованных под старину дверей.

Коридор пуст во всю длину, но возле одной дежурят сразу четверо крепких лбов. Каждый как шкаф, даже без бронежилетов чудовищно широки, всех четверых явно взяли прямо с последнего чемпионата по вольной или классической борьбе.

Олейник на бегу успел заметить их злобные взгляды, однако все четверо поглядывают друг на друга. Ага, руки все время находятся вблизи поясов. Бодигарды враждующих вожаков?

Олейник с бегущим следом Мысько одолел половину пути, когда охрана услышала топот, в его сторону начали поворачиваться головы. Сразу четыре ладони упали на пояса, он чувствовал, как пальцы смыкаются на рукоятях…