Ты погляди без отчаянья… (стихотворения) - Рабиндранат Тагор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
9
В лесной листве, забрызганной росой,Заря лучами первыми сверкнула.И звездочет промолвил: «Мы пришли».До горизонта с двух сторон дорогиШевелятся колосья в мягком ветре —Ответ земли небесному посланью.Из горного села в село у речкиПоток людей струится, как обычно.Гончарный круг вращается, гремя.Несет дрова на рынок дровосек.Пастух на поле выгоняет стадо.К реке кувшины девушки приносят.Но где оплот раджи? Где рудники?Где книги мантр, в которых смерть и мука?Ученый молвил: «В знаках нет ошибки,Сюда вели и здесь остановились».Так он сказал и голову склонилИ к роднику затем сошел с дороги.Вода из родника течет, как свет,Как утра песнь, в которой смех и слезы.И хижина невдалеке, меж пальм,Окружена недвижностью стоит.Поэт к порогу с берегов нездешнихПришел и просит: «Мать, открой мне дверь!»
10
Луч солнца тронул запертую дверь.И люди все почуяли в себеСлова рожденья: «Мать, открой мне дверь!» И дверь открылась.
Мать на траве сидит, в руках – младенец,Словно в руках зари – звезда рассвета.
Коснулось солнце головы младенца.Коснулся струн поэт и песнь запел:«Да славится родившийся, бессмертный».Все слышавшие стали на колени:Раджа и нищий, праведник и грешник,Глупец и мудрый. И провозгласили:«Да славится родившийся, бессмертный!»
Из книги «Последняя октава» («Шеш шопток»)
1935
* * *
Господину Шудхиндронатху Дотто
1
Теперь я к рисованью пристрастился.Стихи ведь – как богатые невесты,У них приданое – богатство смысла,Им нужно разговором угождать.Рисунки же скромны и молчаливы,И с ними я могу таким же быть.Как из цветов рождаются плоды —Словами только можно описать,А пляску света и теней в лесу —Изобразить возможно лишь в рисунке.Там стелются сухие листья,Порхают бабочки,Мерцают ночью светлячки,Их очертанья на лесных подмосткахМелькают в легкокрылом танце.Никто ни перед кем там не в ответе…Правленье слова властно и сурово,Рисунки ж не грозят перстом,Мне улыбаются, когда рисую.
Забросил я дела, теряю письма.Чуть улучу минуту, я спешуСосредоточиться, порисовать.Таилась эта страсть на дне души,А вот теперь окрепла, осмелела,Рисует, не считаясь с мненьем мира,Не внемлет похвалам и порицаньям.
2
Душа моя довольна.Перо, которым я рисую,Не взнуздано желаньем славы,И не хозяйничает имяНад вольным творчеством моим.Свой коврик на груди моих картинОно не расстелило и не село,И не подталкивает, и не говорит:«Меня ты прославляй».Хотя само напыщенное имяИ не работает и не творит,Но хочет все себе оно присвоить,Рассыльных славы держит у ворот.Оно из тысячи заказов разныхДля прославления себя престолПред самым творчеством воздвигло.Пока еще не заявилось имя,Я рисовать могу свободно,Самозабвенно, вольно, как весна.
* * *
Цветы из цветника сегодняЯ связывать не стану,Я не возьму тесьмуИз нитей золотых.
Мне домочадцы говорят:«Но если ты цветов не свяжешь,То как мы их возьмемИ как в сосуд с водой поставим?»
Я отвечаю:«Цветы сегодня словно танцовщицыНа празднике своем.Беспечное веселье в их движеньях,Их хоровод средь бокулов резвитсяВ лучах полуденных весенних.Любуйтесь их игрой привольнойИ слушайте их нежный шорохИ будьте тем довольны».
Мой друг сказал с упреком:«Пришли мы в дом к тебе,Чтоб жажду утолить из чаши полной,А ты нам говоришь,Что сам разбилРазмера песенного чашу.Зачем закон гостеприимстваТы нарушаешь?»
Ответил я: «К источнику пойдем,Смотрите, как ручей течет свободно,То узкой, то широкою струей,Он прыгает с уступа на уступ,Скрывается в пещере.Вот грузный каменьВстает, как варвар, на его пути,А там древесный кореньПростер, как нищий, скрюченные пальцы, —Иль серебро струи схватить он хочет?»
Собравшиеся люди мне сказали:«Что ж ты слова не сплел в стихотворенье,Куда ушла помощница твоя?»Ответил я: «Ее вам не узнать,Ведь у нее померкло ожерелье,Рубины на браслете не сверкают».Сказали люди: «Что ж нам ждать напрасно?Что мы получим от нее?»«Полу́чите все, что дают цветыНа стебельках и на ветвях,Среди листвы зеленойИх краски радужно блестят,А запах веет в дуновенье ветраИ опьяняет свежий воздух.Цветы не для того, чтоб рвать в охапку,А для того, чтоб мы их красотуЦенили бескорыстноТам, где они растут».
