Непобежденные. Кровавое лето 1941 года - Валерий Киселев

Подбегая к блиндажу КП, Самойленко чуть не столкнулся с тремя ротными, разбегавшимися к своим людям, а когда оглянулся, то увидел подходящую к позициям второй роты густую цепь немцев с закатанными рукавами, что-то громко кричавших.

Вокруг блиндажа разорвалось несколько легких мин, над головой пролетели сучья и хвоя от сосен. Самойленко, чувствуя, что боль в ноге становится невыносимой – ее словно стягивало жгутом, упал. Что-то кричал комбат, над головой засвистели пули, начал было работать станковый пулемет из второй роты, потом откуда-то подальше еще один, но скоро оба замолкли.

Санитар замотал ногу бинтом прямо по галифе, помог подняться и легонько толкнул его:

– Давай отсюда, парень. Добирайся на полковой медпункт. Дорогу знаешь?

Самойленко, стараясь не нажимать на раненую ногу, быстро пошел, пригибаясь пониже, в сторону Сожа. Отойдя метров на двадцать, он услышал, как внезапно прекратился треск автоматов и редкие винтовочные выстрелы в центре обороны батальона, это и заставило его оглянуться. Он замер и, невольно содрогаясь всем телом от ужаса и стыда, закричал: человек тридцать наших, почти все в одном нательном белье, стояли в рост в своих ячейках, поднимая руки вверх.

«Как? Как можно? Почему?» – стучало у него в голове, и он тряс ею, словно мог вытряхнуть увиденное.

– Вот сволочи-то! Я же говорил, что во второй роте все эти западники – сволочи, – догнал его сержант Сидоров. – Помнишь их довоенные разговоры в курилке? Вот они где показали себя!

Лейтенант Вольхин никогда бы не подумал, что все может произойти так быстро и так до умопомрачения страшно. Редкие выстрелы бойцов его взвода и соседних слева были перекрыты настолько густым автоматным огнем немцев, которые встали перед ними так быстро и такой плотной массой, словно шли и заранее знали, что задавят их уверенно и без натуги, что сколько-нибудь организованного сопротивления в эти минуты и быть не может. Пули густо и с визгом стучали по брустверу, и Вольхин успел подумать: «Все, еще секунда и – конец».

Уткнувшись в песок стенки ячейки, он замер, ожидая неизбежной смерти.

Гортанные крики и команды немцев приближались.

«Неужели плен? Ну нет!» Вольхин юзом выполз из ячейки, краем глаза видя подбегавших справа к линии обороны автоматчиков. Из ячеек его взвода несколько человек стреляли, какой-то раненый громко кричал от боли.

Мгновенно сообразив, что если они сейчас, кто еще цел, не рванут назад и не попытаются вырваться, их всех перестреляют в окопах, не дав поднять головы, или возьмут в плен, Вольхин крикнул:

– Первый взвод! Все за мной – назад! Назад! – и побежал, не чувствуя под собой ног.

Впереди, сбитые пулями, падали ветки и листья, он выхватывал глазами бегущих за ним бойцов его взвода и соседних, многие из них падали и больше не вставали.

Через несколько минут выстрелы остались позади, уже глухие и редкие, лес стал гуще, и Вольхин, чувствуя, что если он сейчас не упадет сам, то у него что-то лопнет внутри, свалился в траву, унимая дыхание и облизывая пересохшие губы. Лицо и ступни ног горели. Все тело было мокрым от пота, он перевернулся на спину, вслушиваясь в стихающий шум боя. Винтовочных выстрелов было почти не слышно, автоматные раздавались в разных концах позиций батальона, но коротко и беспощадно. «Добивают раненых…» – понял Вольхин.

Недалеко от него, впереди, лежали двое из его взвода. Минут через десять, обойдя лес вокруг метров на двести, нашли еще пятерых. Собрались все вместе, помолчали, не глядя друг другу в глаза. Все три сержанта – Вертьянов, Мухин и Фролов – были здесь. «Хоть это ладно, – невесело подумал Вольхин. – Если больше никого не найдем, то, значит, осталось нас семь человек от взвода. Сразу четырнадцати не стало…»

– Да-а, командир, ну и дали же нам… – медленно протянул сержант Фролов. – Дозагорались…

– Что теперь делать будем? – спросил Вольхина кто-то из бойцов.

Возвращаться на позиции батальона никакого резона не было, и Вольхин решил идти за Сож.

Капитан Шапошников, едва заслышав стрельбу в районе обороны батальона Леоненко, послал туда две роты из батальона Горбунова и батарею Терещенко. Они были быстро отброшены к Сожу пулеметным огнем из леса и контратакой автоматчиков. Артиллерийским огнем помочь батальону было невозможно, хотя обе батареи были под руками. Оставалось лишь ждать, что батальон Леоненко отобьет атаку или в крайнем случае самостоятельно вырвется к реке.

