Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) - Диана Гэблдон

Марсали была посредственным стрелком, но так как Фергюс с одной рукой вообще не мог стрелять из мушкета, в семье охотилась она.

— Ммфм, — с усилием откашлялся Джейми, и она торопливо дала ему еще воды. — Возьми немного соленой свинины из кладовой и натри ею палку. Воткни палку в землю недалеко от дерева, и пусть Фергюс караулит. Дикобразы страшно любят соль и жир; он почувствует их и спустится с дерева, когда стемнеет. Как только он окажется на земле, не нужно тратить выстрелы, можно просто стукнуть его по голове. Фергюс с этим прекрасно справится.

Я открыла медицинский сундучок и хмуро уставилась на пилы и скальпели. Я вынула маленький с изогнутым лезвием скальпель, чувствуя его прохладную ручку. Мужчины залепили его рану грязью и завязали грязным платком. Мне нужно удалить омертвевшие ткани, клочки кожи, кусочки листьев, материи и грязи. Только после этого я могу опрыснуть ее открытую поверхность раствором пенициллина. Мне оставалось только надеяться, что пенициллин поможет.

— Это было бы хорошо, — произнесла Марсали с жаром. — Я никогда не добывала дикобраза раньше, но Иэн говорил, что они очень полезны: много жира и игл, которые можно использовать для шитья и всего прочего.

Я закусила губу, рассматривая другие лезвия. Самой большой была складная пила с длиной лезвия около восьми дюймов, предназначенная для ампутации в полевых условиях; я не использовала ее с самого Аламанса. От мысли, применить ее сейчас, по моим бокам потекли струйки пота… но я видела его ногу.

— В мясе слишком много жира, — сказал Джейми, — но это хорошо.

Он резко замолчал, издав приглушенный стон, когда задел ногу, перемещая свой вес.

Я почти могла ощущать процесс ампутации, эхом отдающийся в мускулах моих рук; упругое сопротивление разрезаемых кожи и мышц, скрип распиливаемой кости, треск рвущихся сухожилий и скользкие эластичные сосуды, брызжущие кровью, ускользающие в разъединенную плоть, как… змеи.

Я сглотнула. Нет. До этого не дойдет. Конечно, нет.

— Тебе нужно есть жирное мясо. Ты очень худенькая, muirninn, [215]— мягко произнес Джейми позади меня. — Слишком худенькая для женщины, вынашивающей ребенка.

Я обернулась, мысленно обругав себя еще раз. Я подозревала это, но надеялась, что я не права. Три ребенка за четыре года! И однорукий муж, который не может управляться с мужской работой на ферме и не хочет заниматься женской работой по уходу за детьми и пивоварением.

Марсали издала негромкий звук: полурыдание, полуфырканье.

— Как вы догадались? Я даже Фергюсу еще не сказала.

— Надо было сказать, хотя он уже знает.

— Это он сказал вам?

— Нет, но я думаю, что его мучило не только расстройство желудка во время охоты. Теперь, когда я увидел тебя, я понял, что его беспокоило.

Я до крови прикусила язык. Неужели масло пижмы и уксус, которые я ей дала, не помогают? Или семена атаманты? Или, как я сильно подозревала, она не брала на себя труд регулярно ими пользоваться? Но слишком поздно для вопросов и упреков. Я поймала ее взгляд, когда она подняла голову, и ободряюще — я надеюсь — улыбнулась ей.

— О, — сказала она со слабой улыбкой. — Мы справимся.

Пиявки шевелились; их тела медленно растягивались, как ожившие резиновые ленты. Я отогнула одеяло, открыв ногу Джейми, и мягко прижала пиявку к раздутой плоти возле раны.

— Выглядит более мерзко, чем есть на самом деле, — сказала я успокаивающим тоном, услышав непроизвольный выдох Марсали при виде его ноги. Это было правдой, хотя реальность была достаточно мерзкой. Разрезы были покрыты черной коркой по краям; но все еще зияли, открывая красную массу, источающую гной. Плоть вокруг ран чрезвычайно распухла и почернела, испещренная зловещими красноватыми полосками.

Я прикусила губу и нахмурилась, оценивая ситуацию. Я не знала, какая змея укусила его — хотя это не имело особого значения из-за отсутствия противоядия — но ясно, что токсин обладал сильным гемолитическим эффектом. Мелкие кровеносные сосуды полопались по всему его телу, внутри и снаружи, а большие сосуды — возле раны.

Ступня и лодыжка раненной ноги были теплые и розовые, или скорее красные. Это было неплохим знаком, так как свидетельствовало о том, что боле глубокое кровообращение не нарушено. Проблема состояла в том, чтобы улучшить кровообращение вблизи раны для предотвращения отмирания тканей. Красные полосы, однако, очень сильно меня беспокоили; они могли быть как частью геморрагического процесса, так и ранними признаками септического заражения крови.

Роджер не многое рассказал мне о той ночи на горе, но необходимости в этом не было; я видела и раньше людей, которые сидели в темноте в обнимку со смертью. Если Джейми пережил ночь и следующий за ней день, есть шанс, что он выживет… если я смогу справиться с инфекцией. Но в каком состоянии?

Мне не приходилось лечить укусы ядовитых змей прежде, но я видела достаточно иллюстраций в учебниках. Зараженная ткань отмирает и гниет; Джейми мог легко потерять большую часть мышечной массы голени, что может сделать его хромым на всю жизнь, или хуже того, рана может стать гангренозной.

Я украдкой взглянула на него. Он был накрыт одеялами и так ослаб, что едва мог шевелиться. И все же линии его тела изящно вырисовывались под ними, указывая на скрытую силу. Я не могла вынести мысли сделать его калекой, и все же я сделаю это, если будет нужно. Отрезать ногу Джейми… мысль об этом заставила мой желудок сжаться, а ладони, покрытые синими пятнами, вспотели.

Захочет ли он сам?

Я взяла чашку с водой возле головы Джейми и выпила ее. Я не стала бы спрашивать. Выбор был его правом, но он принадлежал мне, а я сделала свой выбор. Я не брошу его, независимо от того, на что мне придется пойти, чтобы удержать его.

— Ты действительно в порядке, па? — Марсали увидела мое лицо. Ее глаза испуганно метнулись от меня к Джейми. Я торопливо попыталась сменить выражение лица на твердую уверенность.

Джейми тоже наблюдал за мной. Один уголок его рта приподнялся.

— Да, я так думал, но сейчас я не совсем уверен.

— В чем дело? Ты чувствуешь себя хуже? — спросила я с тревогой.

— Нет, я чувствую себя прекрасно, — неискренне уверил он меня. — Я только подумал: когда у меня были небольшие раны, ты ругалась и трещала, как сорока, но если я был очень плох, ты становилась нежной, как молоко, сассенах. А сейчас ты не обзываешь меня и не произнесла ни слова упрека с тех пор, как меня принесли домой. Означает ли это, что ты решила, что я умираю, сассенах?

Он насмешливо приподнял бровь, но я могла видеть искру беспокойства в его глазах. В Шотландии никогда не было гадюк; он не мог знать, что происходит с его ногой.