* * *
При встречеМы с ней переглянулись.Я был так молод.Она меня спросила:«Кого ты ищешь?»
Я ей ответил:«Поэт вселенной из своей поэмы бесконечнойОдну строку зачем-то вырвалИ плыть ее пустилВ поток земного ветра,Где аромат цветов плыветИ звуки флейты.Строка кружит, ища строку созвучную другую,
И поисков безмолвное жужжаньеЗвучит в ее пчелиных крыльях».
Она молчала,Смотрела в сторону куда-то.Мне стало грустно,И я спросил: «О чем ты думаешь?»
И, обрывая лепестки, она сказала:«А как узнаешь ты – нашел иль нетСреди бесчисленных мельканийЕе созвучную одну?»
Я ей ответил:«То, что ищуВ раздвоенной неполной жизни —Большая тайна,Она откроется сама собой,Откликнувшись необычайно,И тайну я узнаю —Созвучие с душой другого».
Она молчала.На смуглой нежной шееБлеснуло тоненькое ожерелье,Как будто облачка слегка коснулсяОсенний бледный луч.В ее глазах мелькалаКакая-то растерянность, боязнь,Что кто-то навсегда уйдет, ей не открывшись.Она стояла неподвижноВ тревоге – и не знала,На что решиться.Я встретился с ней на краю дорогиВ широкий мир,Я ждалЖеланной встречи…Она ушла.
* * *
Мерцал светильник медный на подставке,Фитиль соломинкой в нем подправляли.Узорный светлый пол блестел,Как будто сделан из слоновой кости,А на полу расстелены циновки.Мы, дети, кучкой собрались в углуПри тусклом свете.
Вошел старик Мохон Шордар,Лицо его – с дубленой темной кожей,Окрашенные волосы завиты,Навыкате глаза.От дряхлости все тело дряблым стало,И ноги, руки – длинные костяшки,А голос или зычный, или тихий.Мы любим страшные его рассказы.Вот он садится между намиИ начинает свой рассказ о Рогхо.Мы слушаем, оцепенев, чуть дышим,И все у нас колышется в душе,Как ветви джхау в южном ветре.
Перед окном открытым в переулкеСтолб с газовым зажженным фонаремСтоял, как одноглазый призрак,С угла на темной улице раздалсяПевучий выкрик продавца жасминов.А рядом во двореЗалаяла собака.Пробили в колокол у входа – девять.Мы тихо слушаем рассказ о Рогхо.
У сына Тотторотно в доме праздник —Ему давали шнур священный;И Рогхо передал с гонцом:«Одним «Прими поклон» не обойдешься,Не думай о расходах».И Рогхо написал, чтобы правительПять тысяч рупий выдал на расходы.Вдова налог радже не уплатила,И дом ее к продаже был назначен.К правителю в дом заявился Рогхо,Сполна за долг вдовы с ним рассчитался,Сказал: «Ты грабил многих бедняков,Так пусть им хоть немного станет легче».
Однажды в полночьС добычей Рогхо возвращался,Шел к узкой длинной лодкеВ тени смоковницы на берегу.Тут он услышал —В деревне, в доме том, где свадьба, – плач.Жених повздорил и невесту бросил,К ногам его отца упал с мольбойОтец невесты, – в этот миг с дорогиИз зарослей бамбуковых густыхРаздался клич: «Ре-ре… ре-ре… ре-ре…» —И звезды в небеКак будто вздрогнули.Все знают, это грозно кличетРазбойник Рогхо.И с женихом богатый паланкинНосильщики в испуге уронили.Тут прибежала мать невестыИ с плачем умоляла в темноте:«Сынок, спаси честь дочери моей!»
Встал Рогхо как посланец бога Ямы,Из паланкина вытряс жениха,Отцу его отвесил оплеуху,И тот упал на землю, оглушенный.Вновь в доме раковина заиграла,И женщины встречают жениха.Вот Рогхо сам с разбойничьею шайкой;Как привиденья в ночь женитьбы Шивы,[94]Тела умащены, полуобнажены,А лица в саже.Сыграли свадьбу,Кончалась третья стража ночи.Разбойник, уходя, сказал невесте:«Сестра моя,Коль вновь тебя обидят,То вспомни Рогху».
Пришло столетье, новое, иное,И детвора теперьПри свете электрическом читаетВ газетах сообщенья о разбоях.А вечера прослушиванья сказокУшли из мираС воспоминаньем нашимИ со светильником погасшим.
* * *
