Загадка Ватикана - Фредерик Тристан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скажи мне, почему ты так загрустил?
— Загрустил? Разве я загрустил? Нет, это я взбунтовался. Взбунтовался против Бога, который насмехается надо мной, погружая меня в мир иллюзий.
— Я не знаю, о каком Боге ты говоришь… — сказала лукавая женщина.
— Об Отце, Сыне и Святом Духе! Они объединились, чтобы делать мне неприятности, ибо эта Троица — один Бог.
— И что же они тебе сделали?
— Они затащили меня на Небо, а там отказались сделать меня назореем, разве это справедливо? Ведь я должен стать светочем Фессалии.
— Да, это несправедливо. А что такое назорей?
Базофон опрокинул еще один бокал фигового спирта, чмокнул от удовольствия, потом ответил:
— Назорей обладает такой силой, какую имел Самсон, когда он поднял и унес ворота Газы.
— Понятно, — сказала хитроумная соблазнительница. — Но то, в чем тебе отказал один бог, другой может дать. Ты заслуживаешь получить ту силу, о которой мечтаешь.
— Ты так думаешь? А кто этот другой бог — ведь Он только один.
— Послушай-ка. Тебя погрузили в мир иллюзий. Ты ведь сам это сказал, не так ли?
— Это правда. Я видел даже Авраама и Иакова, а потом Зевса и Аполлона. Разве это возможно?
— Ты прав — это иллюзии. Мир — ловушка, наставленная демоном. А Тот, кого ты называешь Богом, и есть этот самый демон, владыка грез и обмана. Кстати, ты с Ним встречался?
В эту минуту Симон предложил Бруту и Гермогену показать им сокровище Корастена, о котором он разглагольствовал уже некоторое время. Послушать его, так это было восьмое чувство света, груда драгоценных камней, золотых самородков и золотой посуды — ничего подобного нигде в мире не существовало.
— Это далеко? — спросил Брут, немного обеспокоенный состоянием Базофона.
— На вершине холма, — отвечал колдун. Во дворце, который один стоит всех чудес египетской архитектуры.
— Мне трудно в это поверить, — сказал Гермоген, — но пойдем туда. Любопытно будет узнать, кому принадлежит такое богатство.
— Ты это узнаешь, — заверил Симон.
И они вышли из таверны, оставив Базофона в опытных руках несравненной Елены. Она сразу принялась за дело; опьянение уже начало одолевать юношу, и он позволил ей отвести себя в комнату, которую снимала парочка у хозяина таверны. Там она ему сказала:
— Дорогой друг, если ты мне веришь, то знай: я также владею приятным могуществом и могу им с тобой поделиться.
— А что это за могущество? — спросил юноша, чей мозг уже погрузился в туман.
— Чтобы получить его от меня, ты сначала должен раздеться. И я сниму с себя одежды. Так нам будет легче соединиться.
— Я должен быть совершенно голым? — удивился Базофон.
— Да, совершенно.
Итак, они оба разделись и легли в постель. Именно в этот миг всевидящий взгляд Святого Духа пронзил тучи и увидел эту сцену, которая возмутила его, хотя вовсе не удивила. Он давно считал Базофона легкомысленным лоботрясом, которого Христос сильно переоценивал. Святой Дух попытался воздействовать на юношу своим могуществом, но, опьяненный фиговым спиртом и роскошным телом Елены, вышеназванный юноша был нечувствителен к этим волнам, хотя в случае успеха они могли бы просветить его, показав, игрушкой каких козней он оказался.
Итак, Базофон, Сильвестр по крещению, без малейших угрызений совести отдался утехам плотской любви, ибо никто никогда не говорил ему, что услаждать свое тело — грех. К тому же он понятия не имел, что прыткая Елена была орудием в руках Сатаны. И вот когда он насытился, пришло время платить за услуги.
— Ну как? — спросила коварная потаскуха. — Разве это не был другой Рай? И кто был богом в этих лабиринтах, как не ты сам?
Любовные игры отрезвили юношу. Его обуяла безудержная гордость. Разве он не подчинил себе эту женщину, этот вулкан, эту гидру, которая вопила в его объятиях, как новорожденный младенец? Разве он не вбил свой кол в Матерь-Землю, будучи убежденным в этот миг, что оплодотворил Деметру? Не доказал ли он свою доблесть и не получил ли право на высокие почести?
— Какого могущества ты еще хочешь? — спросила Елена.
Он дерзко ответил, что желает быть всемогущим. Она рассмеялась и, пользуясь тем, что он был полон энтузиазма, добавила:
— Но, в таком случае, зачем ты выбросил свою палку? Разве она не творила чудеса?
