Перекрестки (СИ) - Леонова Светлана

Она на мгновение затихла, и Костя уловил тень печали в ее глазах, и последующие ее слова лишь подтвердили его догадку:

- Быть может, это я мучаю тебя. Прости меня, что я вот такая... Не думай, что я не замечаю твоих чувств, просто... Ох... - Света тяжело вздохнула. Было видно, насколько тяжело давалось ей это признание, как тонко она подбирала слова, чтобы не ранить его, но в то же время она хотела дать понять, что творилось в ее душе. - Любовь - она ведь бывает разная. У кого-то она словно бурная горная река, сносящая все на своем пути, то наполняющаяся, то пересыхающая. А у кого-то будто тихое гладкое озеро, что по каплям наполняется, наполняется, становясь с годами только больше и глубже. Горная река уже была в моей жизни, и я не хочу ее повторения. Костя, хороший мой, ну пожалуйста, не торопи меня. Прости, если я кажусь тебе холодной и бесчувственной... Ты мне очень дорог. Ты и сам не осознаешь, насколько... Но не торопи меня, пожалуйста.

И прижавшись к его лбу своим, она тихонько обхватила ладонями его лицо.

- Пожалуйста, - жалобно протянула она и коснулась его губ нежным поцелуем.

Это было не то, что хотел бы услышать он в ответ на свои слова. Ему казалось, что Света с ним просто из-за какой-то благодарности, а то и вовсе из жалости к его собственным чувствам. Это было больно и обидно, но все же он не терял надежды. Все же ее слова вселяли надежду, что хоть малая крупица чувств у нее к нему имеется, и этого будет достаточно, чтобы зажечь огонь ее любви. И, быть может, когда-нибудь он наконец-то услышит от нее, что она любит его.

И самому стало гадко от таких мыслей: будто на паперти нищий просил подаяние.

И все же он видел, как она плавилась в его руках, как млела от томных ласк, как сияли и просили ее глаза, когда он подводил ее к верхним граням наслаждения, заставляя каждый раз биться в изнеможении, снова и снова выдыхать его имя среди стонов и криков. Он особенно любил видеть ее в такие минуты, когда всякие надуманные запреты теряли свою силу и Света могла беззастенчиво отдаваться ему. Ему одному. И дарить свою нежность, чувственность и тепло. Быть может, что-то мешало Свете открыться, но ее тело говорило намного красноречивее всяких слов. И Костя снова ждал.

***

Шум бесцельно льющейся воды в ванной стал настораживать. Костя осторожно постучался в дверь, чтобы узнать, все ли в порядке. В тот день Света всю дорогу домой была немногословна, что-то обдумывала и на все его расспросы отвечала, что очень устала на работе. Но он чувствовал, что дело было вовсе не в этом. Света снова что-то удерживала в себе, снова замкнулась.

- Все нормально, я сейчас, - последовал короткий ответ. И Костя вновь ушел комнату. Но спустя минут десять вновь вернулся.

- Свет, открой, пожалуйста, - Костя и сам не знал, что заставляло его тревожиться, он действовал по наитию.

Пара секунд - щелкнул звук отпираемого замка в ручке и дверь ванной открылась, явив Косте Свету, обернутую лишь в одно полотенце, с мокрыми волосами и с совершенно растерянными видом.

- Что случилось? - Он не на шутку испугался, увидев ее в таком состоянии и теряясь в догадках.

Она лишь подняла на него растерянные глаза... а потом улыбнулась, подошла ближе, обвила руками его шею и крепко прижалась. А Костя так и не мог понять причину столь странного поведения. Может быть, что-то на работе или с мамой? Хотя нет, ведь Света улыбалась (не померещилось же ему).

- Что, малыш? - еще раз переспросил он, гладя ее по волосам и приподнимая одной рукой ее лицо к себе.

- Костя, - благоговейно прошептала Света, мягко улыбаясь ему, и отняв его ладонь от своих волос, что-то вложила в его руку.

До последнего не имея никаких сил отвести взгляд от засиявших неведомым светом зеленых глаз, Костя все же посмотрел на свою ладонь и непроизвольно замер. Даже затаил дыхание.

- Я, кажется, беременна. - Голос растерян, словно у девочки, но глаза сияли ярче солнца.

Беременна. Костя помнил, как обрадовался в тот момент этой новости, как обхватил жену и долго кружил ее прямо там, в ванной, пока его не остановил звонкий смех и слова: "Костик, у меня уже голова кружится".

