Око Гора - Кэрол Терстон

Наверное, Асет просто не могла найти другого объяснения тому, что произошло с младенцем, которого она полюбила как брата.

– Где ты услышала такую чепуху? – прошептал я. – Тутмос был сильным ребенком. Возможно, он запутался в одеяльце.

Она покачала головой, упираясь мне в грудь.

– Одеяла я не видела.

– Наверняка кормилица пыталась освободить его, – спорил я, хотя и сам в это не верил – как и в то, что гибель Фараона была просто несчастным случаем, произошедшим без чьего-либо намерения или без какой-либо причины. Я не мог понять лишь, почему я не подумал о том, что его сын будет следующим.

– Я все еще вижу его лицо, даже когда закрываю глаза… как слепой видел того льва. У моей сестры разобьется сердце, как у Меранха. И у меня тоже.

– И мое, – прошептал я ей в макушку. Слезы жгли мне веки – сложно сказать, от боли за ребенка ли Царицы, или за ее младшую сестру, – и прежде чем я успел их смахнуть, Асет повернулась и посмотрела на меня.

– Ой, Тенра, прости. Я думала лишь о себе. Я забыла, что ты первый поприветствовал Тутмоса, когда он вошел в этот мир. – Она обвила руками мою шею и сжала ее так, что я не мог глотать. – Тули думает, что нам надо сбежать, – прошептала Асет. – Но тебя бы я никогда не оставила.

– Куда бы ты пошла?

– Туда, где меня никто не знает. Он считает, что мне стоит взять себе другое имя. Например, Ташат. А ты что думаешь? – До меня дошло, что ребенок боится за собственную жизнь. – Бедной Анхес не с кем поплакать, чтобы ей стало лучше.

– Разумеется, с ней останется твоя госпожа мать.

Она покачала головой, но посмотреть мне в глаза не решилась.

– Она уехала в дом Генерала Хоремхеба, чтобы побыть с собственной сестрой. Я слышала, как она говорила отцу, что Анхес должна смириться с тем, что никогда не выносит жизнеспособного ребенка, ибо царская кровь моей сестры испорчена кровью ее бабки, Великой Царской Жены Осириса Аменхотепа, иудейки. Это означает, что Анхес не полностью царских кровей, да? – Наконец Асет осмелилась посмотреть на меня. – И это значит, что я тоже испорчена, и никогда не смогу родить жизнеспособного ребенка, из-за того, что мой отец – не Царь?

Я с трудом удержался, чтобы не сказать, что я на самом деле думаю о женщине, которая с такой жестокостью относится к дочери, только что потерявшей близкого человека. К тому же я не хотел показывать, что разделяю ее страх.

– Ты же не веришь в эти глупости. Я съезжу через реку, посмотрю, что удастся разузнать. – Я поставил Асет босыми ногами на твердый утоптанный земляной пол. – А тебя отведу к Небет, если ты пообещаешь оставаться там и не делать глупостей.

– Ты забываешь, что мне почти восемь лет.

– Нет, это ты забываешь. Мерит знает, что такое потерять ребенка, а ты не хочешь принять ее мудрость. Или любовь. Пагош увез тебя, потому что не мог оберегать тебя в доме Царицы, – он ведь тебе скорее как отец, нежели слуга. И ты это знаешь. – У девочки по щекам снова покатились слезы, но я заставил себя продолжить: – Он и Реш повсюду тебя ищут. И сейчас они ждут меня в хижине гончара, не потому, что им так приказал твой отец, а потому, что они заботятся о тебе. Так что сначала помирись с ними, а потом пойдешь к Мерит.

– Хорошо, обещаю. Мне очень жаль, Тенра, правда.

– Тогда скажи им об этом. И не забудь сандалии и шаль, чтобы не замерзнуть, потому что мы вернемся затемно. – Я пропустил ее вперед в проход между стойлами.

– Ты отвезешь Анхес от меня подарок? – спросила Асет на ходу. – Когда сестра увидела сандалии, которые мне сделала Ипвет, она только о них и говорила, поэтому я примерила ее обувь, пока она не видела, чтобы посмотреть, насколько ее нога длиннее, и сказать потом Ипвет нужную длину.

День 17-й, четвертый месяц половодья

Размышляя над тем, что она пережила, я не понимаю, почему Анхесенамон никогда раньше не пыталась взять свою судьбу в собственные руки. Разве можно ее винить, если она считает, что ее дети умирали из-за того, что их отцом сначала становился ее собственный отец, а потом – брат ее матери? Разумеется, союз с другой мощной правящей семьей привнесет здоровую кровь в царский род. Какова бы ни была причина, Царица послала тайное послание Суппилулиуме[46], царю хеттов, и попросила, чтобы один из его сыновей занял рядом с ней трон Гора. Достаточно наивно с ее стороны было считать, будто о секретном послании никто не узнает, – уж не говоря о том, что Эйе и Хоремхеб допустят подобный брак. Или что Верховный Жрец примет хетта как сына Амона-Ра.

