Ты погляди без отчаянья… (стихотворения) - Рабиндранат Тагор

Первое богослужение

Храм властителя трех миров…Говорят, Вишва Карма, божественный зодчий[87],Воздвиг этот храм в незапамятные времена.Камни таскал для него Хануман, царь обезьяний[88].Сочиненья ученых историков нас убеждают,Что храм своему божеству построило племя               киратов[89].

Раджа воинственный некогда край покорил.Кровью жрецов обагрил он святилища двор.Божество сохранилось, новое имя приняв,Под покровом обрядности новой.Тысячелетнего поклоненья поток вспять повернул,Но кирату теперь недоступна святыня:Неприкасаемые не смеют войти в этот храм.

Ныне кират, – от общины отторгнут, —В селенье своем, на восточном живет берегу.Он – поклонник без храма, но есть у него               песнопенье.У кирата искусна рука, безошибочен глаз.Он – мастер каменной кладки.Врезать в медь он умеет серебряные цветы,Изваять божество из черного камня.Государь – не защита кирату.У него отобрали оружье и знаки почета,Книжную мудрость ему изучать не дано.На небосклоне кират различает главу золотуюОстроконечного храма,Издали кланяясь ей.

Полнолунье в картике[90] месяце, празднество в честьПервого богослуженья.Флейты поют; мриданги, тарелки гремят               на подмосткахСтоят на равнине шатры.Кое-где развеваются флаги.Вдоль обочин дороги разложили торговцы товар:Медная утварь, серебряные украшенья, шелка,Изображенья богов,

Деревянные домору, куклы из глины и дудки               из листьев,Дары божеству – плоды, плетеницы, куренья,Светильники и сосуды крохотные со святою водой.Зазывно болтая, дает представленье штукарь.«Рамаяну» сказывает неподалеку рассказчик.Конная стража с оружьем, в одеждах блестящих,               кругом разъезжает.Царский сановник под балдахином сидит на слоне.Трубит в трубу, впереди выступая, прислужник.Хозяйку богатого домаВ паланкине, парчой занавешенном, слуги несут.Нагие саньяси – отшельники, – с пеплом на лбу               и всклокоченными волосами,У подножья баньяна расположились гурьбой.Женщины к их ногам складывают приношенья:Сласти, плоды, молоко, рис, топленое масло.Время от времени гул небеса потрясает —Гремит славословье властителю трех миров.Завтра первое богослуженье:Астрологи благоприятный наметили час.Раджа великий приедет на царском слоне.Вдоль дороги висят на деревьяхПлетеницы душистых цветов.Пять манговых листьев кувшин украшают               священный.Дорожную пыль то и дело кропят ароматной водой.

Тринадцатый день луны склонился к закату,Отгремели в святилище гонг, барабан, литавры,Первой стражи конец возвещая,Пеленою подернулся месяц.Лунный свет, как сквозь дымку беспамятства,               кажется мутным.Воздух столь неподвижен, что дым в небесах               повисает.Деревья объяты тревогой! Где-то жалобно воет                собака.Кони ржут и прядут ушами, в сумрак уставясь.Вдруг под землей, глубоко, раскатился путающий                гул,Будто демоны бьют в преисподней в боевые свои               барабаны,Раковина и гонг оглушительно в храме гремят.Путы свои разрывая, взревели слоны —И врассыпную пустились, как вихрем гонимые                тучи.На земле бушевал ураган.Буйволы и верблюды, коровы, овцы и козыВ смятенье бежали стадами,Тысячи жалобно стонущих ошеломленных людей,Точно в тумане, метались, друг друга топча,Не различая своих и чужих в ослепленье.Дым повалил, с треском земля раскололась,Извергая кипящую влагу.Ближнее озеро мигом ушло в песок.Колокол в храме, на башне его островерхой,Вдруг закачался со звоном – дон, дон…Грохот обвала внезапно раздался и смолк.               Замерло все…Полнолунье почти наступило. К западу стала               склоняться луна.Дым от горящих шатров кольцами к небу стремился.Лунный свет обвивая, подобно удаву.

