Санта действительно существует? - Эрик Каплан

Ари называет Лицами все человекоподобные проявления, через которые Бесконечное предстает перед нашим сознанием. По сравнению с более старыми каббалистическими учениями это инновационный подход, который и делает то, о чем говорил Ари, таким опасным и возмутительным как для традиционных иудеев, так и для деятелей эпохи Просвещения (между первыми и вторыми, по словам Вебера, больше общего, чем кажется на первый взгляд). Если бы мы сказали человеку эпохи Просвещения, что у реальности есть лицо, он бы просто посчитал, что мы проецируем на него свои инфантильные потребности и желания. Если бы мы сказали ортодоксальному еврею, что у Бога есть лицо, мы бы нарушили вторую заповедь. Каббалистам приходится очень осторожно описывать свои представления о Божественной реальности. Ребе Моше Хаим Луццатто, итальянский толкователь Ари, который всю жизнь провел на грани отлучения, утверждал, что тот вовсе не творил себе кумира.

«[Сферы] могут сиять сильным или приглушенным светом, — говорил Луццатто. — Они способны принимать любые формы и внешний вид, но на самом деле не имеют ни того ни другого. Они лишь проявляются в определенной форме или подобии, но тот, кто исследует их, понимает, что они полностью зависят от наблюдателя, как сказано в Писании: “Я говорил к пророкам, и умножал видения, и чрез пророков употреблял притчи” (Осия, 12: 10). По своей сути [сферы] — это силы, организованные в определенной последовательности, взаимозависимые, действующие по своим разнообразным законам, влияющие друг на друга для поддержания замысла их создания в идеальном состоянии».

Луццатто утверждает, что при помощи образов, возникающих в нашем сознании, мы пытаемся понять суть Бесконечного, а не то, как оно выглядит на самом деле, потому что оно ни на что не похоже. Оно безгранично в себе самом, а внешний вид уже является ограничением, ведь он означает соответствие определенному состоянию мозга и зрительной системы.

Нейрофизиология лишь недавно объяснила, почему в некоторых случаях мы реагируем на лица, а в других — нет. В своей книге «Поливагальная теория» (The Polyvagal Theory) Стивен Порджес описывает такую реакцию на основании новой теории парасимпатической нервной системы, которая позволяет ему разобраться с так называемым парадоксом блуждающего нерва. Суть состоит в том, что наша сложная кора больших полушарий — сравнительно недавний продукт эволюции, располагающийся поверх древней нервной системы, которая пронизывает все наше тело. Одним из самых крупных контактов, соединяющих тело и мозг, является блуждающий нерв, идущий от черепа к лицу, гортани, сердцу и желудку.

Парадокс заключается в том, что один и тот же нерв замедляет скорость сердцебиения в периоды отдыха и переваривания пищи и вызывает критическое падение частоты сердечных сокращений во время брадикардии. Ответ, предлагаемый теорией Порджеса, состоит в том, что нервные импульсы могут идти от стволовой части мозга к органам по блуждающему нерву двумя путями: более быстрым, на котором аксоны нервных клеток изолированы белым жирообразным веществом под названием миелин (миелинизированный блуждающий нерв), и более медленным, на котором такая изоляция отсутствует (немиелинизированный блуждающий нерв).

Если добавить к этому симпатическую нервную систему, то мы получим целых три способа, при помощи которых мы по-разному реагируем на жизнь.

Медленный путь, задействующий немиелинизированный блуждающий нерв, применяется в экстремальных травматических ситуациях — например, если за вами, разинув пасть, гонится большая белая акула на скорости 40 миль в час. В таких ситуациях мы притворяемся мертвыми, снижаем наш метаболизм до минимума и надеемся, что опасная ситуация пройдет сама по себе. Если вы — медлительная рептилия, то это сработает, но если вы — млекопитающее с высокой потребностью в энергии, то резкое падение метаболизма может привести к вашей смерти.

Симпатическая нервная система тоже включается в тех случаях, когда мы напуганы, но она не подавляет все процессы в теле, а переводит его в боевой режим. Мы перестаем связно мыслить, забываем о прошлом и будущем, а также, что особенно важно для нашего рассудка, теряем способность выражать сложные чувства мимикой и распознавать их на лицах других людей. Мы также утрачиваем возможность слышать человеческие голоса, и наш собственный голос становится менее человеческим — мы пищим, или хрипим, или вовсе немеем на время. Видимо, вся политика строится на том, чтобы убедить людей слушаться свою симпатическую нервную систему.

