Ничего интересного - Уилсон Кевин

— Так и знала, не стоило приходить, — сказала Бесси.

Было странно смотреть, как этот ребенок, который запросто кусал незнакомцев, который казался таким обозленным, превращается в человека, который боится окружающего мира. Мне хотелось, чтобы она загорелась, выпрыгнула в окно. С этим, думала я, я бы справилась. И с последствиями тоже. А вот утешать я не умела.

— Хочешь книгу? — спросила я Бесси.

— Да, — сказала она, глядя на книгу Долли Партон. — В смысле, она вроде классная.

Я взяла с полки книгу, что-то о монастырях Германии.

— Дай мне Долли Партон.

Карл сказал:

— Лилиан, мы просто вернемся попозже. У Мэдисон наверняка есть читательский билет. Она попечитель библиотеки.

Я его проигнорировала.

— Держи, — велела я, протягивая Карлу книгу Долли Партон. — Засунь ее в штаны.

— Ни за что, — сказал он, но я стукнула его по руке изо всех сил:

— Давай уже.

Карл засунул книгу в штаны, и я прошипела:

— Сзади, господи, чувак. Скорей.

Затем я повернулась к Роланду:

— Выбери одну из двух книг, а другую поставь обратно.

И Роланд, благослови его Бог, просто повернулся и швырнул одну из книг в проход, сильно, красиво. Книга прошелестела по полу, а затем врезалась в стену.

— Засунь эту себе в штаны, — сказала я, и он заложил ее за спину, прижав поясом, а сверху прикрыл рубашкой.

— Лилиан, — сказал Карл, — это не…

— Живо, — перебила его я и передала Бесси книгу про монастыри.

— Держи и веди себя как ни в чем не бывало, хорошо? Ничего интересного. Всем все равно. Всем на нас плевать.

И я вытолкнула их — одного, второго, третьего — из прохода, и мы пошли к дверям.

— Нашли, что нужно? — спросил нас библиотекарь, и я кивнула:

— Сделали много заметок. На сегодня хватит.

Когда мы прошли через двери, сработала сигнализация, и я сделала удивленное лицо. Оба ребенка замерли, а Карл выглядел так, будто его вот-вот вырвет. Я подтолкнула его и Роланда дальше за дверь, на лестницу.

— Батюшки, — сказала я.

Библиотекарь медленно приподнялся, качая головой:

— Я сейчас подойду.

Но не успел он выйти из-за стола, как я посмотрела на Бесси, забрала у нее из рук книгу и подошла к библиотекарю. Он с облегчением сел обратно.

— Вечно она все хватает, — посетовала я, и мужчина засмеялся.

— Ничего страшного не случилось, — успокоил он меня и, кажется, заметил мой синяк, но не подал виду. Я прямо в него влюбилась.

— Конечно, — сказала я. — Ничего страшного. — И вышла за дверь, где меня ждали трое моих соучастников.

— А теперь идем дальше, спокойненько, — пробормотала я. — Ничего интересного.

Когда мы дошли до микроавтобуса и упаковались внутрь, Карл и Роланд достали книги из штанов. Я забрала ту, что была у Карла, и передала Бесси.

— Спасибо, — сказала она. — Ты украла ее для меня.

— Мы ее одолжили, понятно? — уточнила я. — Просто… не напрямую.

На секунду в глазах девочки загорелся тот самый огонек, хитрость, которую я так любила, с которой я хотела сродниться. Хитрый ребенок — лучшее, что есть на свете.

— Всем плевать, — сказала она.

— Ага.

— Всем на нас плевать! — повторила Бесси, почти смеясь.

Карл завел мотор, и мы выехали с парковки.

— Мы были как обычная семья, — сказал Роланд, и от этих слов Карл резко вдохнул.

— Наверное, да, — ответила я.

— Можно нам заехать за мороженым? — спросила Бесси.

— Карл? — переадресовала я вопрос.

— За мороженым заехать можно, — ответил он. — Я не возражаю.

Дети читали книжки, прислонившись ко мне, и хотя я не любила, чтобы меня трогали, не стала возражать. Пусть прислоняются.

После мороженого с присыпкой и вишенкой, всё еще ошалевшие от того простого факта, что вышли наружу, мы радостно вернулись домой и стали ждать завтрашнего дня — предстоял семейный ужин.