Утром плач об умерших звучал повсеместно.Царские воины храм оцепили,От оскверненья святилище оберегая.Прибыл царский министр,Пришел звездочет-прорицатель,Явился ученый – хранитель мудрости древней.Их взорам открылось наружной стены разрушеньеИ – над подножьем статуи – кровли пролом.Ученый сказал: «Если к будущему полнолуньюХрам не поправим – отсюда уйдет божество,Покинув свое изваянье».Раджа велел отстроить разрушенный храм.Тогда отозвался министр:«Киратам одним по плечу возвести эту стену.Но как божество уберечь от их оскверняющих               взглядов?А если величье господнего тела нельзя соблюсти —Что толку тогда восстанавливать храм?»

Явился на зов предводитель киратов, Мадхоб.Бел и чист на седины наброшенный чадор.Старое тело с медным отливом до пояса обнажено.Желтою тканью повязаны бедра.В глазах – доброта и смиренье.У ног повелителя он рассыпал жасминовый цветИ отвесил поклон осторожно,Прикосновеньем своим осквернить опасаясь.Раджа кирату сказал: «Храма без вас не поправить!»«Милостью божьей взысканы мы!» – ответил                Мадхоб,И святилищу он поклонился.«Работать придется с повязкой тугой на глазах,Чтобы статуи бога твой взор не коснулся.Сумеешь ли?» – молвил раджа.И ответил Мадхоб: «Обитающий в сердце               ВсевышнийПоможет мне внутренним оком увидеть свой труд.Работая, глаз не открою!»

Стену из камня снаружи возводят кираты.Трудится в храме Мадхоб,Святилища не покидая ни ночью, ни днем,Глаза ему наглухо черным платком завязали.Поет, размышляет, а пальцы работают споро.«Быстрее, быстрее! – торопит Мадхоба министр. —Дни за днями бегут. Упустишь назначенный срок!»Ладони сложив, отвечает Мадхоб: «ТоропитьДано лишь тому, чьей воли я исполнитель!»

Минуло время ущерба луны, и стала она               прибавляться.Подобно слепому, беседует с камнем на ощупь                Мадхоб,И камень ему отвечает.Стражник следит неусыпно за старым киратом,Чтобы с глаз не сорвал он повязку.Явился ученый: «Одиннадцать дней истечет,И благоприятное время для богослуженья настанет.Закончишь ли к этому сроку работу, старик?»«Мне ли давать обещанья? – с поклоном ответил               Мадхоб. —Когда снизойдет благодать – извещу, а дотолеПосещенья – лишь делу помеха».

День шестой миновал, а за ним и седьмой.Лунный свет, через дверь проникающий в храм,Ложится на белые кудри Мадхоба.…Солнце зашло, и бледное небо луна осветила.Исполнилось ей от рожденья одиннадцать дней,Вздохнув глубоко, посылает кират стражника               с доброю вестью:«Кончил работу Мадхоб. Не упускайтеблагоприятного часа!»

Стражник уходит. Срывает повязку старик.В двери святилища лунный вливается свет,Озарив божества изваянье.

Стал на колени Мадхоб и молитвенно руки сложил.Слезы струятся из глаз.Богу в лицо он глядит неотступно.Впервые за тысячу лет увидел поклонник               свое божество.

Владыка в святилище вошел.Мадхоб головою склонился к подножию статуи                бога.Меч обнажил раджа и голову разом отсек.Это – первая жертва была божеству и последний               поклон.

Не к месту

Модхумо́нджори[91] и вьющийся жасмин        Десять лет прожили тело к телуИ на трапезе из утренних лучей,        Расправляя листья, повторяли:                «Вот и мы!»        Между веток их была борьба        Вечная за обладанье местом,        Но она в их душах никакой        Злобной черноты не оставляла.

Но однажды в неблагоприятный час        Тот жасмин, не знающий сомнений,

Неразумно ветку протянулК сети тонких нитей из металла,Не поняв, что те – другой породы.Но в конце срабона в небесахГруды белых облаков собралисьИ на шаловый спустились лес.

Сразу утро золотистым стало,Охмелел жасмин в своих цветах,И вокруг покой и мир царили,И от перелета гулких пчелШефали дрожала тень живая.В полдень голубь там заворковал,Все вокруг объято было негой.

На закате в день осенний тотВ облачках игра возникла красок,И тогда-то появились тамЛампы электрической друзья.И глаза их кровью налились,И жасмин им дерзким показался:Как он смел ненужностью своейТо затмить, что так необходимо.Острый крюк забросили ониИ цветы жасмина оборвали;И тогда лишь осознал жасмин,Что те ниточки – другой породы.

Сын человеческий