«Вот что значит неправильно оценить обстановку, – переживал Шапошников. – Сержант был прав… И зачем вообще было ставить там батальон…»

Батальон капитана Леоненко действительно после прорыва был поставлен неудачно. И не на шоссе, чтобы, оседлав его, не пускать противника на восток, и не на Соже, как плацдарм, а посередине – до шоссе метров пятьсот и километр до Сожа. Локтевой связи с другими частями у батальона не было. Еще в первый день, как они перешли Сож, Шапошников доложил об этом Гришину, но в штабе дивизии, видать, не придали этому значения, потому что с часу на час ждали приказа наступать на Пропойск, и передвигать батальон не было особого смысла. На этом участке все эти дни после прорыва дивизии через шоссе немцы, кроме патрулей и дозоров, сил не держали. Имелись, возможно, и другие причины, почему батальон не передвинули, но, как бы там ни было, в суть дела не вникли. Не захотели, не успели, не сумели ли, а скорей всего, были все эти три причины сразу.

Одновременно с батальоном внезапному нападению гитлеровцев подвергся и 497-й гаубичный артиллерийский полк майора Ильи Малыха, который вышел на Сож, но так и не переправился на тот берег.

Командир штабной роты и комсорг полка лейтенант Василий Свиридов купался, когда совсем близко услышал густые автоматные очереди. Он выскочил из воды – к реке уже бежали десятки бойцов, многие полуголые и без винтовок, а за ними, мелькая между деревьями, немецкие автоматчики.

«Где же были дозоры? – спрашивал сам себя Свиридов. – Неужели вырезали?» Орудия, поставленные метрах в ста от реки с расчетом обстрела сектора Пропойска, были бессильны против атаковавших их в упор автоматчиков, поэтому застигнутые врасплох расчеты спешили спастись за рекой.

Свиридов схватил ручной пулемет – «Заело!» – с размаху в сердцах ударил его стволом об сосну и снова прыгнул в воду. Река вскипала от пуль, и Свиридов, бросившийся в воду чуть позднее, чем первые группы бегущих, и ниже по течению, с ужасом увидел бурые пятна крови на поверхности: вдоль всей реки на десятки метров видна была масса людей, стремившихся на тот берег.

Василий Свиридов почувствовал, как кто-то ухватил его за шею, в страхе оттолкнул, но, увидев, что человек пошел ко дну, нырнул, схватил его за волосы и вытащил на поверхность, стараясь удержать на плаву.

Группа автоматчиков, выскочив к берегу, стреляла с колен по плывущей массе людей, то и дело меняя магазины. По ним стреляли с противоположного берега из винтовок те, кто успел переплыть и не потерял винтовку, но редкие винтовочные выстрелы заглушались густыми автоматными очередями.

Все было кончено меньше чем за полчаса. Еще кое-где стучали короткие автоматные очереди – добивали раненых, но всем чудом уцелевшим было ясно, что произошла непоправимая, чудовищная беда.

Лейтенант Свиридов, потрясенный случившимся и картиной гибели сотен людей, лежал в кустах, кусая губы от злости и обиды.

Майор Малых, уехавший с полковником Гришиным на совещание, на берег Сожа вернулся через три часа.

Картина разгрома полка была страшной. Вся материальная часть, за исключением одного орудия, которое каким-то чудом сумели перетащить, попала в руки немцев. Малых смотрел на немногих оставшихся в живых, пока пришли только человек тридцать, и не верил своим глазам.

Из командиров в живых осталось всего трое: лейтенант Свиридов, начальники штабов дивизионов Житковский и Мяздриков. Капитан Найда, тяжело раненный в грудь, лежал на плащ-палатке и тихо стонал в забытьи [6].

– Кто-нибудь из вас видел Иванова? – спросил майор Малых.

– Когда все это началось, все побежали к реке, он был впереди, у орудий, – начал говорить старший лейтенант Житковский. – Пытались организовать сопротивление, но… неожиданно все получилось, впереди же были дозоры… По-видимому, их сразу вырезали. Больше комиссара я не видел.

– Товарищ майор, – обратился к Малых сержант Привезенцев, писарь штаба полка, – когда все немного стихло, я с группой залег у реки. Еще не переплывали, ко мне от орудия приползли два бойца, попросили лопаты, похоронить товарища комиссара. А вот куда они делись потом – не знаю и здесь их не вижу…

– Убит? Так почему не вынесли тело? Зачем было сразу хоронить? – перебил Малых. – Что они, не могли его вынести, пришли за лопатами – ерунда какая-то…