Тьма в хрустальной туфельке - Дж. Дж. Харвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элеонора отпрянула. Рука горела от боли. Стиснув зубы, она извинилась, стараясь не расплакаться. Нужно было воткнуть ту шпильку посильнее!
Фелисити снова повернулась к зеркалу.
– Приведи себя в подобающий вид.
Элеонора опустила рукав, стараясь не касаться горевшей кожи.
– Да, мисс.
Запах конского навоза и дождя просачивался сквозь открытое окно экипажа, но Элеонору это не волновало. Впервые за неделю они возвращались в Гранборо, и если она закроет окно, ей станет плохо. Как много уже успел сделать мистер Пембрук за семь дней?
Экипаж остановился перед входной дверью. Белоснежные ступени сверкали под дождём. Элеонора выскочила и уже направилась к двери для торговцев, когда вспомнила про Фелисити. Кровь прилила к лицу. Она развернулась, открыла зонт и помогла Фелисити дойти до двери. Мисс Дарлинг крепко вцепилась во всё ещё болящую руку девушки, впиваясь ногтями.
Ифе отперла дверь и при виде Элеоноры расплылась в улыбке:
– Ты вернулась!
– Ах, что за радушный приём, – усмехнулась Фелисити, входя в холл, предоставив Элеоноре бороться с зонтиком. – Беги, девочка, и доложи моему жениху, что я прибыла.
Ифе, покраснев, поспешила прочь. Фелисити окинула вестибюль оценивающим взглядом, разглядывая мраморные полы, широкую лестницу, перила из красного дерева.
– Запиши, Хартли, – сказала она, разглядывая обои. – Я хочу видеть здесь что-нибудь менее устаревшее. Зелень Шееле[21], например, подойдёт… Чарльз!
Чарльз, сияющий, как раз спускался по лестнице.
– Фелисити! Как тебе «Лэнгхэм»?
– Ах, просто очаровательно, хотя я, конечно же, ужасно по тебе скучаю. Ты просто обязан пригласить меня на ужин, иначе я увяну.
– Что ж, надеюсь, до четверга хватит хотя бы чашечки чая. А тебе, Элеонора, понравилось пребывание в «Лэнгхэме»?
– Спасибо, сэр, – ответила девушка.
– Не нужно называть меня «сэр», Элеонора.
Фелисити изогнула бровь:
– Я и не подозревала, что в твоём доме всё так… неофициально, Чарльз.
Он покраснел:
– Признаться, в обычных обстоятельствах я о таком не мог бы и мечтать. Но мы с Элеонорой росли вместе. Я просто не могу просить её называть меня «сэр» после того, как много лет дёргал её за косички. От неё это будет звучать как-то неестественно.
Глаза Фелисити блеснули, словно сталь клинка:
– Ах, вот как?
В груди Элеоноры нарастала тревога. Не прошло и десяти минут, как она вернулась в Гранборо, а уже попала в неприятности.
– Боже, да, – ответил Чарльз. – Кажется, я был с ней настоящим чудовищем. Она часто просила меня помочь ей с французским, а я учил её ужасным фразам.
Элеонора вздрогнула:
– Да? Каким?
Лицо Чарльза стало пунцовым:
– Я думал, ты знаешь! Ты всегда улыбалась, когда отвечала мне, и смеялась, стоило мне засмеяться. Конечно же, ты знала!
– Так чему же такому ты меня учил? – спросила Элеонора, не в силах удержаться от улыбки.
– Я не могу сказать. Ты ведь…
– Свободна, Хартли, – прервала Фелисити, беря Чарльза под руку. – Сейчас я не нуждаюсь в твоих услугах.
Элеонора побежала к лестнице для слуг, пока Чарльз и Фелисити поднимались по парадной лестнице в гостиную. Как только она оказалась в кухне, Ифе крепко обняла её.
– Ох, какая ты красивая! Покрутись, Элла! А я получила ещё одно письмо из дома. Прочитаешь мне?
Элеонора улыбнулась, отчасти позабыв страх:
– Конечно! Но скажи мне, ты в порядке? Ты не…
Обе посмотрели на миссис Филдинг.
– Я в порядке, – заверила Ифе, хотя от Элеоноры не укрылись тёмные круги под глазами и то, как она беспокойно теребила манжеты своего платья. – Пожалуйста, прочтёшь мне письмо?
