Командировка в Индию - Татьяна Николаевна Соколова

с приоткрытой дверью, где его ждала Лиза. Войдя, он обнял ее, потом снял перчатки. Она обомлела: его руки с длинными тонкими пальцами были изуродованы ожогами. Она сняла с Вихана рубашку и осторожно, чтобы не причинить ему боли, прижималась губами к шрамам на плече и на шее. Шрамы были и на бедре, откуда пересаживали кожу. Конечно, он не мог ей писать или звонить – руки были забинтованы. Но ожоги не уничтожили красоту его тела, оно только стало еще более мужественным.

– Я соскучился по твоим русым волосам, Чандрани, – говорил Вихан, обнимая Лизу.

– А что делать Луне-Чандрани, когда ночь кончится? – она от кого-то здесь слышала эту поговорку и сразу подумала, что это как раз про нее.

– Ничего не кончится – течение реки приведет к морю. Только надо немного подождать. Я найду себе работу на гражданском флоте, мы будем жить в стране, которую выберем, и раз в год будем приезжать сюда. Я уверен, что ты понравишься моей маме.

Можно расплакаться от таких слов. Но в глубине души Лиза не была уверена, что она понравится его маме. Она чувствовала, что в доме Вихана идет война против нее, ведь она, Лиза, тоже не остров.

Две недели Вихана не посылали в море, и он приходил часто. Он входил со служебного входа, поднимался на лифте и старался незаметно проскочить в приоткрытую дверь.

Жизнь обрела краски, Лиза спешила с работы домой, если так можно назвать ее викторианскую комнату в гостинице. Они накрывали ужин, иногда Вихан приносил пару бутылок пива, они садились на диван, и Вихан терпеливо слушал Лизу, потом рассказывал ей про город, про обычаи, про людей. Лиза рассказала ему про парсов.

– Да, парсы – это элита. Среди них бизнесмены, ученые, военные, есть и в правительстве. Соня Ганди парс и певец Фредди Меркьюри тоже был парсом.

– А Соня Ганди ведь итальянка?

– Отец Раджива Ганди был парсом и Раджив тоже. А Соня приняла зороастризм, наверное, чтобы войти в высшее общество, и парсы ее приняли. Все зависит от того, признает община зороастрийца парсом или нет. В Индии понятие религии и этнического сообщества часто путаются, но это никого не смущает.

Она любила вечерние посиделки с Вихном, любила засыпать, прижавшись к его плечу. Его присутствие вселяло ощущение дома, семьи и защищенности. Она свыклась со своим положением, можно сказать перешла грань, и ее уже не пугало, что кто-то из бригады может его заметить. Их связь ей казалась естественной – просто мужчина и женщина, которые любят друг друга и собираются вместе прожить всю жизнь. Конечно, в Индии принято объявлять об этом общественности, но она ведь не индианка.

Решение мелочных проблем с бригадой по вечерам пришлось отменить. Лиза сказала, что после гриппа чувствует себя скверно и ей нужен отдых. Больше всего отвлекали традиционные походы в аптеку после работы. В бригаде уже работало человек двадцать, и каждый день кто-то ранил руки или ноги, простужался, страдал животом или покупал килограммами мази и пилюли для друзей и родственников. Она передала Генычу лист бумаги с основным перечнем: headache – головная боль, constipation – запор, diarrhea – понос, fungi – грибок и, подумав, добавила: hangover – похмелье. А раненые руки и стертые ноги можно и так показать, аптекарь быстро сообразит, он же доктор.

Иногда случались казусы. Как-то вечером, когда они с Виханом уютно устроились на диване перед телевизором, позвонил Геныч, долго извинялся за беспокойство и очень просил помочь разобраться с одной деликатной проблемой.

– Ну что опять? – вздохнула Лиза.

– Деликатная тема, – смущаюсь, опустил глаза Геныч, – пойдем, покажу.

В лифте он переминался с ноги на ногу, как бы желая что-то объяснить, но не успел, лифт остановился. Как только открылась дверь, в нос ударил резкий запах трущоб, в котором доминировал аромат прокисшего пота. Просто катастрофа. И как такое можно терпеть в пятизвездочном отеле!

– Что тут деликатного, – возразила ему Лиза, – в этом в городе на каждом шагу смердят сточные канавы, и бездомные гадят прямо у нас под ногами.

– Спать невозможно, – сказал Геныч, показывая рукой на коридор, – мерзкий запах проникает даже в комнату.

Вдоль всего правого крыла коридора около каждой двери стояли вонючие кроссовки, на которых сохли пропитанные потом носки, и поверх всего этого небрежно были наброшены футболки терракотового цвета. Все это не предназначались для стирки или чистки, а проветривалось здесь каждую ночь, чтобы их владельцы с утра могли надеть «свежую форму»! Это была сборная по крикету. В Индии крикет – это как футбол во всем мире, поэтому старший коридорный, которого Лиза понукала нюхать эти кучки, попал, надо сказать в трудное положение: мычал, пятился и глупо улыбался. Чтобы никого не обидеть, он переселил Геныча на другой этаж; принес тысячу извинений и немного позже – две бутылки охлажденного пива «Кингфишер». Потому что знал, что завтра, когда команда в терракотовых футболках будет гордо шествовать по холлу, охране придется сдерживать любителей автографов, и когда крикетисты сядут в свой автобус, за ними еще долго будут бежать мальчишки с криками и флажками в руках.

Она вернулась в номер, где Вихан смотрел телевизор, и, опускаясь на диван рядом с ним, сказала:

– Знаешь басню Лафонтена про ворону и лисицу? Так вот, моя судьба – это лисица, которая все время умудряется меня перехитрить.

Лиза имела в виду кусок сыра, украденный у индийского семейного клана.

Гоа

В этот вечер уезжали Андрей Томилин, и слесарь Виктор. Вместо Томилина должен был приехать специалист для сдачи изделия, то есть артустановки. А Виктора Томилин прихватил с собой в наказание; жадный до денег слесарь наделал долгов в отеле и ни за что не хотел платить, уверяя всех, что индийцы что-то напутали.

– Пусть посидит дома на голом окладе, – говорил Томилин.

Лиза забежала к Генычу попрощаться, где в узком кругу Андрей Томилин отмечал свою отвальную, потому что он никогда не устраивал общественные мероприятия в своем номере. Говорил, что в любой момент ему могут позвонить – либо по работе, либо жена, с которой он общался каждый день. Геныч гораздо реже говорил со своей женщиной, но зато каждый вечер гладил рубашку, независимо от того, сколько было выпито.

Отъезд Томилина оказался довольно внезапным, по требованию начальства, и он нервничал.

– Каждый переезд – это акклиматизация, – сетовал Андрей.

И это верно, потому что приходится перестраиваться на более суетную жизнь, разве кто-то у себя дома купается в бассейне после работы, а потом лежит весь вечер у