Сердце Агрессора - Андрей

До чего же машинное масло противное на вкус!

Вот недоноски! Они обо мне еще услышат!

А что я могу сделать?

Голова работала чисто, как новенький мотор, а вот ноги, словно вообще мне не принадлежали. Что хотели, то и делали! Язык тоже вдруг сменил свойства. Стал гораздо толще и перестал изгибаться с присущей ему ловкостью.

— Э! Да ты пьян, приятель, — услышал я чей–то, неузнаваемый в гуле разговоров, голос.

— Да брось, — немедленно отозвался я.

Мне не хотелось, чтоб все замечали, насколько я пьян. Хозяин вечеринки всегда должен быть трезвее гостей. К сожалению, это редко удается. Короче, когда я открыл глаза, нашел себя валяющимся в гараже на куче тряпья. Гараж ночью работал у меня холодильником, так что, только будучи достаточно пьяным, можно было заснуть в таких условиях.

Страшно болела голова. Во рту словно поселилось какое–то нечистоплотное животное. Шевелиться было противно — сразу подкатывала тошнота, и по спине сбегали капельки холодного пота. Но жажда плевала на эти обстоятельства. Пришлось вставать и тащить свое тело к бочке с водой. Слова «плохое» или «ужасное» плохо подходили для описания моего настроение.

Я с великим трудом заволок себя по трем ступенькам, ведущим из гаража в дом и, открыв дверь, еще раз убедился, что моему настроению нечего быть хорошим. Капитаны, казалось, совсем забыли, что они в помещении, а не на природе. В углу виднелись свежая лужа блевотины и капитан — ее создатель. Но он не был оригинален…

Приятной неожиданностью было открытие того, что некоторые капитаны или уже проснулись или еще не ложились. В общем, держались на ногах. Среди них оказался и колдун, что несколько испортило приятную неожиданность. Он сидел в середине небольшой группы стойких и вещал с плохо скрываемой злостью:

— …Разве наши отцы так обращались со своими домкрами? Разве были они вроде самих хозяев? Разве бежали от баггменов рабы так просто? Разве может баггмен, от которого бегут домкры, может быть капитаном?…

— Эй, Кинг. Чего это ты там несешь?

— А, проснулся, капитан Макфлай, — капитаны были явно на стороне колдуна, и он набрался смелости.

— Пока ты спал, твой домкр обокрала тебя и ушла…

Мне так хотелось размазать его поганые губы о стену, но я только крепче сжал кулаки и зубы.

— Она ушла вместе с твоим домкром? — сквозь зубы спросил я. — И вообще, мои домкры, это мое дело! Если Ларри нет в городе, еще не значит, что она убежала… — а вот это я зря сказал. Капитаны не были уже настолько пьяны, чтоб молча проглотить такую подставку.

— Еще скажи, Спайк, что твоя Ларри хорошая девушка и тебе не хочется, чтоб она была рабыней? — услышал я.

— Да, — сказал Кинг.

— Да, — сказал я.

И мне ответили хохотом.

— Даже если она и убежала, то она не одна! Где твой домкр, Кинг? Или ты скажешь, что мой домкр увел твоего? Вы все видели бугая, которого взял себе Кинг?

Глаза колдуна наливались кровью. Я отбил нападение и не мог себе отказать в удовольствии добить эту падлу:

— Что Кинг? Продай мне своего раба, а то я собираюсь сейчас поехать за своим. Или, когда я их найду, мне придется пристрелить твоего здоровяка, потому что мой багги не автобус для всяких там чужих ублюдочных домкров!.. Я дам тебе за него… старую покрышку!

— Хорошо, — воскликнул Кинг после минуты давящей на уши тишины. — Я продам тебе своего домкра! Я возьму за него… стрелку твоего компаса!

Смерть! Именно это промелькнуло у всех в головах. Колдун обрекает меня на смерть. Кто же на ночь глядя, сунется в Дикую степь без компаса? Но мне уже поздно было поворачивать:

— Клянусь твоими богами, Кинг. Твоими богами если они есть, черт бы их побрал! Я найду рабов и вернусь! Живой или мертвый я вернусь к тебе! Так что молись, чтоб я не вернулся. И лучше они были боги–то твои! Молись громче, чтоб они слышали там на небе–то. Если они есть!

Я молча вырвал стрелку и вложил ее в ладонь Кинга. Молча собрал продукты и горючее в машину, молча проверил ружья и патроны. На треск мотора из недр дома выползли полупьяные, но быстро трезвеющие капитаны. Они вышли проводить меня.

— Если ты не вернешься к рассвету, мы выберем нового капитана! — сказал капитан Грозный.

— Ты не хочешь попросить стрелку обратно? Если ты встанешь на колени, я отдам ее тебе, — воспрял духом Кинг.