Он долго ждал и одновременно страшился этой новости - все еще живы были в памяти те горькие дни утраты, которые они со Светой пережили вместе. Он просто боялся, что еще одной подобной неудачи Света больше не выдержит. И он потеряет ее навсегда. Но в то же время он помнил, как чуть позже, немного оправившись от пережитого, она ждала и надеялась на то, что в их семье еще наступит столь долгожданный момент радости. Света не говорила об этом, но Костя видел, как каждый месяц она с грустью понимала, что снова ничего не произошло и ежемесячный женский цикл снова не дал сбоя.

И вот столь долгожданные для них обоих слова: "Беременна". Счастью Кости не было предела. Он принимал участие во всем, что было связано с подготовкой к появлению в их жизни маленького чуда. Любые посещения врача, любые покупки будь то витамины, лекарства, одежда для их малыша или новая мебель - ничего не оставалось без его внимания. Но в то же время Костя ощущал, что теперь на нем лежало еще больше ответственности и его обязанности многократно возросли. Теперь он вынужден был работать больше, чтобы обеспечить всем необходимым свою семью. Но все же все окупало столь желанное ожидание...

Костя и сам не мог понять, когда и что пошло не так. Оглядываясь назад, он снова и снова пытался осознать, в какой момент все стало рушиться. Павлик появился на свет ровно в срок, разбудив их первыми схватками ночью, приведя в беспокойство как Свету, так и самого Костю. А уже через неделю он был дома, громко требуя внимания к себе. Он видел, насколько Света уставала, и в то же время она вся лучилась от счастья. Смотрел на нее и понимал, как же материнство украшает любимую женщину. Мужчина зажигает в женщине огонь любви и страсти, но только маленькому созданию дано зажечь в ней огонь бескрайней нежности и теплоты.

Маленький сын стал для него еще одним самым важным человечком в жизни, ради которого он готов был на все. Его маленькая копия, говорили все, а он сам недоумевал, ведь в сыне было столько от любимой жены: такие же зеленоватые глаза, узкий носик и улыбка, эта милая улыбка, которая сводила его с ума. Даже поздно вечером, уставший до изнеможения после работы и многочасовых пробок, он с самозабвением возился с малышом, чувствуя, насколько все остальное ничтожно по сравнению с первой улыбкой, первым "папа" или неуверенными первыми шажками.

Однако с маленьким Павликом в его жизни появилось то, чего он никогда не ждал и даже представить себе не мог. Одиночество. Теперь он понимал, что значит чувствовать себя одиноким среди людей. Он не мог требовать от Светы внимания, так как она в первую очередь была нужна их сыну. Равно как видел и прекрасно понимал, насколько сильно уставала Света с маленьким ребенком, не дававшим спать почти всю ночь. Вера Ивановна часто приезжала к ним и старалась помочь, но нужно было знать и Свету, которая привыкла всегда и во всем полагаться лишь на себя. И Костя в который раз ждал.

А в их и так непростых отношениях вновь появился холодок. Они отдалялись друг от друга, и с каждым последующим годом это становилось лишь заметнее. Сейчас, по прошествии стольких лет, он понимал, что в этом была во многом и его вина: в погоне за достатком для семьи он стал меньше уделять внимание любимой женщине. Как бы ни хотелось ему проводить больше времени с ней, но реальность складывалась таким образом, что побыть наедине просто не получалось. Он задерживался на работе, Света привыкала быть одна. Слишком поздно Костя спохватился, слишком многое вошло в привычку. Всю свою любовь и нежность Света дарила маленькому Павлику. Нет, она, как и прежде, таяла ночами в его объятиях, тянулась навстречу его ласкам и губам, тихо стонала от удовольствия, но... Костя чувствовал, что отныне она принадлежит не ему. Он не был эгоистом никогда, да и пример его сестры всегда был перед глазами. Только в его ситуации все было несколько иначе: Света просто не любила его, а за прошедшие годы так и не смогла полюбить. Она просто привыкла к нему, позволила любить себя. А свою нерастраченную любовь отдавала их сыну. Судьба словно усмехнулась над ним: Костя думал, что ребенок их объединит, а вышло так, что он лишь только увеличил пропасть между ними. Он как мог старался поддержать хоть крупицу того тепла, что была между ними прежде, но, казалось, все попытки были тщетны.