Кривич - Александр Забусов

— Слушаюсь, уважаемый, — соглашаясь, десятник приложил ладонь руки к своей груди, тем самым, даже в темноте проявляя видимое почитание, перед главой родового улуса.

— Остальные, за мной, идем по дороге.

Кавус глазами окинул наполовину скрытые темнотой ночи фигуры соплеменников.

«Да-а!»

Воинов у него осталось меньше половины, из тех, кто ушел в набег. Чувствительно потрепали его семейство, славянские лесовики. Сорок восемь кипчаков, скользящей походкой охотников, двинулись за своим кошевым.

Десяток Мангуша растворился среди лесной поросли.

Проклятый лес, никак он не мог привыкнуть к нему. Хотелось вольного ветра, да степного простора. Над головой, в промежутках между деревьями, огромное черное облако закрыло луну. Тропа змеей довела до небольшого оврага, откуда-то, с его противоположной стороны, он услышал собачий брех.

«Кажись, подходим», — рукой поманил за собой воинов.

Опустившись на дно оврага, десятник глубоко вздохнул, рукавом вытер пот со лба. Возраст давно брал свое, ходить пешком, это так утомительно. Взобравшись на противоположную сторону, почувствовал, как легкий ночной ветерок коснулся лица. Он же, разогнал облака. Луна снова, призрачным светом залила округу, осветила высокий частокол боярского имения. За плотно пригнанными, друг к другу бревнами, с заостренными поверху краями, была мертвая тишина.

«Может, затаились, ждут нападения? — попытался выловить посторонние звуки. — Да нет, спят. Где-то должна быть охрана!»

— Делитесь, пройдите вдоль забора, ищите охрану. Осмотритесь, возвращайтесь на это место. Жду всех здесь.

Время для Мангуша остановилось, ждать он любил меньше всего.

Оставшись, Мишка не ожидая кочевников со стороны Чернигова, все-же выставил посты-секреты за околицей деревни, отладил очередность караульной службы, и все это делал под веселые прибаутки боярина Тихомира. Хазары держались своей малой обособленной командой, подчиняясь только шаду Савару, обиделись за то, что их оставили в тылу. Боярские смерды разбрелись по своим хозяйствам, проверяли, не пропало ли чего за время пребывания в Медведице чужаков, да там и заночевали, успокоенные тем, что в сторону Курска ушло большое, по их крестьянским меркам, воинство. В войсковой избе за частоколом привычно расположились Тихомировы вои, разделившие кров с кривичами, они заступили дежурить на обе вышки деревянного периметра. Всего с десяток лошадей заняли обширное помещение конюшни: восемь хазарских, клячонка боярина, да Мишкин мерин. Немногочисленную тягловую скотину спровадили на выпас у леса за околицей.

За мелкими заботами и ожиданием, день и прошел. Дело шло к вечеру, когда в крепостицу охрана привела усталого посланца от боярыни Галины. Вот тут-то, выслушав рассказ о событиях в приграничном «хозяйстве», пришибленный плохими новостями, старший переваривая информацию, взялся за голову.

— Что делать думаешь, боярич? — задал вопрос хазарин.

Мишка призадумался, мысленно поставил дядю Толю на свое место. Взвесил все за и против, на весах примеров былых боевых выходов. И выходило так, что нужно по-быстрому сматывать удочки и мчаться в родной погост. Сейчас, там даже один воин лишним быть не может.

— Гонца накормить и выпроводить в дорогу, до наших всего один переход, доберется, не развалится. Мы здесь ночуем, а по утренней зорьке выдвинемся в Гордеев погост. Хрен с ним, с князем. Если уж до сего времени не пришел, значит и не придет, — подумав, спросил Тихомира. — Ты как, боярин, с нами пойдешь, или здесь останешься?

Хмыкнув, боярин расправил усы, прятавшие вечную усмешку.

— Мыслю, с тобой идти потребно, соседу помощь оказать, для нашего племени первое дело.

Холоп в светлице накрыл стол, еще днем челядины боярина раскидали схрон с продовольствием, и теперь все воинство прибавило к ужину прошлогодние заготовки квашеных и соленых овощей, грибов, а трехведерный бочонок хмельного меда помог им скрасить невеселые мысли о доме.

За столом сидели втроем: Михаил, шад и боярин. Ели молча, каждый думал свою думу. Мишка, не различая вкуса, глотал куски прожаренного мяса, слизывая жир и мясной сок с пальцев. Предстояла дальняя дорога домой. В повозки придется распихать немалое количество боярских людей. Оружие не оставишь, уж лучше продовольствие, но на голодный желудок не навоюешь. Как быть? Задумавшись, отвлекся от еды, чуть не сплюнул на пол от безысходности.

— О чем задумался, боярич Михаил?

Хитрый прищур Тихомировых глаз, уже порядком достал Мишку.

— Не знаю, как столько народу в имеющихся телегах разместить. Пешком идти, так рейд затянем, к бою можем не поспеть.

— О том не печалуйся, я уже гонцов по лесным схронам разослал. К утру придет десяток подвод, да отдельно от них, табунок лошадей. Извиняй, боле подвод не собрать, оповестить всех не успевают. Либо задержаться придется.

— Добро! Больше и ненужно. Разместим. Фф-ух! Тихомир Иданыч, какой груз с души снял, спасибо! Теперь живем! Что за жизнь в пограничье? — возмутился он. — То печенеги, набегами надоедали, то Византия, шпионов присылала, теперь, вот половцы объявились. Не сидится им в степи!

— А, что половцы? Такие же кочевники, как и печенеги, ни чем не лучше. Пограбят, да уйдут, — откликнулся северянин.

— Не скажи, боярин. Этих, числом побольше печенегов будет. Да и злее они. Выучка матерая, как у волков. Печенеги с большим войском старались не связываться, уходили. Половцам, все это до лампады. Много их. Однако, караулы проверю и на боковую. Завтра тяжелый день. Вы бы тоже шли отдыхать.

— Я, пожалуй, с тобой по постам пройдусь, — поднялся с лавки и Савар. — Не спится, что-то.

— Идем, коли желание есть.

Сам Михаил, просто не мог спать в такую ночь, зная, что под стенами городища, ставшего для него родным, разгуливал враг, чувствуя себя как дома.

Уже глубоко за полночь, возвращаясь с Саваром в боярский детинец, остановились у ворот.

— Не спится, бояре? — подал голос полусонный северянин из воинства Тихомира, одетый в кольчужный доспех, явно страдая от жары из-за стеганого подклада под ним, ночь была теплой.

— Да, вот, сходим еще на пост, который на задах городища выставлен, да спать пойдем. До рассвета еще часа четыре осталось. Выспимся.

— Ну-ну, — зевком попытался свернуть себе челюсть северянин.

Проследовали вдоль частокола, уже наблюдая бойца, вглядывавшегося с вышки за пределы охраняемой зоны. Пост выставлялся для наблюдения за лесом, всегда считался спокойным местом дежурства. Что-то привлекло внимание воина.

— А-акхр! — глухо сделал последний в своей жизни выдох караульный.