Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы - Геннадий Левицкий

Александр с бессильной злобой смотрел на крутые склоны гор, подрывающие его авторитет, и потому уцепился за соломинку, как только она появилась. По Диодору, «какой-то местный житель, уксий родом, хорошо знавший эти места, заявил царю, что он переведет войско по какой-то узкой и опасной тропе, и тогда они займут позицию, господствующую над неприятелем». Ни мгновения не раздумывая, Александр отправил отряд македонян вслед за ненадежным проводником. Очередную авантюру македонского царя описывает Курций Руф.

Местность была неровная, заваленная скалами и камнями: воины задерживались из-за многих ран, так как им приходилось сражаться и с врагами, и с условиями места; они все же продвигались, так как царь стоял в первых рядах и спрашивал, не стыдно ли победителям стольких городов задерживаться при осаде маленького и неизвестного укрепления. Ободряя их, он сам подвергался обстрелу с далекого расстояния; воины прикрывали его, сделав черепаху из щитов; убедить же его оттуда уйти, они не могли.

Защитники крепости поняли, что Александр не отступится, пока не возьмет их твердыню. Они выслали 30 парламентеров, чтобы обсудить условия сдачи, но Александр слишком разозлился на хозяев здешних мест. Ответ его был суров: «о пощаде не может быть и речи».

Осажденным оставалось только стоять до конца. Горная крепость держалась довольно долго: это видно из способа, которым Мадат воспользовался для спасения себя и своих людей.

Боясь предстоящих страданий, они тайным путем, неизвестным врагу, посылают людей к матери Дария Сисигамбис с просьбой, чтобы она смягчила гнев царя, ведь они знали, что он любит и почитает ее, как мать. Мадат же был женат на дочери сестры Дария и, таким образом, состоял с ним в близком свойстве. Долго Сисигамбис отказывала им, говоря, что просьба за них не соответствует ее положению; к тому же она опасается злоупотреблять милосердием победителя, ибо всегда помнит, что, будучи раньше царицей, теперь стала пленницей. Наконец, уступив, она написала Александру письмо, в котором, прося извинения за свое вмешательство, просила оказать милость не столько осажденным, сколько ей самой: она умоляла даровать жизнь только близкому и родному ей человеку, уже не врагу, а смиренному просителю. Сдержанность и милость, которыми царь в то время отличался, могло бы доказать одно это обстоятельство: он не только простил Мадата, но дал свободу и безопасность всем сдавшимся и пленным, город оставил нетронутым, поля обрабатывать позволил без дани. Мать не могла бы добиться большего и от самого Дария в случае его победы.

С милостью Александра мы уже познакомились при взятии Тира и Газы, и это, кажется, не тот случай… Курций жил в I веке, он не знал, что через много столетий появятся рыцари, готовые по желанию дамы совершить любой поступок. Александр был рыцарем большим, чем Айвенго и Дон Кихот. Очень скоро в Персеполе он совершит величайшее в мире безумство по просьбе гораздо менее достойной дамы.

Далее Александр разделил армию: он отправил Пармениона степью вместе с обозом, фессалийской конницей, союзниками, наемниками-чужеземцами и вообще всем тяжеловооруженным войском. Ничто не мешало Александру отправиться вместе со своим военачальником, тем более, как сообщают источники, они встретились в Персеполе. Но македонский царь, казалось, намеренно искал самый трудный путь. И нашел его.

Александр упрямо шел по ущельям заснеженных гор, пока не добрался до теснин, называемых Сузанскими воротами. Они оказались занятыми сатрапом Дария Ариобарзаном; по сведениям Диодора и Курция, персы располагали 25 тысячами пехотинцев, Арриан называет цифру в 40 тысяч пехоты и 700 всадников (что ж, Александр опять дал время врагу собраться с силами).

Персам не пришлось прилагать много усилий для борьбы с македонянами. Они терпеливо ждали на горных вершинах, пока войско Александра заползет в узкое ущелье.

Когда они увидели, что враг двигается, пренебрегая ими, они стали скатывать с высот огромные камни, которые, натыкаясь на другие, катились дальше с еще большей силой и давили не только отдельных людей, но и целые отряды. Летели в них также со всех сторон камни из пращей и стрелы. Но не это удручало храбрых воинов, а то, что их избивали неотомщенными, как диких зверей, пойманных в ловушку. Гнев переходил у них в ярость: они хватались за выступы скал и, поддерживая друг друга, старались подняться, чтобы настигнуть врагов. Но сами скалы, охваченные множеством рук, отрывались и обрушивались на тех, кто за них хватался.

Итак, они не могли ни стоять, ни лезть вверх, ни прикрываться щитами, потому что варвары сбрасывали на них камни огромного веса. Царь страдал не только от огорчения, но и от стыда, что так опрометчиво завел войско в это ущелье. Он был непобедим до этого дня, ничего не предпринимал напрасно; безнаказанно прошел ущелье Киликии, открыл новый путь по морю в Памфилию; теперь счастье его пошатнулось, не было другого спасения, как вернуться туда, откуда он пришел. Итак, дав сигнал к отступлению, он приказывает выходить из ущелья, сплотив ряды и подняв щиты над головами. Вернуться пришлось на 30 стадиев.

Александр был в полной растерянности: обходная дорога требовала много дней, а такую роскошь македонский царь позволить себе не мог. Он считал позором оставить мертвых без погребения, а просьбу о выдаче трупов рассматривал как непристойное молчаливое признание в своем поражении — поэтому приказал вывести всех пленных. Среди них нашелся ликийский пастух, который заявил, что есть горная тропа, которая выходит прямо к позициям персов, но она чрезвычайно трудна. Нашел чем пугать Александра! Он оставил часть войска во главе с Кратером в ущелье, а сам с другой половиной войска отправился вслед за пастухом.

Однако, помимо труднопроходимых скал и откосов, на которых внезапно терялся след, наступающим препятствовал снег, наметенный ветром, — рассказывает Курций Руф о трудностях маршрута, избранного Александром, — они увязали в нем, как в капкане, а когда кто-нибудь из товарищей помогал, то они скорее тянули к себе помогающих, нежели поспевали за ними. К тому же ночь, незнакомая местность и неизвестно, достаточно ли надежный проводник, — все это увеличивало страх: если бы он обманул охрану, то их можно было бы захватить, как диких зверей. От верности и настроения одного пленника зависело спасение царя и его самого.

Александру везло, как всегда; удача покровительствует смелым. Он вышел к вершинам, которые располагались прямо над позициями Ариобарзана. Внезапный удар побудил персов бежать еще до вступления в бой; снизу Александра поддержал Кратер.