Охота - Кирилл Цыбульский

к ее душе. – Самый крепкий из них приставил к ее горлу нож. Ублюдок обещал перерезать жизнь женщины, стирающей его сраные трусы с младенчества, если утром она не усыновит его. Смешно, не правда ли, Джек? Кто-то берется решать судьбы других.

В глазах журналистки блеснул огонек, знакомый великану. Искра бесстрашия.

– Не отвлекайся, дорогуша, – сказал Джек. – Я хочу узнать, чем закончилась эта история.

Катрин вскочила и схватила бокал.

– Закончилось тем, что ее изнасиловали, мудак!

Она вдавила ножку бокала в бровь великана, не успевшего сообразить, что происходит. История опьянила его.

Из глаза брызнула кровь. Катрин видела, как закаленное стекло рассыпалось на мелкие гранулы. Девушка видела, как кровь заполняла правую половину лица, словно занавес, таящий на сцене. Представление только начиналось.

Взбитые сливки – это страсть. Когда великан пронзает тело юной девушки, не способной потерять сознание от раскаленного возбуждением члена, – это страсть. Когда он кончил внутрь, но член все такой же твердый, что взбивает белок в густую пену вокруг влагалища, – это… Правильно. Это страсть. Второй секрет молока «Parker’s».

Коровы всматривались в лицо Катрин. Нечеловеческое наслаждение на устах Джека отражалось хриплой болью, застрявшей в горле девушки. Журналистка видела Клару, видела нож, проскальзывающий между ее грудей, и малолетнего насильника сверху. Настолько ясная картинка, будто Катрин стояла в ту ночь рядом с ней – с женщиной, которую Катрин не смогла назвать матерью – и наваливалась на нее всем телом, мешая крику вырваться из переполненной груди.

Скверный пар вывалил из ноздрей коров и Джека. Девушка рухнула на пол.

Великан запрокинул голову, и мощная грудная клетка, покрытая испариной, поднялась к шее вслед за плечами. Легкие втянули две цистерны прохладного ночного воздуха, и тело Джека словно стало крепче. Мышцы гудели, как после тренировки, наполняя кровь сладкими гормонами.

Выпотрошенное тело Катрин не сопротивлялось. Джек поднял решетку, в которую просачивалась вода вперемешку с пометом скотины, принес лестницу, и та стала вдвойне длиннее, когда великан тряхнул ее. Из глубины послышался громкий хлопок. Дно.

Лестница прогибалась под весом двоих. Джека и его жертвы. Катрин левитировала в пространстве, подчиняясь фокусу мастера. Великан держал ее за волосы и спускал рядом с собой.

Струйка холодного пота от дыхания пасти ямы пробежала вдоль позвоночника Джека. Он наконец разжал пальцы и швырнул девушку в угол.

Ночь не замечала того, что происходило в сарае Паркера. Луна наградила молчанием обещание, сдержанное Джеком. Сегодня он был тем, кем был всегда. Он был честен с Катрин. Настолько честен, что разрешил погладить самого милого поросенка:

– Он весь твой, – сказал Джек и поднял лестницу на поверхность.

Голова Катрин упала на плечо. Рядом с ней в подвале был грязный поросенок, крохотное существо, обнимающее колени и прижимающееся к сырой стене от пережитого ужаса. Ребенок.

Глава 23

С потолка смотрела огромная трехглазая змея. Кобра, расправившая свой капюшон. Она не позволяла пошевелиться, сковывая движения яркой окраской, горевшей испепеляющим пламенем. Окрас, отпугивающий хищников, позволяющий обходиться без боя. Достаточно продемонстрировать свою силу, и соперник отступит, решит не ввязываться в тяжелую схватку.

Что происходит? Где тень Терри? Неужели он умер, неужели…

Сознание окутывал густой туман, будто кровь уже разъедал яд. Свет оглушал и посылал в мозг сигналы боли. Терри почувствовал, как вены на запястьях вздуваются от невозможности поднять руки, защититься от броска прирожденного убийцы. Иностранец знал, что его ждет: паническая атака, приступ удушья, паралич. Он потеряет контроль над собой, тело сдуется, словно воздушный шар, оставив лужу дерьма и мочи, в которой найдут Терри. Такую смерть он заслуживал.

Пол, на котором лежал Терри, заскрипел от отчаянных попыток высвободиться. Стон, принадлежащий кому-то еще, кроме теряющего самообладание иностранца, готового взвыть от тесной клетки, в какой он ощущал себя под взглядом светящихся глаз, этот стон возвращал к реальности. Звуки разрезали мглу, затянувшуюся перед ним и пытающуюся обмануть Терри, подменить карты в его руках. Мысли перестали комкаться, как неудачные рукописи, слова наконец обрели форму, способную к жизни.

Терри превозмог боль и рассмотрел горящие глаза. Лампа. Это чертова лампа! Где он находится? Почему не может пошевелиться?

Последним, что выдавала ему память, были воспоминания о Монике. Девушка. Проститутка. Труп. Терри помнил их разговор на набережной. Толстяк Лобовски, вилка в паху и Эмир. Терри позвонил Монике, и та послала его, не желая больше слышать. Затем он увидел ее лицо. Черное от холода и смерти. Лицо смерти.

На этом память обрывалась, как и жизнь иностранца. Он навсегда был закован в минуты, связанные с любимой. Их судьбы прервались в один день. После этого осталась пустота, не зарастающая рана на месте сердца.

Терри изо всех сил закапывал голую яму внутри себя. Виски всасывался в кровь, и на следующий день иностранец нуждался в новой дозе. Наркотик, прокручивающий в голове старую жизнь, единственную, что оставалась у Терри.

Стоило приподнять голову, как на запястьях удалось рассмотреть кожаные ремни. Черные, жесткие ленты, приковывающие к столу. То же – на щиколотках. Терри полностью обездвижен. Он может кричать, биться головой и разрывать тело на алые лоскуты, но останется частью кровати, от которой сводило мышцы. Терри выгнул спину, пытаясь вырваться, и тут же ощутил жгучую боль на запястьях и щиколотках. Отчаянные попытки стирали кожу на тощих конечностях, и кожаные ремни вгрызались в кости, растирая их в пыль.

Стены небольшой комнаты отличались холодным видом от тех, что Терри удавалось видеть раньше. Слепой цвет стен, металлические ящики и шкафы, отражающие блеск высокой лампы, за пределами которой горела лишь тьма. Трехглазый столб освещал помещение как фонарь, создавая окно видимости, туннель, ведущий в никуда.

Иностранца бросило в пот. Он ощутил холодную влажность между спиной и кроватью. Терри поднял голову и осмотрел свое тело. Должно быть хоть что-то. Что-то, подталкивающее к разгадке, почему он оказался здесь. Его глаза блуждали по отдельным участкам тела, организм был слаб, чтобы удерживать шею и внимание больше, чем на несколько секунд. Приходилось вертеть головой, жмуриться, вдавливая глаза в череп, даруя телу необходимое расслабление.

Терри изогнулся и увидел жалюзи. Прямо за ним. Окно. Черное окно. Ночь. Иностранец вновь осмотрел тело. Нет. Не может быть. Только не это! Он лежал голый под пристальным надзором лампы ночью, привязанный к столу. Все сошлось. Терри понял, где находится.

Это больница. Палата. Терри вляпался по-крупному. Кровяные подтеки на руках и ногах гнали ту мысль, говорившую, что это все сон. Черта с два! Черные ремни ущипнули его с десяток раз.

По левую руку стояла капельница. Прозрачная жидкость по капле поступала в его кровь, прямо в вену, из которой выходила игла. Должно быть, это наркоз. Препарат усыпит Терри на несколько часов, а затем он очнется другим человеком. Или не очнется вовсе.