Полчаса Элеонора провела на кухне, пока читала вслух письмо Ифе и писала ответ. При этом её буквально забросали вопросами о Фелисити и «Лэнгхэме». Слишком скоро раздался звон колокольчика из гостиной, и паника снова захлестнула Элеонору.
– Ты помнишь, что я сказала? – спросила она у Ифе, сжав руку подруги.
Ирландка кивнула. Элеонора поспешила наверх, вызвала кэб и в тишине сопроводила Фелисити обратно в «Лэнгхэм».
Девушка уже знала, что сейчас случится.
Фелисити стискивала пальцами юбки, поднимаясь по лестнице в свой гостиничный номер. Её руки были напряжены, словно тетивы луков, ожидающие выстрела. Фелисити ждала, пока Элеонора отопрёт дверь в комнату. Она стояла, словно палач у виселицы – молчаливая, неподвижная, с пустым непроницаемым лицом.
С колотящимся сердцем Элеонора притворила за ними дверь.
Все свёртки Фелисити были аккуратно сложены у изножья кровати. Подушки – взбиты, простыни – поменяны. Скатерть была чистой, на подоконнике не осталось ни пылинки, а все поверхности были отполированы до блеска.
Никто не придёт.
– Запри дверь, – велела Фелисити.
Элеонора заперла, пытаясь успокоить себя. Фелисити не могла причинить ей большого вреда. Да, ростом она была выше Элеоноры, но всё же оставалась леди. А руки у леди были тонкими, изящными и ладони – мягкими. Они предназначались лишь для игры на фортепиано и разглаживания юбок. Последние три года Элеонора избегала Лиззи, которая целыми днями таскала железные вёдра с углём вверх и вниз по лестнице. Конечно же, будет не так больно, как…
Фелисити дала её пощёчину.
Элеонора отшатнулась. Щека пульсировала. Фелисити сделала глубокий вздох.
– Цитируй, – велела она. – Двадцать три, четырнадцать.
– Я… что?
Фелисити снова дала ей пощёчину, но Элеонора успела отвернуться. Удар вышел не таким сильным, но кожу всё равно жгло.
– Притчи. Двадцать три, четырнадцать, – резко повторила Фелисити. – Повтори.
Всё, о чём могла думать Элеонора, это «избави нас от лукавого», а это принесёт ещё одну пощёчину. Потом девушка вспомнила, и её охватил страх.
«Ты накажешь его розгою и избавишь его душу от преисподней…»
Фелисити снова ударила девушку. Глаза мисс Дарлинг сияли.
– Я делаю это для твоего же блага, – прошипела она. – Как отцы – для своих детей. Прелюбодеяние – это грех, Хартли. Блуд – это грех. Ты уже слишком много нагрешила.
– Мисс, клянусь, я не…
– Мне не нужны твои оправдания! Ты – моя служанка. И нечего виться вокруг моего жениха! Больше я этого не потерплю. Не потерплю, ты слышишь меня?!
Смог просачивался сквозь закрытые окна экипажа. Фелисити настояла на том, чтобы их закрыли – потому что «на леди нельзя пялиться». Скорее всего, она просто не хотела, чтобы красители на её платье потекли. Сегодняшний наряд, похожий на пирожное, был пурпурным и розовато-лиловым, и если краситель потечёт, лицо Фелисити станет одним огромным синяком. Элеонору начало тошнить. Если мисс Дарлинг не откроет окно, леди придётся вдыхать запахи, оставленные предыдущими пассажирами. А пахло, похоже, дохлой кошкой.
Элеонора закрыла глаза и постаралась отвлечься, прислушиваясь. Уличные продавцы. Лошади. Водители омнибуса, ругаясь, проезжали мимо. Скрипачи. Дети, вопящие от восторга. Мистер Панч кричит: «Вот как это делается!» – и смеётся. Всплеск французской речи и какого-то ещё языка, которого девушка не знала. И вот наконец возница замедлил бег лошадей, кэб остановился.
Элеонора помогла Фелисити выйти, подоткнув юбки, чтобы не попали под грязные колёса.
– Отец!
Мистер Дарлинг был похож на развёрнутый рулон бумаги – высокий, тонкий, сворачивающийся сам в себя от самых плеч и ниже. К удивлению Элеоноры, под локоть его держала женщина, и она была ни капли не похожа на Фелисити. Фелисити была сверкающим
