Перекрестное опыление - Владимир Александрович Шаров

написан бал у сатаны. Насколько я помню, в комментариях отмечается, что прообразом его стало празднование Нового года в Московской резиденции американского посла – Спасо-Хаусе. Должность эту тогда исполнял Уильям Буллит, старый приятель президента Рузвельта, человек богатый, независимый и по своему отношению к жизни вполне богемный. Такое в те годы бывало сплошь и рядом. Дипмиссии редко возглавляли кадровые дипломаты, куда чаще посольства правили друзья президента и главные жертвователи на его предвыборную кампанию. Впрочем, это никому не в укор.

В свое время я не один раз пытался написать понимание мира всякого рода сектантскими учителями и пророками, считал, что без этого не разобраться в том, что происходило в России в ХХ веке. Как и пророки древности, они учили из уст в уста, и, если по Булгакову, рукописи не горят, то слово без бумаги оказалось более непрочным. В тюрьмах и лагерях канули и те, кто учил, и их последователи, не осталось ничего, только отсвет, только странное ощущение, что за совсем новым и единственно верным учением Маркса – Энгельса– Ленина – Сталина, за взявшейся невесть откуда и тут же одержавшей решительную викторию партией большевиков скрывается столь давно и столь безнадежно всеми ожидаемая финальная схватка сил добра и сил зла, Христа и антихриста. Антихрист – вот он уже.

Главное же, как и было предсказано, мы обманулись, приняли его за Спасителя и сейчас время торжества зла. Сама Земля Обетованная, наша земля со всем, что в ней было и есть, отдалась ему, сделалась нечистым царством. И все-таки нас не оставляет надежда, что конечная победа останется за Христом и супостат на веки вечные будет сброшен обратно в адскую бездну. Тогда и наступит, придет время пресветлого райского царства, будет построен научный коммунизм.

Я писал такое понимание мира, будучи убежден, что оно непоправимо утрачено, сгинуло без остатка, писал наугад, неуверенный ни в словах, ни в том порядке, в каком они должны следовать друг за другом, оттого меня так поразило, когда в обществе «Мемориал», куда с середины осени прошлого, тринадцатого года я хожу как на работу, почти каждый день – мой хороший знакомый, Борис Беленкин дал мне прочитать воспоминания Александра Евгеньевича Перепеченых «Трагически ужасная история XX века. Второе пришествие Христа»: записанные и с крайним тактом, я бы сказал, целомудренностью отредактированные (везде слышен живой голос автора) Шурой Буртиным и Сергеем Быковским. Опубликовало их издательство «НЛО».

А.Е. Перепеченых отсидел десять лет при Сталине, причем по большей части на Колыме, но и там месяцами не вылезал из БУРов – бараков усиленного режима, с их неимоверным холодом и убийственно малой пайкой за то, что отказывался работать в дни, на которые падали двунадесятые праздники. Сидел Перепеченых и дальше, при Хрущеве и Брежневе, только тогда религиозные статьи были уже спрятаны за невинным тунеядством, и он, хотя всю жизнь работал с восхода до заката, строил дома для людей и коров, то есть в тогдашнем просторечии шабашил и был известен в окрестных хозяйствах как человек в высшей степени добросовестный и умелый, был нарасхват и все равно получал срок за сроком.

Община, в которую входил Перепеченых, была частью течения истинно-православных христиан и числила себя последователями Федора Рыбалкина (по его имени они так и звались «федоровцами»), родившегося в селе Новый Лиман Богучарского уезда Воронежской области. Этот Федор Рыбалкин был солдатом на Первой мировой войне и на этой войне убит. Но потом – дело было уже после революции – в него воплотился Спаситель, Федор Рыбалкин воскрес и стал ходить по селам и деревням, уча народ истинной вере.

Федоровцы прошли через самые страшные лагеря, и те, кто выжил, окончательно освободились только в конце шестидесятых годов. Мир, в котором им довелось жить, они считали за царство антихриста, хотя сами про себя говорили, что после «Второго Пришествия» Христа на землю живут в состоянии радости, как пишет Шура Буртин, так сказать, Вечной Пасхи.

Советскую власть, все устройство законов и правил, по которым она существовала, они понимали исключительно как власть антихриста, считали, что любые документы – паспорта, профсоюзные книжки, как и пенсии, подписки на займы – все это договоры с сатаной, согласие на то, чтобы он тобой управлял. Грех даже водить детей в школу, не говоря уж о службе в армии – все это признание власти антихриста, участие и соучастие в его делах. По свидетельству Соловецкого сидельца Олега Волкова, истинно-православные христиане в лагере даже отказывались называть свое имя – отвечали: «Бог знает».

Книга А.Е. Перепечных, кроме всего прочего, мартиролог по другим федоровцам, по большей части лежавшим в земле, где-то далеко в Сибири, на кладбищах, где не было ни гробов, ни настоящих могил, в лучшем случае – сбитый из двух плашек крест, но главное, она о торжествующем сатане, о его вечном и нескончаемом бале.

И вот я подумал, что литература по своей природе сказка, жизнь в ней такая, чтобы её можно было выдержать и не сойти с ума. Оттого у Михаила Афанасьевича Булгакова сатана зовет к себе на бал каких-то дантовских или позднеготических персонажей, убийц своих детей и мужей; женихов, продающих невест в публичные дома. На одну ночь он извлекает их из ада, будто дает свиданку с волей, а потом отправляет обратно в бездну, на вечные муки.

Конечно, и с таким балом Булгаков всю жизнь ходил по самому краю и, если сумел в основном дописать роман на свое и наше счастье и сумел умереть в собственной постели, то лишь благодаря редкостному везению. Но если бы сейчас мне при совсем других обстоятельствах довелось инсценировать бал у сатаны, я бы оставил в покое резиденцию американского посла, тем более, что она называется Спасохаусом – почти домом спасения; сказал бы себе, что и для антихриста дипломатический иммунитет есть дипломатический иммунитет, нарушать его просто так он не станет, и потому все, что происходит за высокими посольскими стенами и было и останется изъято из общего порядка вещей. Бал же у сатаны сделал, хотя бы отчасти основываясь, с одной стороны, на «Воспоминаниях» А.Е. Перепеченых, а с другой, на очень любимых народом новогодних праздничных концертах разных ведомств, испокон века охраняющих наш сон и покой. Ритмику, как привычно, задал популярными патриотическими и лирическими песнями, а между шли бы вставные номера. Нет сомнения, что их бы легко набралось на бал, который длится не одну-единственную ночь, а много лет, даже десятилетий, но пока, для затравки, ограничимся двумя.

Первая сцена основана на воспоминаниях, частью опубликованных, Ю.П. Якименко, бывшего профессионального вора, потом, еще