Первое дело Иеро - Василий Щепетнев

Но снов-то как раз и не было! Если Аббат не смог проникнуть в них, то ему, Иеро, не стоит и пытаться.

Или стоит?

Но он предчувствовал, что подобное будет напрасной тратой сил. А они, ментальные силы, ох как еще пригодятся.

В раздумье Аббат пошел ко второй двери. Она вела тоже в коридор, но коридор иной — еще больше, еще шире. Нет, просто невозможно представить, чтобы поселенцы сумели построить подземный городок за столь короткое время. Тут требуются и силы иные, и знания иные.

Но Иеро отложил вопросы на потом. Сейчас он был захвачен видом поселения. Коридор стал улицей, от которой отходили другие улочки и переулки, множество арок и дверей вели в разные стороны. Казалось, здесь могут жить не двести человек, а много больше. Пять тысяч, десять.

Они прошли через площадь, посреди которой тоже был фонтан, только фонтан без воды. Аббат Демеро ничему не удивлялся.

Иеро удивлялся всему.

Они подошли к очередной двери, на которой чем-то, похоже углем, был нарисован восьмилучевой Крест Аббатств.

— Здесь находится канцелярия поселения. Дом Совета. Во всяком случае, находился прежде.

И эту дверь достаточно было толкнуть.

Внутри комната разительно отличалась от комнаты Дома Совета в Но-Оме обстановкою, но поразительно напоминало ее сутью.

Стол и стулья были из того же дерева-бронзы, что и все остальное, встреченное Иеро в поселении. Универсальны материал. Но на стене висела вытканное изображение Спасителя На Кресте, на другой — лик Основателя Союза Аббатств величайшего Лек-Сия, на третей — карта Союза Аббатств. Поселение Мира Красного Песка было отмечено особо, в стороне, на отдельном полотне. Представляло оно собою переплетение ходов и помещений, некоторые из которых вытканы были голубой нитью, некоторые желтой, а две — красной — все по черному фону.

Аббат на полотна не смотрел. Сел за стол, поискал внутри и, удовлетворенный, вытащил цисту, из цисты — свиток, развернул его и начал читать.

— Здесь работает мой ученик, Шерлок Кин. Вижу, он не забыл моей просьбы. Почитаем…

Иеро встал рядом. Аббат расположил свиток так, чтобы и Иеро было удобно…

Я начал вести эти записки отдельно от официальной летописи. Летопись — документ общественный, и в него записывать следует лишь факты, в которых нет сомнения, и которые имеют значение для жизни поселения. Ее пишет пер Шейкли, и я не пытаюсь с ним состязаться. Мое намерение иное — описать то, что видел и чувствовал и думал я, не претендуя на всеохватность и беспристрастность изложенного. Здесь же будут мои сомнения, страхи и радости, то, чего нельзя ощупать или опробовать на зуб, показать другим, то, в чем и сам не уверен, а лишь надеешься — или боишься. Странное занятие — вести подобные записки, вдвойне странное для помощника священника пионерского поселения, но ведь и Мир Красного Песка странный.

Когда по окончании Семинарии я услышал о том, что готовится новый отряд поселенцев, первой моей мыслью было — идти с ними. Новые, необжитые места всегда манили меня, и начать свой Путь я хотел там, где прежде никто не бывал.

Одного я боялся — откажут. Не каждый годится в пионеры — следует иметь ровный, сильный характер, отменное здоровье, умение уживаться с людьми и, помимо основного ремесла знать еще два-три. Насчет последнего я был спокоен — в Семинарии учили на совесть, и каждый ее выпускник знает науку землепашества, может срубить топором избу, а потом из топора же сварить кашу — как шутит наш ректор Аббат Демеро. Здоровье мое, как здоровье всякого молодого семинариста, было весьма крепким, нрава я простого и открытого, но… Но двое однокорытников, которые прежде меня подали прошение о зачислении их в отряд переселенцев, встретили отказ, а были они не менее моего здоровы и умелы.

Однако — приняли! Пер Шейкли сам выбрал меня своим помощником!

Долгое время ни я ни остальные пионеры не знали, куда именно отправится наш отряд. Далеко на Северо-восток, в Дремучий Тайг. И лишь перед самым отправлением нам раскрыли истинное предназначение отряда — мы отправлялись обживать Иной Мир.

Не буду говорить о восторге, испытанном мною. Иные Миры, прежде бывшие лишь отвлеченным понятием — курс Иномирья нам прочитали в последнем перед выпуском триместре, — предстали перед нами новым доказательством могущества Творца.

Путь в Новый Мир, Мир Красного Песка, открывается нечасто, но для людей, не обладающих способностью проникать в Навь, а, тем более, перемещаться между Мирами — редко исключительно, раз в несколько поколений. К тому же нам требовалось взять с собою снаряжение и припасы на первое время, что требует особенно больших расходов ментальной энергии. Потому предпочтение отдавалось тем, кто имел хоть бы самые незначительные способности к перемещению в Навь. По счастью, они оказались и у меня, хотя и в зачаточном, неразвитом состоянии. Вот отчего мне порою снились волшебные, красочные, чарующие сны…

Я не буду описывать порядок перемещения — это секрет от слуг Нечистого, вольных и невольных и даже здесь, этому пергаменту я не доверю его.

Мир Красного Песка поразил нас. Конечно, мы не первые ступили сюда — скауты задолго до нас исследовали его и выбрали место высадки. Исследовали — не совсем точное слово, они узнали лишь крошечную часть Мира, но так бывает всегда. Нельзя исследовать страну издалека. Скауты сносили сапоги простые, нам предстояло сносить семь пар железных — и лишь тогда мы обретем начальное знание.

Первый год нашего поселения изложен в летописи подробно, и мне нечего к нему добавить — кроме чувства гордости за наше Аббатство, достигшее новых пределов. Мы считали себя законными наследниками новообретенного Мира, Мира, дарованного нам Божественным Провидением ради победы над Нечистым. Здесь должны были мы обрести новые знания и новые силы, а главное — выковать новое оружие, копье, разящее Змея. Мир Красного Песка даровал нам и кров, и пищу, и не было у нас иных забот, кроме изучения Наследия.

Все, мужчины и женщины, отдавали Миру каждый миг своего бытия. Даже сновидения заполнены были раздумьями, относящимися к Миру Красного Песка, и часто именно во сне люди впервые открывали то, что затем представало перед ними в Яви.

Мы брали и радовались, радовались и брали, не ради себя, но ради Нашего Мира.

Первый год ушел на обустройство, постижение принципов работы Города-подземелья. Он словно ждал нас, готовый принять, обогреть и накормить своих новых хозяев, но мы в своем невежестве пытались брать с бою то, что приуготовлялось нам щедрой дланью Провидения. Сколько времени мы тряслись над каждым глотком воды, пока не поняли — Подземелье всегда напоит и омоет любого из своих жителей вдосталь. Мы пытались выращивать плоды нашего Мира там, на поверхности, а в глубинах подземная манна зрела не лунами — днями, и сколь ее не ешь, не убавится. Наконец, мы пробовали ставить жалкие шатры, срываемые ветрами и засыпаемые песком, а внизу располагались покои, достойные легендарных римских цезарей, покои, которым не страшны стужа, бури и чудища, населяющие поверхность. К счастью, в ту пору не только мы ничего не знали о чудищах, но и чудища ничего не знали о нас — и это лишнее доказательство того, что Провидение простерло над нами свою длань.