В то утро мы легко взялись за обычные дела. Роланд к тому времени был мастером йоги, и в конце концов я поручила вести занятие ему, потому что мое тело просто не удерживалось в нужных позициях.

— Легко же, — сказал он из своей странной позы, кажется, ворона, поддерживая все тело двумя ручками-макаронинами. — И чего все говорят, что это сложно?

Мы позанимались основами математики, используя печенье «Орео» в качестве реквизита. Сделали заметки для наших биографий Партон и Йорка. Потом учились бросать мяч в корзину, и я показала Бесси, как правильно стоять, объяснила, что бросок должен быть гладким, что мяч должен стать продолжением руки. Она потратила много усилий, но в корзину попало процентов двадцать бросков. А ее дриблинг? Святые угодники!

Иногда, когда дети чем-то увлекались, когда они не были сбиты с ног тем, насколько хреновой была их жизнь, я старалась взглянуть на них настоящих. Конечно, они оба могли похвастаться ярко-зелеными глазами, какие можно увидеть на обложке плохого фэнтези-романа, где герой превращается в какую-нибудь хищную птицу, но назвать их красивыми было нельзя. Их лица были мягкими и неопределенными. Они выглядели ужасно. Я даже не пыталась что-то сделать с их стрижками, как у служителей культа, боялась, что от этого дети только станут еще более незапоминающимися. У них были маленькие круглые животы, хотя уже давно прошло время, когда должна была пройти детская пухлость. Их зубы были кривыми ровно настолько, чтобы понять, что за ними особо не следили. И все же. И все же.

Когда Бесси удалось безошибочно выполнить бросок с отскоком от щитка и мяч ровно упал в корзину, ее глаза засияли, она как будто завибрировала. Когда Роланд следил, как я что-то делала, даже просто открывала банку с персиками, он выглядел так, словно подбадривал тебя на девятнадцатой миле марафона. Когда он засовывал мне пальцы в рот посреди ночи, когда Бесси пинала меня в печень и будила, я не испытывала к ним ненависти. Неважно, что будет потом, когда они переедут в особняк к Джасперу, Мэдисон и Тимоти, — никто никогда не подумает, что они действительно часть этой безупречной семьи. Эти дети всегда будут отчасти принадлежать мне. Я никогда не думала о детях, потому что не хотела заводить их от какого-нибудь мужчины. От одной только мысли об этом меня передергивало. Но если бы в небе разверзлась дыра и два странных ребенка упали на Землю, врезавшись в нее, как метеориты, я бы о них позаботилась. Если бы они сияли, как будто излучая опасность, я бы взяла их на руки. Обняла бы.

— Мы будем наряжаться вечером? — внезапно спросила Бесси, оторвав меня от моих мыслей.

— А ты хочешь нарядиться? — удивилась я.

— Спорим, Мэдисон и Тимоти нарядятся. Я не хочу, чтобы они выглядели лучше нас.

— Можно мне надеть галстук? — спросил Роланд.

— Ну давай, — ответила я, и он, взбодрившись, унесся — его единственное желание было исполнено.

— Можешь что-нибудь сделать с нашими волосами? — спросила Бесси. — Чтобы были как у Мэдисон?

— Этого не могу, — призналась я. Надо было хоть немного оставаться с ней честной. — Мэдисон повезло, она такой родилась.

— А можешь сделать, чтобы они выглядели нормально?

— С ними беда, — сказала я, и девочка понимающе кивнула. — Тут мало что можно сделать, только отрастить, а потом придать нормальную форму.

— А обрезать их покороче?

— Могу, наверное, — с сомнением протянула я.

Стричь волосы меня научил один из маминых парней. Он напивался, а потом пытался объяснить мне, как все сделать аккуратно. Он знал, чего хотел, и в итоге я смогла худо-бедно достичь нужного результата. Он и брить себя мне тоже давал, и просто ужасно, как мне хотелось его порезать, хотя он был еще ничего по сравнению с некоторыми другими.

— Я его ненавижу, — сказала Бесси, имея в виду своего отца. — Но хочу, чтобы он думал, что мы классные.

— Вы классные, — ответила я. — Ваш папа это знает.

— Нет, он не знает.

— Знает, Бесси, — повторила я.

Бесси ничего не ответила, и я просто смотрела, как она скрипит зубами.