Мена считает, что писец, которому было продиктовано послание, и выдал Царицу Нефертити, которая передала это Рамосу, и, возможно, еще и Мутнеджмет. Как бы то ни было, Рамос, представитель Хоремхеба на севере и командир военной крепости Зару, поджидал, когда Принц Заннанза ступит на нашу землю, и положил конец мечтаниям юного хетта о славе и правлении империей.

Теперь два военных легиона Суппилулиумы маршируют к границе Ханаана, и получилось, что бедняжка Анхесенамон попалась в собственную ловушку.

День 2-й, первый месяц всходов

Хор жрецов пел молитвы Амону, а Главный Чтец возложил золотую маску на лицо Тутанхамона, обозначая, что он сын Ра. Это было мягко отполированное изображение молодого человека, которого я успел полюбить. Глаза были сделаны из кварца и обсидиана, а веки и брови инкрустированы лазуритом, как и полоски золотого авета. В бровях сплетались змея и коршун, символ Верхнего и Нижнего Кемета, защищающий его от врагов. Под искусственной бородой бога Осириса лежало широкое ожерелье из бусин лазурита и зеленого шпата. Асет вышла с гирляндой голубых васильков, положила ее на плечи дяди, и почтила его последним поклоном. Потом Главный Чтец приказал, чтобы обе покрытые золотом руки Фараона с посохом и цепом пришили к полотну, покрывающему грудь; на этом ритуалы, проводимые во дворце, закончились.

Похоронный кортеж возглавляли Девять Друзей Царя, за ними следовал совет министров, Правый Обмахиватель и визири Севера и Юга, потом жрецы, которые председательствовали на украшении тела покойного Фараона. За ними шли Паранефер и Рамос и лили на землю молоко, подготавливая путь для шести рыжих быков, тащивших сани, на которых лежало тело Царя, забинтованное тканью. За первыми санями, покрытыми балдахином, следовали вторые: на них везли позолоченный деревянный сундук с четырьмя алебастровыми ларцами, в которых лежала печень, легкие, желудок и кишки Царя. Тащили эти сани восемь жрецов в белых одеждах. По углам позолоченного сундука стояли четыре золотые статуэтки богини Селкет[47] с таким нежным лицом, что от одного взгляда на нее у меня наворачивались слезы. Возможно, загадка крылась в мягком повороте головы и положении рук, которые богиня протягивала, защищая свой ценный груз. Такая изысканная вещь могла быть изготовлена только в мастерских Ахетатона – города, который Еретик посвятил своему богу. Там собирали и сжигали мусор из каждого дома и делового заведения, а общественные купальни и тенистые сады были открыты для всех. И говорят, что этот рай земной придумал человек с воспаленным мозгом.

За вторыми санями шла Царица со своей матерью, затем жена Хоремхеба и Асет, а за ними следовали младшие жены и наложницы, в том числе чужестранные принцессы, посланные отцами в гарем Фараона, чтобы заслужить расположение Владыки Двух Земель. На них были одинаковые белые облегающие каласирисы, которые уже порвались и запачкались дорожной пылью. За ними тянулись советники покойного Царя и другие высокопоставленные лица, и, наконец, придворные и знать, где шел и я, ибо всего два месяца назад Фараон даровал мне титул.

На берегах реки собралась целая толпа, чтобы посмотреть, как мы пустимся в символическое плаванье по четырем священным городам – долгое и утомительное путешествие вверх и вниз по обоим берегам реки. К тому времени, когда мы добрались до законченного лишь наполовину погребального храма Тутанхамона, где нас ожидали Асет, Небет и Тетишери, солнце стояло уже высоко – оно стерло тени, придающие земле глубину и форму. Там, быстро подкрепившись фруктами и хлебом, мы с Меной снова присоединились к похоронному шествию, а его жена с дочерью остались, чтобы не подвергать опасности в этом утомительном путешествии еще не родившегося ребенка Шери или болезненное бедро Небет.

Поднявшись над деревней рабочих, строящих гробницу, мы начали длинный переход через вечное плато из камня и песка к Месту Истины – через пустошь, усыпанную осколками белого известняка, оставшимися от камней, выломанных для похоронной часовни Тутанхамона, жизнь которого завершилась раньше строительства. К тому времени, как мы приехали на место, где он будет жить вечно, там разбили шатры для членов царской семьи, Паранефера и его жрецов, ответственных за погребальные ритуалы. Слуги расстелили в тени, которую удалось отыскать, тростниковые подстилки, чтобы женщины могли посплетничать и подремать, пока мужчины отнесут могильные принадлежности в прохладные, освещенные факелами камеры.