Он признался, что проиграл ее на пари, но отказался сообщить, с кем он спорил. Тогда Елена ему сказала:
— Бедный мой друг, ты попал в порочные руки. Было бы глупостью и дальше почитать тех, кто желает тебе так много зла. Симон и я способны освободить тебя из роковых объятий ложного бога, который так жестоко посмеялся над тобой.
— Но получу ли я могущество? — заупрямился наивный юноша.
— Конечно. Почему бы нашему Владыке не проявить к тебе великодушие? Он сделает тебя назореем, вот увидишь.
Базофон не верил своим ушам. Разве это возможно? Однако эта женщина, которая была к нему так добра, не может его обмануть. Он решил всему поверить, тем более, что, как он считал, терять ему нечего.
— Хорошо, пойдем к твоему владыке. Мне не терпится получить из его рук могущество назорея.
— Подождем Симона. Он пошел показать твоим спутникам сокровище Корастена. Как только он возвратится, мы отправимся.
Абраксас, невидимый, присутствовал при этой сцене, и она исполнила его ликованием. Он знал, что в это самое время колдун завел Гермогена и Брута в пещеру под предлогом показать им то место, где Корастен прятал свое сокровище. Но как только они туда вошли, он закрыл за ними кедровую дверь и оставил их в той подземной темнице.
— Не можете ли вы использовать свою колдовскую науку, чтобы освободить нас из этой ловушки? — спросил римлянин у Гермогена, зная, что его учитель Гермес был также богом воров.
— Увы, мне неведомы формулы, которые отворяют двери, — признался, смутившись, египтянин.
А Симон между тем возвратился в таверну. Он нашел там супругу, очень довольную результатами своей работы, и Базофона, готового к самым худшим похождениям.
— Вот юноша, которого обмануло Небо, — сказала Симону лукавая женщина. — Разве он не достоин был получить самое высокое могущество? А вместо этого его наградили какой-то ничтожной палкой. Я пообещала ему, что наш бог, в своей справедливости, возместит ущерб, который ему нанесли.
— Несомненно, — подтвердил Симон. — Этот мир поставлен с ног на голову по вине чудовища, которое имеет наглость изображать из себя бога. Разве не пытается он убедить нас, что низ — это верх, что подлинное Небо — на Земле и что его ненависть к людям — это любовь?
— Послушайте-ка, — сказал Базофон. — Мне плевать на вашу философию. Единственное, чего я хочу, — это стать назореем. Если ваш бог даст мне это могущество, я в него поверю.
— Отлично, — отвечал колдун. — Итак, я пойду договорюсь о твоей встрече с нашим владыкой. А пока Елена позаботится о тебе как должно.
И он вышел к Абраксасу, который ждал его снаружи, за домом. Демон принял облик торговца.
— Ну как там наш цыпленочек? — спросил он.
— Вполне готов, — осклабился Симон.
— Что ж, предоставь теперь действовать мне. Мы все уладим таким образом, что этот молокосос ничего не увидит, кроме огня, — полагаю, ты понимаешь, к чему я веду, — ибо мы его спустим в Ад, уверяя, что это Рай, где живут праведники. Разве мы не самые умелые иллюзионисты во всей вселенной? Отведи этого Сильвестра к гроту Элеазара. Остальным займусь я.
Итак, колдун вновь возвратился в таверну, где нашел Базофона в пылких объятиях Елены, которая получала большое удовольствие. Ведь юноша был в расцвете сил. Когда они закончили, Симон сказал:
— Разве я могу ревновать? Я почитаю за честь, что мою жену осеменил такой резвый жеребец. Юноша, ты заслуживаешь могущества, в котором отказал тебе еврейский бог. Следуй за мной.
Базофон был в восторге, узнав, что колдун не имеет к нему претензий за то, что он развлекался с его супругой, и еще больше возрадовался, когда тот пообещал отвести его к Владыке, чье великодушие так расхваливала Елена. Он вмиг оделся и, ничего больше не спрашивая, вышел из таверны в компании Симона.
Святой Дух помчался к Христу и сказал ему:
— Беда! Ваш Сильвестр оказался всего лишь жалким Базофоном! Ведь он сейчас сговаривается с Сатаной.
— Я знаю.
— И вы это позволяете?
— Надо чтобы наш зародыш опустился на самое дно, прежде чем он поднимется ввысь. Дорогой Параклет, я жил на Земле, и я знаю человеческую природу. Ведь я наполовину человек, наполовину бог.
— Вы меня извините, — сказал Святой Дух, — но вам известно, что я никогда не понимал суть этой странной выходки — сначала позволить себя убить, чтобы потом даровать жизнь. Хотя я готов признать, что иногда такие фокусы удаются.
— Человеческое бытие парадоксально. Вот этого вы не хотите понять. Здесь, на Небе, белое — это белое, черное — это черное. Там, внизу, все по-другому. Люди способны осмыслить абсолютное только в грезах.