Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) - Диана Гэблдон

Роджер тревожно подумал, что, возможно, он был не прав. Он верил, что прошлое изменить нельзя, и, следовательно, время и способ смерти Фрейзера предрешены; это случится только через четыре года. Но насколько он может быть уверенным?

— Ты мог ошибаться, — Джейми поставил чашку и посмотрел на него пристальным синим взглядом.

— В чем? — спросил он, потрясенный озвученной мыслью. Неужели он говорил вслух, сам того не осознавая?

— В том, что историю изменить нельзя. Но что если ты не прав?

Роджер нагнулся, чтобы пошевелить костер.

— Я не ошибаюсь, — сказал он твердо, как самому себе, так и Фрейзеру. — Вспомни, ты и Клэр пытались остановить Чарльза Стюарта и не смогли. Это невозможно.

— Не совсем так, — возразил Фрейзер. Он откинулся назад, глядя на огонь с полузакрытыми глазами.

— Что не так?

— Да, верно, мы не смогли помешать восстанию, но это зависело не только от нас и от него; в деле было замешано множество людей. Главари кланов, которые последовали за ним, проклятые ирландцы, которые льстили ему, даже Людовик со своим золотом.

Он махнул рукой, оставляя эту мысль.

— Все это не имеет значения. Ты сказал, что мы с Клэр не могли остановить его, и это верно, мы не смогли изменить начало, но, возможно, мы могли изменить конец.

— Вы имеете в виду Каллоден? — Роджер смотрел на огонь, вспоминая день, когда Клэр рассказала им с Брианной о камнях и Джейми Фрейзере. Да, она говорила о последней возможности, шансе предотвратить резню кланов.

Он взглянул на Фрейзера.

— Убив Чарльза Стюарта?

— Да, но ни она, ни я не смогли решиться на убийство, — его глаза были почти закрыты, но он беспокойно вертел головой. — Я много раз с тех пор задавался вопросом, воспитание или трусость не позволили нам сделать это.

— Или, быть может, что-то еще, — резко произнес Роджер. — Кто знает. Если бы Клэр попыталась отравить его, держу пари, что произошло что-нибудь, что помешало бы ей — блюдо с отравой разбилось бы, его съела бы собака, умер бы кто-нибудь другой, да мало ли что!

Глаза Фрейзера медленно открылись.

— Значит, ты полагаешь, что все предопределено? У человека вообще нет свободы выбора? — он протер рот тыльной стороной ладони. — И когда ты принял решение последовать за Брианной, а потом вернуться к ней и ребенку — это был не твой выбор? Это было предназначено?

— Я… — Роджер остановился, сжав руки. Вонь трюмов «Глорианы», казалось, внезапно перебила запах горящего дерева. Потом он расслабился и коротко хохотнул. — Неподходящее время для философских разговоров, не так ли?

— Да, в общем, — спокойно согласился Фрейзер. — Только может статься у меня не будет другого времени, — и прежде чем Роджер бросился убеждать его, он продолжил. — Если нет свободы выбора… тогда нет греха и искупления, да?

— Иисус, — пробормотал Роджер, отбрасывая волосы со лба. — Отправиться на охоту с Хоукаем [211]и оказаться под деревом с проклятым Августином из Гиппо. [212]

Джейми проигнорировал его высказывание, сосредоточенный на своей мысли.

— Мы выбрали, Клэр и я. Мы не могли совершить убийство. Мы не могли пролить кровь одного человека, но тогда кровь Каллодена ложится на нас? Мы не могли совершить грех, но грех все равно нашел нас?

— Конечно, нет, — Роджер беспокойно встал и начал ворошить дрова в костре. — Что произошло в Каллодене — не ваша вина, да и как могло быть? Все эти люди, которые принимали участие — Мюррей, Камберленд, главы кланов… это не могло быть делом одного человека!

— Значит, ты полагаешь, что все предопределено? Мы обречены или спасены с самого рождения? И это ты, сын священника! — Фрейзер сухо хихикнул.

— Да, — Роджер начинал чувствовать себя смущенным и сердитым, — то есть, я не думаю так. Ведь если это уже произошло каким-то образом, как это может произойти иначе?

— Просто ты думаешь, что это произошло, — указал Фрейзер.

— Я не думаю, я знаю!

— Ммфм. Да. Это находится для тебя в прошлом, потому что ты подошел с другой стороны. Поэтому ты не смог бы изменить его, но я мог, потому что для меня это было будущее.

Роджер сильно потер лицо рукой.

— Это не… — начал он и замолчал. Как он мог сказать, что это не имело смысла? Иногда ему казалось, что в мире больше ничего не имеет смысла.

— Возможно, — произнес он устало. — Бог знает, я нет.

— Да. Полагаю, мы очень скоро узнаем.

Роджер резко взглянул на мужчину, уловив странную нотку в его голосе.

— Что вы имеете в виду?

— Ты думаешь, что знаешь, что я умру через три года, — сказал Фрейзер спокойно. — Если я умру сегодня ночью, тогда ты не прав, да? То, что ты полагаешь свершившимся, не произойдет, значит, прошлое можно изменить, не так ли?

— Вы не умрете, — рявкнул Роджер, с возмущением глядя на Фрейзера.

— Я рад слышать это, — сказал тот, — но сейчас мне хотелось бы виски. Вытащи пробку из фляжки; мои пальцы не держат ее.

Руки самого Роджер тоже не были уверены. Вероятно, сильный жар, исходящий от Фрейзера, заставил его чувствовать свою кожу холодной, когда он поил тестя из фляжки. Он сомневался, что виски рекомендован при укусе ядовитой змеи, но, по-видимому, сейчас это не имело никакого значения.

— Ложитесь, — сказал он хрипло, когда Джейми кончил пить. — Я схожу за дровами.

Он не мог сидеть на месте, и хотя дров было много, он долго бродил в темноте, не выпуская из вида костер.

У него было множество ночей, подобных этой. В одиночестве под небом, столь необъятным, что у него кружилась голова, когда он глядел вверх; промерзший до костей, двигающийся, чтобы согреться. Ночи, когда его одолевали мучительные сомнения, и он не мог успокоиться и уснуть в куче из листьев.

Выбор был очевиден, но сделать его было совсем нелегко: с одной стороны Брианна, и все что с ней следовало — любовь и опасность, страх и сомнение. А с другой стороны надежность. Знание — кто он и что, надежность, которую он оставил ради женщины, принадлежащей ему… и ребенка, который мог быть его.

Он выбрал. Черт побери, он выбрал! Никто не вынуждал его, он сам сделал выбор. И если это означало переделать себя до основания, он выбрал и это тоже! И он сам принял решение поцеловать Мораг. Его рот дрогнул от воспоминания; он тогда не имел ни малейшего понятия о последствиях этого вполне невинного поступка.

Где-то в глубине его памяти раздалось негромкое эхо незнакомого голоса:

«…не имеет значения, кем я родился, только то, кем я сделаю себя, только то, кем я стану».

Кто написал эти слова. Монтень? Локк? Один из проклятых философов Просвещения с их идеями о судьбе и личности? Хотел бы он знать, что бы они сказали о путешествии во времени! Потом он вспомнил, где он прочитал эти слова, и холод скользнул вдоль его позвоночника.