Украшение и наслаждение - Мэдлин Хантер

И тут Эмма вдруг поняла, что ей хочется вступиться за графа. Саутуэйт считал себя великим знатоком хорошего тона. К тому же полагал, что сможет предотвратить любой скандал. Но он ведь не говорил, что сам не совершает скандальных поступков. Так что едва ли его можно было назвать лицемером.

— В твоих словах слышится горечь, — сказала Эмма. — Кто-то недавно обидел тебя? Дорогая, ты ведь прекрасно знаешь, что тебе достаточно вернуться в дом брата, чтобы избежать булавочных уколов. Он с радостью примет тебя, и все будет прощено и забыто.

— Я не желаю быть «блудной сестрой». Брат и его жена будут постоянно напоминать мне о том, что моя репутация зависит от них. Вероятно, брат захочет выдать меня замуж за какого-нибудь скучного субъекта, чтобы заставить всех сплетников замолчать. Нет, пока тетушка готова держать меня у себя, я останусь с ней.

Отчасти скандальная репутация Кассандры объяснялась именно тем, что она сменила место жительства. Ведь когда-то тетка Кассандры и сама становилась героиней скандалов. Правда, теперь она жила отшельницей, и это давало ее племяннице полную свободу действий и независимость.

— Между прочим, он человек радикальных взглядов. Поэтому от него следовало бы ожидать большей терпимости в отношении всевозможных нарушений светских условностей, — сказала Кассандра, когда подруги прошли еще немного. — Я говорю о Саутуэйте. Он ведь виг и в прошлом являлся сторонником реформ. Но с войной никто из них не сохранил прежних взглядов — чтобы их не заподозрили в симпатиях к французским революционерам.

Эмме было приятно узнать, что граф прежде высказывался в пользу реформ, пусть даже теперь не осмеливался. Ведь это означало, что он не был рабом того образа мыслей, необходимость которого накладывало на него его положение в обществе. Просто теперь ему приходилось вести себя так, как от него требовалось.

— Но может быть, его взгляды изменились, — продолжала Кассандра. — Совсем недавно граф призывал как можно лучше охранять побережье. Он не дает покоя адмиралтейству, требуя более жестких мер. У него есть поместье в Кенте, и я думаю, он слишком хорошо знает, насколько уязвимо наше побережье.

Упоминание о Кенте заставило Эмму вспомнить о собственности ее отца в этом же графстве и о том, какие ценности там находились. Она знала, что в скором времени ей придется наведаться туда. Потом она снова подумала об аукционе, но тут какое-то движение впереди отвлекло ее и прервало нить ее размышлений. Словно по волшебству, на тропинке возникла женская фигура. В следующее мгновение Эмма узнала появившуюся перед ними грациозную женщину.

— Кто это? — спросила Кассандра.

Они подошли к женщине поближе, и Эмма ответила:

— Это Мариэль Лайон. Полагаю, она хочет поговорить со мной.

— Как странно… Откуда она узнала, что ты здесь? Что ж, подойди к ней, поговори… Возможно, она хочет предложить что-нибудь для твоего аукциона. Думаю, что мы не зря продрогли и рискнули своим здоровьем и репутацией, если это рандеву окажется успешным. Я подожду тебя здесь, страдая от зависти к этой женщине. Просто удивительно! Одетая в тусклое платье из мешковины, вышедшее из моды двадцать лет назад, она ухитряется выглядеть такой элегантной…

Мариэль ожидала в тени дерева, нависшего над тропинкой. Когда Эмма подошла к ней, она бросила на Кассандру быстрый, но проницательный взгляд, после чего уже не обращала на нее внимания.

— Я нашла кое-что для вашего аукциона, — сообщила француженка. — Множество рисунков. Старых. Владелец говорит, что они принадлежат художнику, творения которого ищут по всей Англии. Я ему сказала, что вам нужны картины, но он ответил, что вы поймете и ценность рисунков, если разбираетесь в искусстве.

— Где они? Я должна их увидеть, чтобы понять, достаточно ли они хороши для распродажи и подлинные ли.

— Он велел мне сначала узнать, хотите ли вы их получить. И если да, то он сам доставит их вам. — Мариэль сошла с тропинки и поковыряла землю носком сабо. — Так, значит, двадцать процентов, как договорились?

— Они ваши, если все будет в порядке с распродажей. Вы получите деньги после аукциона. Скажите этому человеку, что если рисунки так хороши, как он говорит, то я возьму их. Попросите его принести их мне домой завтра утром.

Заметив, что Кассандра наблюдает за ними с нескрываемым интересом, Эмма решила вернуться к ней побыстрее.

— А вы больше ничего не хотите сказать? — спросила Мариэль.

— Вы о чем? Есть еще что-нибудь?..

— Я говорю не о предметах искусства, а о человеке, доставившем повозку. Он хочет вас видеть.

Сердце Эммы подпрыгнуло в груди. Она опасливо покосилась на Кассандру, потом спросила:

— Когда?

— Он сказал — днем в четверг. У восточного вестибюля собора Святого Павла. Вы должны захватить деньги. Я обещала ему, что вы хорошо заплатите.

Эмма кивнула, затем, вынув из ридикюля два шиллинга, протянула их француженке.

— Благодарю вас, мадам. Я там буду.

Мариэль спрятала деньги, потом взглянула на тропинку за спиной Эммы и, раздраженно прищелкнув языком, проговорила:

— Что ж, мне пора…

Эмма тут же посмотрела через плечо и увидела, что к месту, где стояла Кассандра, медленно приблизился всадник. Но казалось, что этого мужчину совершенно ничего не интересовало и он просто наслаждался прогулкой.

Мариэль усмехнулась и добавила:

— Забавно, что англичане подозревают меня в шпионаже в пользу французов. Ведь кое-кто из французов считает, что я работаю на англичан. Но на самом деле я шпионю только для вас.

С этими словами она резко развернулась и тотчас же скрылась за ближайшими деревьями.

Дариус навестил аукционный дом еще несколько раз, однако подробнейшее изучение отчетов и счетов ни к чему не привело — ему так и не удалось разобраться в деятельности Мориса Фэрборна в последние годы.

А мисс Фэрборн, как ни странно, не появлялась, хотя ей больше не надо было притворяться, что она составляет каталог. И ведь она же сама сказала, что у нее в «Доме Фэрборна» много другой работы…

Следовательно, она просто избегала встречи с ним. Но почему?

После очередного посещения аукционного дома граф направил свою лошадь к востоку, на Комптон-трит. Мейтленд тотчас проводил его в столовую, где мисс Фэрборн, стоя у стола, перелистывала какие-то бумаги. Приблизившись, он увидел, что она рассматривала рисунки, лежавшие перед ней стопкой.

— Их мне доставили сегодня, — пояснила она. — Они много лучше, чем я смела надеяться. Уверена, что это — Леонардо. А также готова допустить, что вот этот рисунок, выполненный серебряным карандашом, — руки Дюрера. А вы что скажете?