Третий нейронный путь, миелинизированный блуждающий нерв, останавливает действие симпатической нервной системы и выключает режим «бей или беги». В этом состоянии мы способны реагировать на изменения в мимике и голосе других людей и сами можем выражать эмоции лицом или голосом. Мы играем, смеемся, общаемся. Миелинизированный блуждающий нерв отвечает за наш сосательный рефлекс. Интересно, что Исаак Слепой, каббалист, живший примерно за век до Ари, говорил, что мы познаём высшие сферы, не размышляя о них, а всасывая их. Миелинизированный блуждающий нерв регулирует кости внутреннего уха таким образом, чтобы мы слышали низкие громкие звуки тише, а высокие — громче. Это объясняется тем, что наши далекие предки, первые млекопитающие, общались на «секретной частоте», которую не могли слышать динозавры.

«Развитие среднего уха позволило млекопитающим осуществлять коммуникацию на таких частотах, которые были недоступны слуху рептилий. В связи со специфическим строением костей рептилии в основном воспринимали лишь низкие частоты. Возможность слышать малоамплитудные высокочастотные звуки возникает при напряжении мышц среднего уха, фиксирующих цепь косточек. Этот механизм позволяет выделить высокочастотные звуки вокализации млекопитающих из фоновых шумов» (Порджес).

Сегодня мы можем автоматически включать и выключать эту секретную радиолинию у нас в голове, двигая косточками среднего уха. «Во время социального взаимодействия фиксация цепи косточек активно изменяет передающую функцию среднего уха, подавляет низкочастотные звуки и улучшает нашу способность распознавать особые типы вокализации. Однако за такую спецификацию приходится платить. Теперь нам сложнее распознавать звуки на низких частотах, которые издают хищники» (Порджес).

Мы используем миелинизированный блуждающий нерв для настройки восприятия, когда находимся в безопасности у себя дома (или в норе), но, если нас напугают динозавры, он не сработает. Когда миелинизированный блуждающий нерв активируется, мы начинаем слышать голоса и видеть лица, а когда он выключается — перестаем.

В свете достижений современной нейрофизиологии можно истолковать слова Ари о том, что у Бесконечного есть лицо, как совет реагировать на бесконечное с использованием миелинизированного блуждающего нерва. Когда мы говорим, что Бог имеет лицо, это не значит, что любой человек может выглянуть на улицу и увидеть там гигантские глаза, наблюдающие за ним.

Это было бы странно. Используя такое выражение, мы подразумеваем, что можем относиться к реальности, к текстуре собственной жизни тем же способом, что и к неявным, теплым, эмоциональным всплескам сознания, проявляющимся на человеческом лице. Мы слышим голос Бога, но не различаем слова. Мы ощущаем его присутствие, как чувствуем, что дом принадлежит кому-то, еще до встречи с его владельцем. Мы понимаем, что Вселенная — это наш дом. Или наша нора. Или наш шкаф с родительской одеждой.

Мне кажется, что построение параллели между современной нейрофизиологией и иудейским эзотерическим учением XVI века — это меньше, чем развитие любой из приведенных ранее идей, но больше, чем простая аналогия. Проведение таких параллелей возможно, потому что оба учения представляют собой попытки людей познать самих себя, а еще потому, что им обоим удалось избежать ошибок Декарта. И нейрофизиология, и эзотерика воспринимают человека как единое существо, считают знания результатом жизненной эволюции, а осмысление самого себя — ее этапом, который мы видим изнутри. Ари предполагает возможность расширения сознания, а нейрофизиология подтверждает существование определенных структурных элементов, демонстрирующих, что у нас есть левая и правая стороны (полушария) и, соответственно, более высокие и более низкие цепи обратной связи с окружающим миром.

Насколько я знаю, сам Порджес мог бы возразить так: «Что ж, даже если допустить, что миелинизированный блуждающий нерв позволяет нам воспринимать реальность как человеческое лицо, это ведь иллюзия. Мы берем часть нашего мозга, которая умеет распознавать эмоции там, где они существуют, и направляем ее внимание туда, где их нет. Это ошибочный путь». Но Ицхак Лурия мог бы ответить ему: «Почему при взаимодействии с миром мы обязательно должны выбирать кору больших полушарий, а не лимбическую систему? Если видение лица у реальности — это не более чем игра нашего мозга, то же самое можно сказать и о восприятии реальности как источника опасности, или сочетания нулей и единиц, или последовательности трехмерных объектов во времени и пространстве. Откуда нам знать, что Бесконечное действительно не играет с нами, не любит нас, не плачет о нас, не дразнит нас, не подмигивает нам, не улыбается, не хмурится и не говорит с нами?»