Монах - Михаил Константинович Зарубин

неделю он уже чувствовал себя лучше. Все эти дни рядом была Маша. Несмотря на боль, он с радостью воспринимал ее присутствие. Никакая сиделка в мире, даже самая квалифицированная, не смогла бы так внимательно и осторожно ухаживать за тяжелобольным человеком. Ни ворчаний, ни упреков, всегда ласковые слова, терпение. Она умела молча и как-то незаметно делать не совсем приятные процедуры. Руки у нее были теплые, ласковые, и Алексею казалось, что он стремительно выздоравливает от одних только звуков ее голоса. Она приходила в палату, укрывала его одеялом, проветривала комнату, а как только стало тепло и появились мухи, окно занавесила марлей, и даже добилась невозможного, чтобы кровать сдвинули, и прямые солнечные лучи не слепили глаза Алексею.

Алексей просил не перестилать постельное белье, но Маша только улыбалась в ответ и еще более тщательно разглаживала все складки и неровности, чтобы они не раздражали кожу.

Около кровати появилась прикроватная тумбочка, стало удобно размещать лекарства, термометр, расческу и стакан, хватило места для воды и морса, и даже книги для чтения.

Алексей впервые узнал, какой обузой может быть человек в его состоянии. Он часто ставил себя на место Маши, задавая один и тот же вопрос: а смог бы он сделать то же, что и она, и боялся признаться даже себе, что вряд ли у него получилось бы так самоотверженно и профессионально ухаживать.

Каким-то чудом Маше удалось договориться с больничным начальством, и соседа Алексея переместили в другую палату, а на его месте разрешили находиться Маше.

Теперь стало еще проще. Стоило Алексею очнуться, или застонать во сне, сразу рядом появлялась Маша. Дела пошли на лад, хотя врачи готовили его к очередной операции.

Весна уже победила зиму. В городе установилась по-летнему теплая погода. Правда, с утра над рекой появлялся туман, но солнце быстро съедало его своими жаркими лучами. Синоптики пугали, что еще могут вернуться холода, но разве поверишь в это, когда погода больше похожа на лето, чем на весну.

Маша присела у кровати Алексея, он улыбнулся ей:

— Ну, как чувствуешь себя?

— Хорошо, Маша.

— Завтра операция, все будет хорошо. Надеюсь, ты не боишься?

— Когда ты рядом, мне ничего не страшно.

— Ты меня переоцениваешь. Я хочу раскрыть тебе тайну.

— Тайну?

— Сейчас расскажу, и она перестанет быть тайной.

— Не стесняйся, давай!

— Леша, у нас будет ребенок.

Алексей закрыл глаза, глубоко вздохнул.

— Что с тобой?

— Не знаю. Не могу найти слов. Если бы были силы, я бы сейчас взял тебя на руки, и понес домой…

— Успеешь еще поносить.

— Может быть, ты знаешь и пол ребенка?

— Не знаю, но я хотела бы девочку.

— И я тоже.

— А если будет мальчик?

— Значит, будет здорово.

— Ну, какой ты не постоянный.

Алексей замолчал, влюбленными глазами глядя на Машу.

Появилась медсестра.

— Ну, голубки, начинаем готовиться к операции, дел у нас много. Маша, если не боишься, помогай мне.

— Конечно, не боюсь, Вы только говорите, что нужно делать.

— Скажу.

Алексей с улыбкой воспринимал все, что с ним делали.

— Это что ты такой счастливый сегодня, даже боли не чувствуешь, — спросила его медсестра.

— Счастливый, потому что очень счастливый, — сказал Алексей первую же пришедшую в голову глупость. А может, это была и не совсем глупость.

— Ну, молодец, недолго осталось тебе маяться.

— Ничего, потерплю.

— Ну ладно тебе, расхвастался, — заметила Маша, делая перевязку руки.

Он улыбнулся, не отрывая от нее счастливого взгляда.

За май и июнь ему сделали еще три операции. Врачи удивлялись его стойкости. Молодой организм и еще какая-то неизвестная врачам внутренняя сила помогала Алексею, он день ото дня становился сильнее, и восстанавливался на удивление быстро. Маша уже вышла на работу, и он ждал ее всегда с нетерпением. Конечно, он хотел видеть ее, целовать ее лицо, руки, но тут же просил приходить пореже, учитывая «интересное положение», боясь перегрузок. Она улыбалась его словам, но чувствовалось, что ей нравится эта забота, хоть и словесная.

Осень не порадовала. Не было теплых денечков бабьего лета. Не успели листья деревьев приобрести желтый цвет, как выпал первый снег. Не тот, который исчезает на другой день от теплых солнечных лучей. Выпал и остался, а с ним пришли морозы, сначала так, чуть-чуть, верхний слой земли покрылся ледяной коркой, а потом пришли и настоящие, от которых можно спрятаться только в теплых квартирах. Подули ветра, срывая не только листву с деревьев, но и крыши, и плохо сметанные стога сена. Вчера было лето, а сегодня уже зима, а осень милая затерялась где-то в морях-океанах…

Алексей уже вышел на работу. Правая нога еще болела, но он никому об этом не говорил. Да и кому говорить? Беременность Маша переносила нелегко. К ней постоянно прицеплялись респираторно-вирусные инфекции, да к тому же ее организм плохо переносил повышенную температуру. Часто Алеша обтирал ее марлей, смоченной в прохладной воде, заставляя на ночь пить чай с малиной, травяные отвары и различные морсы. Какое благо, что мама все это готовила. От всех этих инфекций у Маши была постоянная боль в мышцах. Очень часто она не могла уснуть, порой пульс отбивал сотню ударов, а то и больше. Алексей укладывал ее к себе на колени, как маленькую девочку, и раскачивал под детские песенки. Если они заканчивались, пел стихи Пушкина, Есенина, благо, что он с детства знал их наизусть. Как ни странно, под такой аккомпанемент она засыпала. Он сидел неподвижно, боясь растревожить сон любимой. Были случаи, когда сна не было всю ночь. Маша уговаривала его поспать, но он молчал и не соглашался. Ему казалось, что в общении с ним Маша легче переносила все неприятности.

В конце декабря на свет появилась дочка. Когда Алексей перед Новым Годом привез свое богатство домой, он не мог насмотреться на жену, которая стала еще прекраснее, и на дочку, которая была вылитая Маша.

— Как назовем? — спросил Алексей.

— Как скажешь.

— Тогда пусть будет Анюта. Когда вырастет, будет Анной, может, кто-нибудь назовет ее Нюрой, так деревенские звали мою маму.

Маша улыбалась.

— У нас же не деревня, потому и звать ее Анюта.

Алексей обнял Машу, закрыл свое лицо копной ее русых волос, и шептал ей на ухо какие-то глупые, странные слова, понятные только им двоим.

Шестнадцатилетние

В техникуме поговорить не удалось. Мешало то одно, то другое. Да и говорить об этом на ходу Алеша не хотел, поэтому попросил Машу встретиться с ним вечером на