— Да пошел ты… — не выдержал я, и отпустил педаль сцепления.

Колеса бешено закрутились и, словно атакующий стер — бич приозерных камышовых зарослей, багги рванулся вперед.

На грязи еще отпечатывался рисунок протектора, ночь не вступила в свои права, но дождь уже повзрослел и готовился вот–вот стать снегом.

Или ледяной ветер и скорость, или мороз и томительное ожидание. Если выбирать между ожиданием и погоней, я, пожалуй, выбрал бы погоню.

Руки мерзли. Приходилось управлять машиной одной рукой, грея вторую за пазухой. Не особенно–то разгонишься по коварной ночной степи, управляя капризной машиной, но не зря же я всегда считался одним из лучших пилотов Багги–тауна.

Холодные пальцы ветра залазят в почти не защищенный салон и дальше, уже по привычке, лезут под одежду. Быстрее всего замерзают нос, руки и ноги, ветер это знает и лезет к ним в первую очередь.

Мой домкр — Ларри Реутова, походила на человека на столько, на сколько на него может быть похожа куча тряпок. Хотя довольно редко у кучи тряпок заводятся глаза и побелевшие от прикосновений мороза щеки. Вот у меня за спиной, например, лежала одна такая, с глазами…

Это походило на чудо. Маленькая девочка прошла за тридцать часов сто десять километров, попала в грязевую ловушку, из которой смогли выбраться пока только трое знакомых мне людей. Один был здоров, как сто багги и ему помогали еще пятеро. Другой был Реутов — тоже достаточно сильный человек, а третьим Ларри. Чудо!

То, что Ларри рассказывала, я принял за больной бред. Это ж надо придумать! Фантазия у нее просто поразительная. Говорила будто бы ее отец, Реутов, вытащил и себя и ее из болота, а потом отдал остатки своих сил. Порядочно же у него тогда оставалось, если девчушке хватает энергии уже который час растирать замерзающее тело полумертвого мужика…

Местность изменилась, стало больше рытвин, оврагов, холмов. Мы приближались к реке Вельд.

Лед любил эту реку. На Вельде дольше всего оставались льдины и раньше всего берега встречались ледовым панцирем. Впереди был брод Вельд. Даже на рассвете вода здесь не поднимается выше спиц на колесах багги. Если встать лицом к северу у брода, то справа километрах в трех чернели развалины пограничного поста горожан — штаба Гейд, а слева, в лесу, охотничий домик Четвертого Капитана. Из поколения в поколение передается этот домик. Построил его первый Четвертый Капитан — капитан прилетевший четвертым на место где теперь Багги–таун. Теперь я был Четвертым Капитаном, и домик принадлежал мне. И он будет моим пока я жив.

Сутки миновали, как я приезжал в свой домик. Хижина уже успела утратить жилой вид, когда мы, наконец, преодолели все сугробы и подъехали к ней. Огромные сосульки наросли по краям крыши крытой зелеными от старости и мха досками. Небольшие оконца присыпало снегом, и видны были лишь узкие, похожие на амбразуры щели. Внутри было еще темнее, чем снаружи.

Я люблю свой домик. Мне нравится, и то что он такой маленький, и то что двери и окна столь малы. И что когда–то очень давно у печи отвалилась дверца и печь стала походить на камин. Ларри это тоже понравилось.

— На южном берегу озера Трех крокодилов, между Тростниковым адом и Минилесом у отца тоже была охотничья хижина. Там его и нашли… — тихо проговорила она, задумчиво глядя на огонь в печи и в это же время растирая кожу Реутова.

— Ты говоришь о своем отце, словно он уже умер… Ларри, он же еще жив, — у меня промелькнула мысль об умственном здоровье девчонки. Столь удивительное приключение не могло пройти бесследно.

— Реутов–то? Он мне не отец. Даже не родственник, ни какой.

Я, открыв рот, смотрел на Ларри, а она, как ни в чем не бывало:

— Мой отец, Бат Стратфорд, был одним из лучших охотников Ореховой долины. Он всегда возвращался с добычей из Тростникового Ада… а однажды…

Слеза, одинокая, почти как мужская, капелька влаги выкатилась из глаз маленькой мужественной девчонки.

— …Приближался вечер… мы с мамой пришли на пристань… там уже много людей было… Все толкали друг друга, пытаясь пройти ближе к ограждению причалов, но никто не кричал, не ссорился… В основном там были женщины…

Мы долго ждали, становилось холодно, поднимался ветер и вот, наконец, с востока показались точки охотничьих лодок. Они приближались очень быстро и уже скоро одна за другой стали входить в порт… Лодку отца привели на буксире. Он лежал в ней… уже мертвый. На отца напал стер. Отец убил его, но было уже поздно — яд проник в кровь. Отец смог только доползти до домика. Там его и нашли…