Кривич - Александр Забусов

Демоны, знай, дрова под котел таскают, кострище горит выше краев котла, рядом стоять невозможно от жара, а трое наказуемых лежат в воде, отмокают, нежатся.

Услыхав о лихости своего давно жившего соплеменника, кочевники дружно рассмеялись. Над ночной поляной смех разнесся чужеродным звуком. Из ближайших кустов послышался легкий шум. Кипчаки озираясь, притихли.

— Что там, Кубатай? — спросил караульного старейшина.

— Живность лесную, своим смехом спугнули.

— Ага. Так вот, сожгли демоны все топливо в преисподней, а вода так и не закипела. Тогда вытащили всех троих из котла, потащили на другую пытку, по дороге сорвали с них всю одежду. Толкнули к подножью горы. А гора вся острыми саблями утыкана. Красным огнем сверкают клинки почти до самой вершины.

«Бегите вверх!» — приказал главный подземный демон.

Делать нечего, подошли к рядам клинков. Куда деваться.

«Пропали!» — выдохнул шаман.

«Ничего. Сейчас попробуем пролезть. Как говорил, в отношении меня хан нашей орды: сила есть, ума не надо».

Посадил Балакур на одно свое плечо знахаря, на другое шамана. Собрался, да и стал между рядами сабель, как горный козел, перескакивать. Сил много, дури хоть отбавляй. Так на вершину горы и взгромоздился. Отдышался. Хорошо! Сидят все трое на горе, любуются окрестностями. Снизу демоны беснуются, но на гору лезть опасаются, от безысходности зубами скрипят.

Доложили о таких делах богу Тэнгри, тот мигом явился.

«Ну, погодите, мерзавцы. Смеяться они надо мной вздумали».

Стал он расти в размерах, от человеческого роста и следа не осталось. Божество, оно божество и есть. Склонился над вершиной, глазами тройку неслухов сверлит.

«Проглочу вас скотов!»

Ухватил жреца, да в пасть свою бросил. Не успел зубы сжать, как хитрован проскользнул в живот. Остальные, видя такое дело, сами на язык попрыгали, да вниз на задницах съехали. Сидят в животе, пригорюнились. Темно.

«Спокойствие, только спокойствие, — послышался голос знахаря. — Мы сюда, хоть и голышом попали, да все ж я тут коробочку с малой толикой лекарств, от жадности, себе в зад впихнул. Сейчас попытаюсь отковырять».

«Только без подробностей, уважаемый, — в темноте обозвался шаман. — Молча делайте свое дело».

В темноте долго дулся, да ковырялся, вздыхал, да чертыхался знахарь. Добился своего. Из коробочки, пригоршню порошка сыпанул во все стороны. Уж что там было за лекарство, неизвестно. Только поднялась в животе у Тэнгри настоящая буря. Скрутило его в три погибели. Сунул он два пальца в рот, да и выблевал всех троих обратно.

Кричит демонам: «Гоните их в шею, вон из преисподней. Пусть назад убираются небо коптить. С меня хватит!»

Так Балакур и ожил, хорошо, что праздники были, не успели родичи вовремя тело захоронить.

— Ха-ха-ха!

Раскаты хохота заполонили поляну. Славка смеялся вместе со всеми.

Вдруг над кострами пронеслась тень, на миг закрыла собой ночное светило и звездное небо. Приличных размеров птица, чем-то очень схожая с филином, уселась на ветви крайней березы. Под ее тяжестью дерево прогнулось, заскрипело.

— Что, старый дурак, байки молодняку сказываешь? — прорезался из крючковатого клюва гнусный голос. — Смотри, договоришься до того, что и жизни лишишься и родичей своих потеряешь.

— Див, див… — зашептались кочевники, подскочили от костров, кланялись пернатому созданию.

Кошевой, кланяясь, приблизился к дереву, поднял голову к вещуну.

— О, див, божество племени кипчаков, пророчащее трудности и беды в пути. О чем хочешь поведать родичам моим?

Существо, сидящее на ветке, нахохлилось, глаза его, больше похожие на блюдца, отразили в себе отблеск небесного светила. Неохотно продолжило разговор со смертным, в уничижительной позе, стоявшим перед ним на коленях.

— Поведаю! Славянские волки идут по следу, и нет для них разницы ночь сейчас или день.

— Что посоветуешь недостойным лицезреть тебя?

— Посоветую? Не-ет, советов я не даю. Я приношу лишь вести, а понять и принять решение должен ты, человечишко. Если сможешь, конечно.

Тяжёлая туша, расправив широкие крылья, сорвалась с ветви, освобождая от тяжести дерево, взмахнула ними, накрыв кипчака потоком ветра, скрылась в ночи. Над поляной повисла тишина, даже лошади притихли, не производили и малого шума, лишь костры чуть потрескивали, пожирая пламенем хворост. Кошевой поднялся на ноги, обернулся к пришиблено стоявшим соплеменникам.

— Бросаем становище, костров не тушить, пусть так и горят. Седлай коней. Пленника привязать к стременам. Иги! Головой за него отвечаешь. Проводник, ночью не заплутаешь?

В свете костров, старейшина видел, сколь напуган печенег. Импровизированный лагерь пришел в движение, половцы готовились покинуть место стоянки.

— Мы сейчас у дороги, набитой параллельно шляху, ведущему к Курску. Заблудиться здесь трудно, — молвил Татран.

— Тогда веди.

Ночная скачка по лесной дороге, временами переходившей в тропу, покинутые людьми деревни, с рублеными столбами чуров у околиц, выматывали остатки нервов. Казалось, еще немного, и сотня выберется на широкий шлях, а лес все не кончался. Казалось, сейчас из темноты посыпятся стрелы, а отряд проскакивал гиблое место без проблем. Ну, еще чуть-чуть!

С противоположной стороны широкого поля, от далекой лесной опушки, раздался протяжный волчий вой, поселяя ужас в душу каждого воина, попавшего из родной степи в эти дикие места. И без того, взмыленные лошади прибавили в беге. В предутренних сумерках на пашне замелькали серые тени четвероногих санитаров леса. Большая стая волков шла отряду на перехват. Защелкали луки, ушли стрелы в туманное марево. Послышался визг раненых животных, кто-то кубарем покатился через голову, кто-то, оказавшись хитрей, вильнул в сторону. Много стрел ушло в никуда. Сейчас отвалят, не может быть по-другому! Не свернули.

В растянувшийся строй, с рычанием ворвалась поредевшая стая. Заставила лошадей сбиться с привычного темпа скачки, устроила свалку в голове колонны, тормозя ее, полосуя клыками плоть людей и лошадей, сваливая в завал на дороге. Из леса выскочила новая стая волков. Свежая, жаждавшая крови. Серые разбойники с разбегу запрыгивали на лошадиные крупы, валили под копыта пытавшихся отмахиваться саблями воинов. Рык, визг, вопли раненых людей, проклятья, ругань, ржание коней и звуки боя, все это шумом зависло в предутренних сумерках. Обе стороны несли потери.

«Прорвемся!» — с надеждой подумал кошевой.

Он поймал звук конских копыт. Боковым зрением углядел вдали приближающихся всадников. Но, что это значит? Со стороны двигавшегося к ним отряда послышался волчий вой: