Охота - Кирилл Цыбульский

секунд повисло молчание. Джек переворачивал последний кубик розового мяса на белоснежной тарелке. Он наколол его на вилку, оставив на фарфоре лужицу крови, и коснулся металлом зубов, издав разрезающий звук.

– Прощу прощения, Джек, мне надо…

Катрин встала из-за стола и хотела сбежать, но крепкая рука Джека остановила ее. Мужчина сверлил серыми глазами, он проникал в сознание девушки, читая ее мысли и подменяя их своими. «Смерть» – думала Катрин. Лишь одно слово приходило на ум от взгляда этого человека.

– Куда же вы? Я еще не услышал вашей истории.

Тело объяли цепи, толстые звенья тянули девушку обратно на стул, туда, где тридцать четыре года назад стояла ванночка великана. Неудавшегося выкидыша.

Зачем он притащил ее в сарай? Зачем поставил на место своего рождения? Черт! Он конченный псих. Катрин боялась представить, что может скрываться в доме. Смерть. Смерть. Смерть.

– Мне нужно идти, Джек! – крикнула она.

– Тсс! Не пугай мою лошадку, Катрин, – сказал Джек. – Стоило сменить задвижку ее загона на более крепкую. Видишь ли, Мэгги иногда вырывается по ночам и давит кур. Неприятное зрелище. Жаль, что я так и не успел этого сделать. Если Мэгги испугается, она выбьет дверь стойла.

Джек расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки, за которой показалась голая грудь и два маленьких соска. Кожа казалась нежной, детской.

– Видишь эту вмятину, Катрин? Так случается, когда Мэгги теряет над собой контроль. – Джек указал пальцем на карьер размером с его кулак прямо по центру грудной клетки, огромное высушенное озеро. – Мои кости крепкие, а вот твои… Мэгги растопчет, едва задев.

Великан держал девушку, теряющую сознание от фантомной боли, пронзившей ее насквозь. Катрин больше не могла сражаться, она сдалась. Смерть, или жизнь в этой глуши – все равно. Даже если ей удастся выжить, жизнь никогда не вернется в старое русло. Вот так. Одна встреча. Один чертов разговор разрушает ее жизнь, крошит кости в порошок и поджигает как порох.

Катрин загорелась и потухла в один миг, словно падающая звезда. Девушка не успела загадать желание.

Тусклый желтый свет нависал над журналисткой и жаждал услышать историю. Скольких еще девушек заманивает к себе ангелочек Паркер? Сколько…

Тсс! Теперь очередь Джека задавать вопросы.

– Давай же, Катрин! Я был лучшего о тебе мнения, – он приблизил к ней свое лицо, похожее на скалу, не выдающую ни одной эмоции, кроме необузданного нетерпения. – Я хочу знать о тебе все. Малейшую деталь.

Лицо девушки осунулось. Она постарела на несколько лет. Кожа потеряла былой лоск и истончилась. Казалось, ее мог порвать один только взгляд высокого человека.

Катрин лишь иногда моргала, что выдавало в ней жизнь. Историю. Этот ублюдок ждет от нее историю. К черту его! Она хочет просто умереть.

Джек разлил вино по бокалам. Им стоило выпить, немного расслабиться, и быть может, разговор пойдет в верном русле. Великан размахнулся и со всей силой разбил бутылку под ногами.

– Рассказывай мне эту чертову историю, сука!

Лампочка задрожала на потолке. Ее покачнул вопль огромного человека, который поднимался все выше к потолку, его плечи становились толще от кипящей в сосудах злости, вены надувались синими молниями. Голубая кровь. Ангел.

– Я жила… – начала Катрин.

– Громче!

– Я жила с сестрой в одной комнате. На втором этаже, – голос девушки умолял пустить пулю прямо в висок, боль от каждого слова становилась все сильнее. – Внизу жили Клара и Дэйв. Они… Я…

– Ну же! Давай!

– Я так и не смогла назвать их родителями.

У Катрин было стеклянное лицо. Такое чистое, светлое. И холодное. Морщины разгладились, и журналистка обернулась в то самое лицо. Она надела маску, которую предпочитала скрывать все эти долгие годы.

Катрин так устала прятать ее, устала перекладывать из угла в угол, доставать из-под дивана и закапывать в стопку белья на дно шкафа. Сейчас она могла быть той девочкой, от которой бежала вот уже пятнадцать лет.

– Почему же, Катрин? – спросил Джек. – Неужели с тобой плохо обращались?

– Клара долгие годы работала в приюте, куда вы поставляете свое молоко, – ответила Катрин. – Я помню, как она впервые улыбнулась, когда увидела меня на пороге. Клара светилась на фоне мрачных стен. Она относилась ко мне лучше, чем родная мать, продавшая дочь за дозу героина. Клара всегда говорила, что я должна благодарить господа за то, что мне повезло встретить крестную маму, как я ее ласково называла.

По тонкой стеклянной маске покатились слезы. Роса, копившаяся год за годом в ожидании грозы.

– Она удочерила меня сразу после отказа одной семьи, интересовавшейся мной некоторое время. Такова была процедура. Бери – если никому не надо. – Катрин тяжело вздохнула. – Я покинула приют, а вот Клара осталась в нем. Никто не был в восторге от того, что воспитатель удочеряет воспитанницу. Но видеть меня в этом чудовищном месте было для Клары пыткой.

Катрин не заметила, как ее бокал опустел. Шанс… За воротами сарая горела чернильная ночь, луна накалялась, подобно вискам журналистки, и угрожала лопнуть в любую секунду.

От рассказа девушки животные успокоились. История Катрин была детской мазней на фоне того, что им приходилось слышать в этих стенах. Казалось, успокоилась и пыль, поднявшаяся от взъерошенного сена перепуганными животными. Не унимался лишь тот, чьи глаза полыхали ярче луны, впиваясь во взгляд Катрин.

– Когда дети увидели, как их воспитательница берет меня за руку и уводит за дверь… Когда они увидели, как я счастлива…

– Ну же, Катрин! Вытри эти сопли!

– Дети подходили к Кларе каждый день, повисали на ней, как на вешалке, которая примет их грязные пижамы и заберет домой…

Катрин не сдержалась и заплакала. Быть может, это ее исповедь перед… Перед ангелом, скалящим от удовольствия зубы.

Ад представлялся ей иначе: бездонные озера, наполненные черной водой, хребты темных глыб, словно скелеты существ невероятных размеров, попавших сюда одними из первых. Катрин чувствует каждый свой шаг, оглядывается и даже может описать пейзаж. Она ощущает, как насквозь черная трава прикасается к ее голым ногам, слышит, как сырая земля запоминает ее след, но не может увидеть собственное тело. Катрин трогает пустоту, на месте которой должны быть ноги. Где они? Катрин знает, что сделала шаг! Что, черт возьми, происходит? Где она? Где физическая оболочка? Плевать на оставшуюся чувствительность, ей нужна оболочка, чтобы было к чему прикоснуться! Верните! Верните!

Кошмары снова стали посещать Катрин. На сей раз наяву. Дрожь пробежала от макушки до кончиков пальцев. Журналистка высморкалась в салфетку, размазав красную помаду по подбородку. Снова эти видения… Она так устала. Господи, как же она устала…

Джек наблюдал за Катрин, не смея прервать ее боль. Она ласкала его нежнее всех прикосновений.

– Однажды ночью, когда воспитатели уже спали, несколько подростков пробрались в спальню, где спала Клара. – Катрин вернула себе стеклянную маску, впредь ничто не могло притронуться